Великая Российская трагедия. В 2-х т.

Изоляции “государства Ельцина” от гражданского общества как раз содействует его линия на демонстративное подчеркивание “ненужности” даже этого псевдопарламента, который уже не устраивает Кремль даже как фасад, как декорация. Здесь навряд ли следует подходить к такой демонстрации упрощенно, дескать, не ведают, что творят, не особенно они умные, эти кремлевские деятели вместе с сонмом своих “советников”. Полагаю, что политическая интрига здесь гораздо глубже. Скорее, речь идет о твердом намерении вообще отказаться от принципа разделения властей, который, если не на деле, то на словах, декларируется в “новой конституции”. Идет линия на то, чтобы постепенно подвести идеологическую и нормативную базу полного отказа от парламентаризма как неотъемлемой составляющей принципа разделения властей. Обществу как бы навязывается идея “привыкания” к такому отказу Кремля от обязанностей соблюдать конституцию и законы, — как в свое время обществу настойчиво навязывалась идея “необходимости разгона Верховного Совета”, идея отказа от “старой, брежневской конституции”, на которой, как оказалось(?!), Президент “даже не присягал” (!?).

Что же делает сей достославный Парламент перед таким концентрированным наступлением тиранических сил на остатки свобод граждан страны? Он озабочен своим собственным положением и унизительно выдвигает предложения — “оставить” диктатора, уже совершившего многочисленные политические, уголовные и нравственные преступления, в должности Президента... еще на несколько лет. В обмен — на пару лет безмятежного и безответственного существования парламентариев! Какой позор!

Мне представляется справедливым вывод ряда исследователей о том, что складывается (если не сложился!) определенный общий фундаментальный интерес разных политических сил, представленных, хотя и в разной степени, в иерархии власти [178]. Соответственно, несмотря на разность взглядов, эти силы начинают ощущать себя единой административно-политической корпорацией. И как всякая “корпорация” начинают бояться выборной демократии, что заставляет ее волей или неволей стать на позиции прямо противоположные интересам гражданского общества. Это — очень опасное для судеб страны явление, свидетельствующее об укреплении тенденции к политико-административной бюрократизации государства, порывающего последние связи с конституционным правом и правом народа на выборную демократию.

Вернемся, однако, к прерванному вопросу.

Идея возможной асимметричности отношений федерального центра с субъектами Федерации была высказана мною в разгар борьбы за подписание Федеративного договора — еще в начале 1992 года. Но она мыслилась не столь грубо и прямолинейно, как это понимается нынешними “творцами” нового федерализма”: речь шла об асимметричности в рамках действующего конституционного законодательства, исключающего всякого рода подзаконные акты, включая президентские указы или правительственные акты. Мы прекрасно понимали уязвимость этого принципа асимметричности в многоэтническом федеральном государстве. Но, похоже, нынешние кремлевские политики, которым сподручнее такие средства, как огульная клевета на “несогласных”, ОМОН, танки, десантные части, “Лефортово”, — всего этого совершенно не понимают. И вряд ли они захотят вдруг изменить эту свою политику на деле. Они к этому объективно не способны.

Они не согласятся отказаться и от своей монополии на власть даже ради сохранения мира в стране. Нет, не захотят. Власть — любой ценой. Это — тоже сущностная сторона содержания ельцинского политического режима. “Мы взяли Власть не для того, чтобы ее уступить” — это знаменитая формула Ленина крепко засела в головах кремлевских правителей и “демократических теоретиков” ельцинской “школы”, взращенной цинизмом, аморальностью и безумным стремлением к этой самой Власти, из под железной пяты которой так и не суждено освободиться народам России.

"Исповедь окончена моя"

Сделана самая небольшая часть работы по исследованию обстоятельств государственного переворота, осуществленного высшей исполнительной властью в Российской Федерации во главе с бывшим президентом Ельциным 21 сентября — 4 октября 1993 года. И анализу тех “мероприятий” внутреннего и международного характера, которые обеспечили успех кремлевским мятежникам.

Будущее принесет, безусловно, фундаментальные исследования по разным блокам проблем, касающихся этой Великой Российской Трагедии конца ХХ столетия, не уступающей по своей масштабности Великой Французской революции, Февральской и Октябрьской революциям 1917 года в России. Конечно, жаль, что Государственная дума решила не создавать специальную комиссию для расследования обстоятельств и причин этой трагедии.

Но между понятиями “расследовать” и “исследовать” — очень большая разница. Долг научного сообщества России — самым тщательным образом исследовать глубинные причины (объективные и субъективные, внутренние и международные) появления Указа № 1400, динамику развития великой драмы, ее трагического завершения и всемирное значение поражения демократии в России. Особый вопрос — исследование той бюрократической Власти, специфики политического режима, которая установилась после поражения демократии и победы путчистов, будущее этой власти — “ельцинского государства-матрешки”, перспектив постельцинского развития.

Что касается моей работы, она — всего лишь один небольшой кирпичик в будущих исследованиях, которые, несомненно, приоткроют завесу над “тайнами” этого жестокого кремлевского восстания против Конституции, несомненно, связанного и с августом 1991 года, и Беловежскими соглашениями декабря 1991 года, и движением российской политики в направлении подчинения интересов страны ведущим западным державам, ее интеграции в мировое сообщество на условиях “младшего партнера”.

Что ждет Россию в будущем? Не нанес ли мощный удар по этому будущему, по надеждам людей кремлевский путч осенью 1993 года? И каково это будущее? Вот еще один блок вопросов, которые требуют своего серьезного исследования.

Знаю, у одних эта моя книга вызовет искреннюю радость, удовлетворение. И таких — множество наших сограждан. Они ждали ее от меня. Многие помогали советами, сведениями и устными, и в письмах. Я им искренне благодарен. У других она вызовет раздражение, злобу. Меня их мнение не волнует. Я сделал то, что должен был сделать. Выполнил свой долг — и нравственный, и служебный, как Председатель Верховного Совета России. Я — теперь спокоен. Пусть рассудит дальнейший поиск, фундаментальные исследования, История.