Стоялов Максим Викторович (СИ)

...В моих отношениях с семьей царя, произошло непонимание и охлаждение отношений. В день моего семнадцатилетия Император положил в один из европейских банков семнадцать миллионов золотом и об этом доложили его супруге Марии Федоровне. Был большой скандал, он должен был объясняться, почему служанке положил такие деньги, и с какой это стати. Ведь это в несколько раз больше той суммы, которая пошла на строительство Ливадийского дворца. С трудом этот скандал замяли. Позже мне стало известно, что я должна была жить во Франции со своей мамой Марией.

Будучи во дворце, часто видела того офицера, который привозил деньги за мое воспитание, это был его доверенный друг и адъютант. Но, проходя мимо, он не приветствовал меня и не показывал своего знакомства со мной. Поначалу меня это обижало. Сколько было выплакано по ночам, наверное, с целый Азов. Особенно мне было обидно за матушку. Я ведь чувствовала и знала, что это она, но никогда, за все время не заговорила со мной. Понимаю, она тогда вся была в театре, в поклонниках, проживала в своем дворце, подаренном князем Константином. Но меня, всегда поддерживал Господь и мои братья и сестры по вере. Ведь ближе чем они у меня не было.

Особенно мне нравилось быть с Анастасией - дочерью Николая Второго. Много нас объединяло. Во - первых меня звали Анастасия. Мы были одного роста, с глазами одинакового цвета, волосами, тонкими и длинными пальцами рук. У нас были одни взгляды, и мне нравились её чистые помыслы и нежность души. Росла она солнечным и чистым ребенком.

Но после скандала с деньгами, все прошло. Позже мне сообщили, что моя матушка родила брата. И мне долгое время было очень больно и одиноко. Молилась за нее, за её маленького сына и просила в молитвах, что бы она забрала меня к себе. В это время, мои названные братья и сестры познакомили меня с твоим дедом.

Когда уже носила под грудью твою маму, перед поездкой на юг, твой дед будто виделся с моей матерью. Но никогда мне об этом не сообщал. Просто догадалась по его поведению и некоторым словам. Когда через Нововасильевку на Крым отступала армия Деникина, у нас заночевал офицер. Узнал меня по Санкт-Петербургу, многих вспомнил, а та кто меня интересует - он сказал, уехала с сыном на Кавказ. Быстро отступала армия генерала.

Как-то, как всегда вывела нашу кормилицу козу на выпас за село. И в это время, налетели красные, столкнулись с Деникинцами. И началась страшная сечь. Рубили шашкой от плеча до седла. Всю жизнь она вспоминала эту страшную картину, как люди разваливались на две половины. Прижала я кормилицу к себе, и молилась и просила Господа, чтобы меня не зарубили и конями не затоптали. Много людей тогда полегло. Долго лежали они в степи. И снова Господь от меня беду отвел.

-Бабушка, а что случилось с дедом Василием?

-В тридцать втором, настал голод. Люди ели друг друга, чтоб не умереть. Дед тогда собрал всё золото, что я привезла из С-Петербурга, в качестве приданного, и поехал на Западную Украину, под Залещики, где воевал и попал в плен. Какими он шел тропами, как прошел границу не рассказывал. Но до того места, где спрятал пятьсот червонцев, так и не дошёл. Но, на золото обменял мешок пшеницы. И почти довез домой, но на железнодорожной станции в Мелитополе, милиция конфисковала мешок. Пришлось снова возвращаться назад, где умудрился достать мешок овса. Так по ночам, пешком он этот мешок нёс нам. Шёл, обходя города, села, подальше от людей. За всё время съел только несколько пригоршней овса. Все нам. Пришел вовремя. От голода, мы уже все распухли. Ещё день, два и мы бы умерли. Вспоминала о своих деньгах в Парижском банке. У меня миллионы, а я и мои дети с голоду пухнем. Овёс спас всех нас и наших родственников, тех, кто остался жив. До сих пор, уже внуки тех, кто выжил, вспоминают историю с овсом. Через некоторое время предложили Василию руководящую должность на одной из шахт в Донбассе.

Но вместо руководящей должности, он попал коногоном. Шахта была как тюрьма. Вокруг вооружённые красноармейцы, колючая проволока, собаки и каторжный труд. Им делали профилактические уколы от болезней, и после одного получил заражение крови и умер.

С ним в шахте, был знакомый из Астраханки, говорил, что дед не хотел умирать, плакал и просил отвезти его домой. Ему надо было обязательно мне, что-то сказать. Что с этим он не может умереть и я должна, наконец, узнать. А что, так и не сказал, умер на его руках. Чтобы привезти его и похоронить по-человечески, денег не было. Так и похоронили в общей могиле. Где эта шахта, в каком селении уже и не вспомню. Тяжелые были времена.

В тридцать пятом, твоя мама Вера, окончила школу, и окончила очень хорошо. У нее был редкий талант, как к языкам, так к литературе и искусству. А твоя тётка, и моя дочь - Люба получила божий дар к математике. Лучше её ученицы не было. Учителям с ней было нечего делать. Вера поехала в Днепропетровск, поступать в рабфак. Выбора большого не было, посоветовали подавать документы на бухгалтерский факультет. В тридцать шестом она познакомилась с твоим отцом Иваном, он на то время работал - электриком прокатного стана завода Пиотровского. В тридцать седьмом родился, ты. Я вместе с Иваном работала на заводе.

Непонятный был Иван, слова не вытянешь. Вот ты Юрко школу закончил на тройки и двойки. А твой отец свободно разговаривал на пяти языках. Перед войной, за два месяца, на прокатном стане катали танковую сталь, перегорел двигатель, а это десять тонн. Начальник смены, возьми и обвини во всем твоего отца. Слово за слово, Иван не выдержал и несколько раз ударил его. В тот же день за ним пришли и взяли под арест. Через трое суток, ночью, к твоей маме пришел знакомый. Сообщил, что его тоже арестовали, и он сидел вместе с Иваном. Но его отпустили, а Иван попросил предупредить, чтоб она немедленно забирала детей и уезжала в Нововасильевку, что ее как жену "врага народа" могут отправить в Сибирь. На вопрос - где Иван - ответил, что его на третий день расстреляли.

В июне началась война. Нас всех эвакуировали на восток, но пришлось возвращаться назад. В Нововасильевку пришли немцы. Никого, не трогали. Много, было немецких колонистов. Они помнили твоего деда, бабку. А дальше Юрко, ты все знаешь.

-Юрий помнил, как они с братом Сашкой вечно хотели есть, и выпросили у немецкого солдата плитку шоколада. Как этим шоколадом отравились. Сашку с трудом спасли. Как в сорок третьем, пришла зондер - команда, состоящая их калмыков, под руководством немецкого офицера. Как они поджигали все дома, стодолы, "стайни". Дойдя до их дома, навстречу вышла баба Анастасия. Сначала обратилась к калмыку, тот кивнул на офицера. Бабушка подошла к нему и "загорготала" на немецком языке. Он даже подумать не мог, что бабка могла так "гарно" разговаривать на гусячьей "мове". Офицер ответил, и Анастасия быстро спустилась в подпол и вышла с двухлитровой бутылкой самогонки и вареным гусём в руках. Вся Нововасильевка, знала, что немцы будут отступать и порезали и закоптили всю живность, в том числе и птицу. Бабка варила самогонку очень хорошо. По казачьим рецептам. Шла в степь и собирала для этого дела особые травы. Если кто выпивал её склянку самогону, то до ворот дойти уже не мог. Уж, дюже была крепкая. Калмыки вместе с офицером, ушли в балку. Больше до утра их не видели. Так, Бабка Анастасия спасла несколько хат. А на следующий день, как затрещало вокруг, загрохотало. Пули летали как шмели "вжик", "вжик". Пришла Красная Армия. Когда появились первые бойцы, бабка упала в ноги, начала целовать им руки, благодарила их родимых за спасение. В это время, рядом оказался кинооператор военной хроники, который зафиксировал эту сцену жизни. После войны, Юрий видел кадры документального фильма в кинотеатре, как его бабка встречала красноармейцев.

Скоро недалеко от села, за курганом разместился авиаполк. В их хате, сохранившейся от пожаров, разместились на постой дядя Саша (Покрышкин) и дядя Толя его ведомый. Юрий Иванович и его брат Александр помнят, как дядя Анатолий, приносил из кухни часть своего пайка и подкармливал их. Позже присоединился Покрышкин, который делил свой паек с их семьей. Ему, Юрку больше нравился ведомый Анатолий. Простой, веселый, душевный и компанейский. Покрышкин уж очень был серьезен.