Стоялов Максим Викторович (СИ)

Весь край знал твоего прадеда. Уважали его за справедливость и порядочность, всегда он был званым гостем на свадьбах и крестинах детей. Хотя вероисповедание было тонким делом и щепетильным, так как каждое село, улица исповедовали свои религиозные направления. Одна улица состояла из старообрядцев, другая из молокан, третья из молокан донского толка, позже в конце 19 века, уже четвертая из баптистов и евангельских христиан. Сами они были молоканами донского толка. Строго держались церковных обрядов. Деды всегда были свободны в выборе и объединяли вокруг себя достойных людей. Правда, за свою свободу духа, платили очень дорого. Уже наследники атамана, среди которых был Андрей Ананьевич Стоялов, будучи молоканским пресвитером донского толка, пришли к решению сознательного крещения и присоединились к баптистам. Правда, к этому их подтолкнул сын Андрея Стоялова - Алексей, который первым обратился в баптистскую веру. По приглашению Стояловых, в Нововасильевку приезжали В.Г. Павлов, В.А.Пашков. Позже М.М. Корф удостоил чести отца и сына Столовых, приехав к ним. Как одних из проповедников Евангелия, отца, Андрея Ананьевича отправили в арестантские роты под Оренбург с лишением всего состояния и званий, сына, Алексея Андреевича в ссылку на вечное поселение в Туруханский край.

Позже после выхода царского манифеста, он остановился со своей семьей под Омском, в месте, которое назвали хутор Усово, недалеко от станции Марьяновка. Приглянулся ему могучий край, эти просторы, необхватные ели, вековые мхи. Где чувство свободы присутствовало во всем. Благодаря трудолюбию, молитвам и умению, начали там расти невиданные фруктовые деревья, ягоды, овощи. Многие удивлялись такому чуду. Восстановились его физические и духовные силы.

Алексей Ананьевич был рассудительным, обладающий магнетической волей и убеждением человеком. О его необычайно твердом и хрустально чистом взгляде, проникающем внутрь человека, долго ходили легенды. Сила его веры притягивала к себе многих паломников, которые со всех весей Большой России приезжали за советом и благословением. Заезжал за советом, и отдать дань уважения миссионер Василий Гурьевич Павлов.

Алексей Андреевич тогда попросил Василия Гурьевича, навестить при возможности, около Одессы, в селе Усово его родственницу. Что он позже и сделал. Алексей Ананьевич, умел исцелять и поднимать больных людей на ноги, травами и силой мысли.

Во время смутных событий в 1918 году, будучи в преклонных летах был удостоен чести аудиенции адмирала Колчака. Оказал при этом, Верховному Главнокомандующему ряд услуг. Никто из его родных, так и не узнал каких. Тайну он унес с собой в могилу. В двадцатых и тридцатых годах особый отдел ОГПУ-НКВД, взял Стояловых (Омское колено) детей и внуков под "пристальный" контроль. Подводили под контрреволюционную, позже под антисоветскую деятельность. И только благодаря стойкости духа и вере они всегда выходили живыми и целыми.

-Бабушка, а ты какой веры была.

- Евангелистской. С детского приюта и потом на службе в Зимнем Дворце. И с этой верой я приехала в Нововасильевку с твоим дедом Василием. Он по своему колену остался в вере молокан Донского толка. Они всегда признавали службу за Царя, Веру и Отечество. Свои отношения от всех, мы с твоим дедом скрывали. Ещё до всех событий в семнадцатом, я была в положении и носила твою маму Веру. Василий решил увезти меня к себе домой. Так как Секретная служба, не дала бы нам возможность уехать, то дед попросил своих родственников помочь ему сделать документы (возможно, они сами предложили). В результате я, Анастасия получила отчество Федоровна, а фамилию Степанова. Позже мои братья и сестры по вере способствовали нашему спокойному отъезду на юг Малороссии. Перед отъездом из С-Петербурга дед зашел в фотомастерскую, где ему сделали фотографию, которую вместе с фотографиями своего отца, матушки, четырех сестер и брата, выслал моей матушке, подписав их от своего имени Василия Стоялова.

Родители Василия приняли меня не очень хорошо. Василий писал, что привезет царскую дочь, а привез служанку и еще безродную. Соседи обозвали его "лопухом" потому, что не ту взял. Василий как привез меня, сразу уехал в Ставку Главнокомандующего на Западный Фронт. После Брусиловского прорыва, его под небольшим в то время польским городком Залещики, недалеко от Черновцов, в церкви, вместе с Чапаевым наградили Георгиевским Крестом. Где-то, воюя на Юго-Западном фронте, успел, прежде чем попасть в плен к австрийцам, спрятать пятьсот червонцев, за которые корили его родители, будто он прокутил. Косил пшеницу, ухаживал за лошадьми. Руки сами тянулись за работой. А мысли его были с нами. Я успела передать весточку, что у нас родилась дочь Вера.

Когда распалась Австро-Венгерская империя, его отпустили, пошел он домой, к родителям, ко мне, к своей дочери - твоей маме Вере. Но долго он не прошёл, попал в конницу Буденного, позже в Сибирь к Голикову. В двадцать четвертом году его демобилизовали, проездом заехал к моему сводному брату в Москву, где тот к этому времени стал известным художником - пейзажистом, рисовал ночные пейзажи, но был несчастным человеком. Брат передал для меня две картины.

Маленький Юра вспомнил, что он все время видел эти картины на стене их дома, куда их пересилила новая власть. Взгляд привораживала морозная ночь, одинокая луна, дом, стоящий на пригорке у леса и светящийся огонёк в глубине доме. Еще в сорок третьем году, когда в их доме на постое был Александр Покрышкин со своим ведомым Анатолием, то дядя Саша, когда увидел этот огонёк, не мог отвести от него глаз и все время приговаривал, что это чудо, он как настоящий.

Дед Василий после демобилизации так и не мог найти себя. Его отец Дмитрий со своей супругой в восемнадцатом году были расстреляны ЧК и похоронены с другими односельчанами в общей могиле. Анастасию спасло то, что все знали, будто она была служанкой. В их большом доме, обосновались представители новой власти, позже отдел милиции. Там его чуть не повесили на чердаке, когда он со всей своей безрассудностью и горячностью захотел добиться к себе и своей семье уважения. Родилась Надежда, позже Любовь. Он, чтоб прокормить семью, начал расписывать избы. Это как-то давало кусок хлеба. И как всегда бывает, в один миг все рухнуло, от дифтерии умерла Надежда. Он резко постарел, жизнь для него превратилась во все серое и не нужное. Начал выпивать. Когда приходил выпившим домой, то все выпрыгивали в окна. Орал: "я, вам Романовская кровь, покажу, как меня не уважать", зол был на царя - батюшку, что отрекся он от трона, и огромная страна покатилась в тартарары. Возможно, что-то знал. Прошло время. Нашел себе работу летом на баштане, подальше от людей, от новой власти, умудрялся всегда быть навеселе.

Новое руководство никак не могло узнать, где он брал наливку, и кто приносил ему. Вокруг нас, на то время, сложилось какое-то безвоздушное пространство. Мы ничего не могли сделать, нам, во всем отказывали. Относились к нам грубо. Возвращаясь к воспоминаниям о деде, внучёк, позже я узнала его тайну. Он брал созревшие арбузы, срезал верхушку, ложкой разминал мякоть и накрывал снова. И все размещал на бахче. Через время они бродили и внутри превращались в бражку. Но как всегда, все в один миг прекратилось, повстречал он старцев от молокан. О чем они с ним разговаривали, что они с ним сделали, не знаю, но произошло чудо. Больше, он до конца своей жизни никогда не пил. Пошел расписывать церкви, рассказывал странные вещи, заговаривал болезни, но своей смерти не предугадал. Не подстелил соломки.

Когда началась коллективизация, по селу пошли большевики, забирали все, что можно забрать. Одному, приглянулся мой сундук из красного дерева с литыми ручками, в виде пасти львов сделанный и привезенный из Индии. Он был моим приданным. Когда служила у детей Государя, мне от моей матушки его презентовали перед поездкой семьи императора на отдых, где я должна была их сопровождать. Такого сундука, больше ни у кого не видала. С трудом отпросила у этого окаянного, не забирать память о матушке.