Гомер

гомеровскому вопросу, а именно, что автор гомеровских поэм – художник. Все то, что

говорилось и говорится, например, об истории греческих племен, отражением которой

являются гомеровские поэмы, об истории разного рода культурных напластований в них, о

смешении диалектов у Гомера, о разного рода механистических соединениях и

разделениях в пределах гомеровского текста, об их редактировании, интерполировании,

перелицовке и т. д., и т. д., все это говорит нам о чем угодно, но только не о том, что автор

гомеровских поэм есть художник. Даже формально литературоведческий анализ поэм

Гомера и их [50] традиционная поэтика, состоящая из перечисления и классификации

литературных приемов у Гомера, тоже говорит нам очень мало о поэтической и

художнической личности подлинного автора гомеровских поэм. Эти поэмы не есть ни

история племен с их войнами и передвижениями, ни учебник греческой диалектологии

или поэтики, но это есть прежде всего художественное произведение, это песни,

содержащие в себе не буквальное и фотографическое отражение жизни и не научный ее

анализ, но живые картины и образы, порожденные глубокими и мудрыми чувствами

художника, захотевшего в обобщенной и красивой форме сказать о жизни своего народа.

Поэтому, пока мы говорили выше об истории греческого народа, нашедшей себе

отражение в поэмах Гомера, мы только научно конструировали эту историю на материале

поэм, но этим еще ни слова не сказали об этих поэмах как художественном произведении

и ни на один момент не прикоснулись к их автору как к художнику. Очень резкое и

принципиальнейшее противопоставление нашей ученой реконструкции поэм и их

подлинной художественной действительности – это тоже один из самых основных

результатов истории гомеровского вопроса, которая, к сожалению, очень часто грешила

полным непониманием этого противопоставления.

4. Эпический художник. Теперь спросим себя, что же это был за художник и в

какую именно художественную форму он облек те материалы из истории греческого

народа, которые мы выше реконструировали путем отвлеченно-научной абстракции. Это

был эпический художник, каковая истина, несмотря на всю свою простоту, тоже далеко не

всегда в достаточной мере принималась во внимание. Так, вся эта работа

контаминирования, редактирования, интерполирования и пр. не имеет ничего общего с

творчеством эпического художника. Ниже будет раскрыто мировоззрение и стиль такого

художника; сейчас же необходимо сказать только то, что эпический художник это тот,

сознание которого тождественно с сознанием народа на общинно-родовой ступени его

истории, т. е. личное сознание такого художника вполне до-лично, или вне-лично, причем

подобное сознание выбирает и соответствующие ему художественные формы.

5. Греческий эпический художник. Но и этого мало. Каждый народ имеет свой

эпос, и чтобы не впасть в отвлеченную фикцию какого-то вне-национального эпоса,

необходимо сказать, что Гомер есть еще и греческий эпический художник. Это не есть,

например, средневековый христианский эпос житий святых, где на первом плане была

проблема духа, а человеческое тело трактовалось как темница духа. Это не есть также и

средневековый германский эпос какой-нибудь «Песни о Нибелунгах», где изображалась

жизнь и подвиги мрачных и титанических героев. У Гомера была языческая влюбленность

в земного и материального [51] человека, в его тело и материю, в физического героя,

физически защищавшего свой народ и физически побеждавшего стихийные силы

природы. Эта подчеркнутая телесность греческого языческого мироощущения вообще

определила собой одно общепризнанное свойство античного гения, а именно его

пластичность, которая и заставила Маркса увидеть в греческом искусстве

«недосягаемый образец» и Энгельса во всем мировоззрении греков художественную

«целостность». Вот что дало Гомеру его греческое происхождение.

6. Греческий ионийский эпический художник. Однако греки имели слишком

длинную историю и слишком разнообразно проявляли себя в своем художественном

творчестве, чтобы одно простое указание на греческое происхождение того или другого

поэта могло конкретно нам его обрисовать. То, без чего невозможно даже и приблизиться к

пониманию Гомера, это есть его ионийство, которое нужно уметь формулировать не

только как сумму определенного рода диалектальных особенностей его языка, но и как

целое мировоззрение, предопределившее также и его стиль. Это экспансивное и легкое

настроение ионийца бьет нам в глаза почти в каждом стихе гомеровских поэм; но оно,

ярко ощущаясь нами как факт и будучи установлено в науке как неопровержимая

особенность гомеровского творчества, все еще, однако, не нашло для себя адекватного

научного выражения и все еще излагается многими в самых общих, пока только

восторженных тонах.

7. Греческий ионийский эпический художник эпохи разложения общинно-

родового строя и перехода его в рабовладельческую формацию. Далее, и самое

ионийство Гомера все еще не есть его последняя по конкретности характеристика. Автор

гомеровских поэм есть тот иониец, который живет в Греции накануне классового

рабовладельческого общества, а может быть, и в самом его начале; и это мы должны

утверждать с полной уверенностью потому, что его отношение к общинно-родовой

формации и прежде всего его отношение к мифологии, как общинно-родовой идеологии,

чрезвычайно свободно и игриво, причем эта свобода доходит до юмористического

отношения, а эта игривость часто граничит у него даже с некоторого рода фривольностью.

Если Маркс говорит, что Гомер «выше своих богов», то, очевидно, это значит и то, что

Гомер выше и вообще общинно-родовой формации, поскольку эти боги были именно

порождением этой последней. Однако поскольку у Гомера все же еще нет никакого

рабовладельческого общества в положительном смысле, а есть только критическое и

эстетическое, чисто светское отношение к общинно-родовой формации, мы и должны

говорить, что Гомер – это иониец именно эпохи перехода от одной общественной

формации к другой, или поэт эпохи перехода греков «от варварства к цивилизации»

(выражение Энгельса). [52]

8. Аттическое завершение гомеровского эпоса.

а) Восходящая классическая демократия. Наконец, чтобы дать последнюю по

конкретности характеристику социальной и поэтической личности Гомера, необходимо

учитывать, что в пределах указанного перехода от одной общественной формации к

другой было много самых разнообразных и антагонистических прослоек и что Гомера

необходимо связывать не только с этим временем вообще, но и специально с какой-нибудь

определенной социальной средой этого времени. Если поставить вопрос о той

общественности и публике, для которой пел Гомер, то это, конечно, были не цари и даже

не аристократы, а та зарождающаяся и восходящая в VIII–VI вв. ионийская демократия,

которая уже порвала с общинно-родовым строем, но еще не выработала своей

законченной идеологии и потому пользовалась пока старой общинно-родовой поэзией, но

в своей новой и вполне светской ее интерпретации.

Однако в настоящее время мы располагаем достаточным количеством данных об

аттических элементах в гомеровском эпосе, которые трактуются разными

исследователями, конечно, по-разному, но в которых ионийская стихия Гомера как раз и

получила свое последнее завершение. У многочисленных теоретиков «ядра» – это грубые

позднейшие интерполяции, у Кауэра – это культурные напластования, у Бете – это личные