Ямани: Взгляд из-за кулис

Выступая в АУБ, Ямани объяснил, что арабы ставят своей целью участие в капитале, во-первых, для того, чтобы прямым или косвенным образом помочь ведущим нефтяным компаниям поддерживать уровень цен; во-вторых, для того, чтобы усилить позиции национальных компаний в торговле готовыми нефтепродуктами, «не нанося ущерба ни нам, ни другим заинтересованным сторонам».

Ямани предлагал комплексную сделку. Получив долю в капитале, арабы были готовы перейти к постепенной интеграции на здоровой коммерческой основе.

— Я излагал свои идеи в самом общем виде. Но не оставил места недомолвкам, заявив, что, по моему глубокому убеждению, Саудовская Аравия должна сама распоряжаться своими природными ресурсами. Таким образом, я стремился к той же цели, что и Тарики. Но он хотел прийти к ней, используя политическую силу. Я же понимал, что это невозможно. Поэтому одним из первых шагов, которые я предпринял на посту министра, было основание национальной нефтяной компании и нефтяного университета.

Ямани был убежден, что Саудовская Аравия не сможет перейти к участию в капитале до тех пор, пока ее университет не начнет выпускать собственных инженеров, ученых и менеджеров, в которых нуждалась национальная нефтяная компания.

К середине 60‑х гг. Университет нефти и полезных ископаемых в Дахране развернул свою деятельность в полную силу; то же можно было сказать и о национальной нефтяной компании «Петромин».

Ямани считает основание университета одной из наиболее значительных своих заслуг. Это было первое учебное заведение такого рода в нефтедобывающих странах, до сих пор остающееся самым большим на Ближнем Востоке. Учебная программа была разработана группой профессоров из Массачусетского технологического института, Принстона и АУБ, преподавание велось исключительно на английском языке. В год открытия университета было принято 100 студентов. В наши дни здесь обучается около 3000 человек, специализирующихся по различным предметам общего и прикладного машиностроения, теоретической науки и организации производства. При университете существует также крупный научно-исследовательский центр.

Любопытный штрих: сразу же после смещения Ямани с министерского поста университет получил новое название. По не вполне понятным причинам он называется теперь Университетом нефти и природных ресурсов имени короля Фахда.

— Работники «Арамко» с самого начала мешали мне создать университет, — продолжает Ямани, — потому что понимали, куда клонится дело. Они знали, что я хочу включиться в нефтяной бизнес и принимать непосредственное участие в их деятельности. А как только это случится, следующим моим шагом будет прямой выход на рынок. Разумеется, я стремился получить долю в капитале с самого первого дня. Но я предпочитал об этом не говорить, ожидая удобного момента. В 1968 г. в Бейруте я счел, что такой момент наступил.

Реакция нефтяных компаний на речь Ямани в АУБ была столь же недвусмысленной, как и содержание самой речи. Они были предельно разгневаны и не скрывали намерения дать решительный отпор. Тут не было ничего странного: Ямани посягал на то, что они считали своей вечной собственностью.

— Их враждебность меня нисколько не удивила. Речь ведь шла не просто о куче денег. Коренная перемена статуса — вот что выводило их из себя. Они утрачивали полноту контроля, которой пользовались раньше. «Арамко» должна была претерпеть решительную перемену. Нам открывался свободный доступ ко всей информации. А этого им ох как не хотелось.

Еще бы!

Боб Бругэм, тогдашний президент «Арамко», понимал, что Ямани собирается в будущем прибрать к рукам все 100%, и заявил ему, что реализация подобных планов нанесет ущерб Соединенным Штатам:

— Если вы заберете у американцев все, они утратят интерес к Саудовской Аравии.

— Мы не забираем все, — ответил Ямани. — Взамен мы предоставляем вам надежный источник снабжения.

— Этого недостаточно, — настаивал Бругэм.

— Вполне достаточно, — провозгласил Ямани, убежденный, что время для участия в капитале «Арамко» наступило.

«Арамко» не собиралась сдаваться без боя. Впрочем, некоторые члены администрации говорили в узком кругу, что стоило бы вступить с саудовцами в переговоры и как можно скорее заключить мир. Бругэм и Майк Амин даже составили записку, в которой поддержали идею участия Саудовской Аравии в капитале, утверждая, что лучше сейчас поступиться малым, чем впоследствии отдать все. Однако четыре учредителя в Соединенных Штатах полностью исключали этот вариант. По-видимому, в Нью-Йорке и в Сан-Франциско никто не понимал истинного смысла речи Ямани. А он был прост: либо вы отдадите сами, либо мы и так возьмем.

В сущности, Ямани шел тем же путем, что и Тарики. Но Джордж Балу и здесь отмечает принципиальное различие в поведении этих двух людей:

— Тарики в последнее время перед отставкой все чаще и чаще вел себя как политик. После первого арабского нефтяного конгресса он даже выступил с серией публичных лекций, в которых поучал, какими соображениями должен руководствоваться арабский политический деятель. Тут и следует искать причину его отставки. Тарики влез в политику слишком глубоко. Ямани же никогда не зарывался и воздерживался от неразумных претензий. Но это, конечно, не значит, что он раскрывал все свои карты.

После окончания второй мировой войны цена на нефть определялась двумя способами, не имевшими между собой ничего общего.

В течение 50‑х и большей части 60‑х гг. цена определялась нефтяными компаниями, которые стремились поддержать ее стабильный уровень и делали это посредством регулирования добычи, в полном соответствии с действием рыночных сил: когда спрос возрастал, они увеличивали добычу, когда спрос падал, они уменьшали добычу.

В конце 60‑х годов ситуация резко изменилась. Мировой спрос на нефть в это время начал превышать мировое предложение. Когда в июне 1967 г. был надолго перекрыт Суэцкий канал, средиземноморские экспортеры — Ливия, Алжир и Ирак — нашли для своей сырой нефти значительно более широкий рынок сбыта. К концу 1969 г. — что совпало с военным переворотом, который возглавил двадцатисемилетний армейский лейтенант Муаммар Каддафи, — Ливия удовлетворяла более четверти общеевропейской потребности в нефти.

Теперь мир разделился на два четко различавшихся лагеря.

К одному принадлежали продавцы нефти.

К другому — ее покупатели.

Многие историки считают, что человеком, навсегда расколовшим мир на эти два лагеря, был Заки Ямани, и произошло это в результате его стремления к участию в капитале «Арамко».

— Нет, это не так, — категорически отвергает их выводы Ямани. — К чему идет дело, было ясно уже много лет. В 50‑х и 60‑х гг. единственной силой, определявшей цены на нефть, была группа нефтяных компаний. Они полностью координировали свои действия с ведущими западными странами-импортерами. У компаний была возможность играть на разнице. Нам они платили нашу долю, исчислявшуюся на основе справочной цены. В 50‑х годах они манипулировали справочной ценой совершенно произвольно, время от времени ее снижая и уменьшая тем самым наши доходы. В последний раз они снизили цену в августе 1960 г. Фактически создание ОПЕК было не чем иным, как устрашающей мерой по отношению к нефтяным компаниям.

— Между 1968 и 1971 г., — говорит Ямани, — нефтяные компании наконец уразумели, что они больше не могут обращаться со странами-экспортерами так же, как до войны 1967 г.

В мае 1970 г. произошел странный инцидент. На территории Сирии был сильно поврежден трубопровод «Таплайн», который тянулся из Саудовской Аравии к средиземноморскому порту Сидон. Сирийцы — по своим собственным соображениям — не разрешили проводить на «Таплайне» ремонтные работы. И на восемь месяцев подача нефти по трубопроводу была прекращена. Объем поставок сократился почти на полмиллиона баррелей в сутки, и это мгновенно ощутили в Европе. Впервые в истории нефтедобычи цены на нефть резко пошли вверх. В считанные дни они подпрыгнули на 50 центов.