Дневники

26/X

«ЛЕНИНГРАДСКИЙ ПРОСПЕКТ»

Сначала роль никак не шла, душа не откликалась ни на какие «манки», и даже равнодушие какое-то [появилось] к тому, что не получается.

[…] Как бы только мне не опуститься до того, чтобы мне не стало все безразлично?

Второй и третий акт играл прилично…

Ой, как дурно на душе. В театр не хочется появляться. Ролей для меня нет.

30/X

«МАСКАРАД»

Не помню… Что-то делал… Что-то получалось, что-то нет…

Я действительно уважаю зрительный зал. Я ни за что не позволю себе выйти на сцену «в ночных туфлях», «в халате», «спустя рукава». Потому еще, что он был всегда единственным и деятельным моим помощником. А сегодня… меня не было на сцене, не было и зрительного зала в зале…

«Силы мои меня покидают»… Надо бы сократиться, а не могу… Отдаю себя ребяткам в школе… Может, у кого-нибудь что-то западет в душу… А впереди для театра у меня нет ничего, быть же без работы — и стыдно и неуютно.

А впрочем, польза была и есть!.. Хотя бы в том, что он был для меня новым и… сравнительно легким. Сердце продиктовало мне условия: либо отказаться от спектакля, либо найти средство сыграть роль вполовину физики и психики, убрав все действие вовнутрь. Играл тихо, убрал большинство взрывных моментов, и от этого оставшиеся звучали особенно сильно.

Из зрительного зала получил подтверждение этому своему заключению. Идут сольные концерты в школах.

Я с большой радостью провожу их. Мне так хочется всем им, кто меня слушает, хорошо, внимательно, а на «Русском характере» — взволнованно, передать мое пожелание, чтобы путь их был славным, гордым, светлым, нужном.

Что это за устройство головы… мозга… Читаю, рассказываю одно а в голове параллельно идут мысли, прямого отношения к рассказываемому не имеющие, и нужны специальные силы, чтобы не пропустить их и собраться на одном. Оказывается, сосредоточенность — одна из самых труднодостижимых способностей человека.

Я увлечен сейчас [желанием] отдать все, что я знаю, чем дорожу, — людям, особенно молодым, в надежде, что, может быть, и я не сразу умру. Хочется рассказать им больше, скорее, глубже.

А сегодня на мой вопрос: «Может быть, довольно?», какой-то нагловатый голос ответил: «Довольно». Зал зашумел, ученики захотели «замазать» нетактичность.

— Если все хотят слушать и лишь один считает, что он взял все от меня, может быть, логичней ему оставить зал?

Он промолчал, сник.

— Оказывается, вы не только невоспитанный молодой человек, но и… трус.

2/XI

Смотрел «Обыкновенный фашизм» М. Ромма.

Страшная, умная, талантливая картина. Удивительная картина! [652]

12/XI

«МАСКАРАД»

За эти дни много горького пронеслось в жизни моей, голове, душе…

(…) Нет покоя ни днем, ни ночами… И стоит больших сил идти в театр. Не подпускаю эту муть к образу Арбенина. Но это стоит многого. Как бы уберечь его?

14/XI

Сегодня выступал с «Русским характером» во вновь открытом на ул. Горького концертном зале «Поэзия» [653].

Небольшой зал уютен и для всякого чтеца — маленький…

Читал с удовольствием, только очень душно.

Зовут повторить программу.

Мое единоборство с залом, не то единоборство с людьми, тебе не доверяющими, зритель мне давно доверился, но мне мало доверия, мне нужна душевная близость, открытое сердце, чтобы говорить по душам, а это право каждый раз надо завоевывать. Общество «СССР — Африка» предложило мне поездку в Мали.

Некогда. Набрал много работы и все интересная:

Отелло (поэма с симфоническим оркестром).

Луначарский [654].

Телевидение — хочу об Арбенине.

Документальный фильм — хочу об Отелло.

Концерты… дал согласие на Свердловск. Зарвусь, что ли?

18/XI

Вчера слушал запись Шварца [655] и слово Андроникова о его творчестве. Какой молодец, как доброжелательно говорил, даже завидно.

А Шварц — хорошо «Мертвые души» и весьма обычно — Пушкин. Для Пушкина нужно пламя души…

Андроников захотел посмотреть спектакль «Ленинградский проспект». При случае с удовольствием покажу работу.

Репетиция «Отелло» с оркестром.

Слушал черновую запись прошлого выступления. Понял, что я поддался музыкальному строю и ушел от себя. Сейчас работаю над разговорностью речи.

Как будто бы освобождаюсь от декламации.

Помощи нет — только хвалят.

А сам… увлекаюсь, слушая музыку, и, возможно, опять начинаю уходить от себя.

«Не черен — светел ваш отважный зять». Не о ревности же дикой говорить в роли сейчас, в век светлых устремлений народов, когда великолепная роль дает возможность говорить о лучшем в человеке.

20/XI

[…] Сегодня мне удалось не поддаться «музыкальной стихии», перейдя в декламацию. Я вел себя в единстве с музыкой, но не иллюстрировал ее напевностью, декламацией.

Мне больше, чем кому-либо, надо слушать свои записи, так как я с удовольствием отдаюсь стихии чувств, порою теряя контроль над собою.

О чем надо позаботиться завтра?

Действие, действие и действие.

Для Яго — скандированная, обрывистая речь, желчная, злая, нетерпимая.

Для Отелло — открытая, доверчивая, широкая, доброжелательная.

21/XI

Большой зал Консерватории.

Трагическая поэма «Отелло» с симфоническим оркестром и хором.

Трагическую поэму назвали театром одного актера. Говорят, что главным действующим лицом получился актер.

Вел я себя на сцене собранно и уверенно. Было заволновался вначале, а потом убедил себя, что волноваться мне нечего и волнение — рефлекс. К концу зрительный зал плакал вместе со мною (я видел мелькающие платки и руки у глаз).

Приняли хорошо, горячо. Слушали предельно внимательно, и оркестр жил со мной одной жизнью.

[…] Завадский долго стоял в стороне, потом подошел. Лица перевернутое, слезы на глазах: «Это очень крупно, Коля. Как интересно ты решил Яго. Надо бы играть его. Так делали великие трагики».

— Я с Денисовым [656] в Ростове так и договорился, но… жизнь предложила свое.

— Не жалко роли Отелло?

— Конечно, жалко, но что я мог сделать?

Сегодня настоящая победа, мне чрезвычайно дорогая.

1/XII

Председательствую в обществе «СССР — Африка».

3/XII

Выступление в ГИТИСе в связи с 90-летием со дня рождения Луначарского.

5/XII

«МАСКАРАД»

Ко Дню Конституции самый подходящий спектакль! А впрочем, прекрасное (я разумею произведение Лермонтова) всегда кстати.

Полторы недели на улице слякоть. Слякоть и в организме, стоит только прилечь, взять книжку, как мгновенно засыпаю. Впрочем, с кем ни поговорю, все чувствуют себя размагниченными — сонливость, упадок сил, лень…

Трудно будет играть.

Странная, неведомая машина — человек. Вдруг пошла роль, и весь спектакль играл приподнято, освежился рисунок, ожил, нашел много нового.

И зал полный — сначала покашливал, а потом замер.

16/XII

«МАСКАРАД»

Сценическое чувство при всей своей достоверности, жизненности — сценическое чувство приятное, несмотря на то, что, скажем, артист переживает горе, трагедию.

Подлинно житейское чувство допускать в роль нельзя. Чувство должно рождаться от образа и его жизни. Иначе твое собственное захлестнет тебя и ты потеряешь управление над ним, а тут недалеко и до патологии, недалеко до потери управления своим поведением. Интересно, что Шаляпин не позволял себе «терять» это управление, боясь, что это отразится на чистоте звука.