Тюремные дневники, или Письма к жене

— А зачем?

— Да Вам там удобнее будет! Бытовые условия там получше, и вообще…

— Мне здесь удобнее.

— Ну, нам так надо!

Вот! Вот с этого и надо было начинать! А то: «Вам!.. Вам!..»

«Нам! Нам так надо!» Хотя, чего это я? Чего это я, в самом деле, раскудахтался? Пора бы уж и попривыкнуть. Надо будет хоть с сокамерниками про этот 4-й спец поговорить. С Витей. Он там, вроде, был. Разузнать у него поподробнее, что там и как. Хотя, собственно, что там «разузнавать»?! И так все ясно. Пиздец! Кирдык.

— И когда?

— Пока еще точно не известно. Мы бы, конечно, хотели побыстрее, но это, к сожалению, не только от нас зависит».

Ну-ну… «Не от нас зависит!.. Ладно, посмотрим, что дальше будет! А-а!.. По хую! Что будет, то и будет! 4-й спец, значит 4-й спец, В рот его ебать! Ничего. Переживем.

Да и был же я там, вроде, уже один раз? В девяносто четвертом. И ничего! Правда, сейчас, говорят, там все по-другому. (Видеокамер, по крайней мере, тогда уж точно не было!) Плевать! Переживем!

Разберемся. Про заявление бы не забыть…

— Хорошо. Теперь вот что. Я хотел бы написать заявление на свидание с женой. На чье имя писать и в какой форме?

— Пишите на имя руководителя следственной группы. Он у нас демократ — может, и разрешит. Хотя вряд ли. Я в свое время, например, никогда не разрешал. Да и администрация тюрьмы это не приветствует. Им все это только лишние хлопоты. Выводить лишний раз… Потом назад приводить… Проще просто отказать.

Я смотрю на него с удивлением. Поразительно! Что это? Обычный цинизм или просто уже какая-то профессиональная деформация личности?

Чисто профессиональная бессердечность. Душевная черствость. Похоже, он даже не понимает, какие ужасные вещи сейчас говорит. Человек сидит в тюрьме. Свидание — чуть ли не единственная его здесь радость! Единственная ниточка, еще хоть как-то связывающая его с женой, с семьей, с внешним миром. Реальное напоминание, что он еще жив, что его еще там, на воле не совсем забыли. И ему отказывают в этом просто потому, что конвоирам его лень «выводить»! «Лишние хлопоты»… Поразительно!

— В общем, я сейчас напишу, а вы уж сами потом решите. Давать или не давать. Откажут — значит откажут. Хорошо?

— Хорошо. Пишите: руководителю следственной группы…

Пишу под его диктовку заявление. Он его внимательно перечитывает и убирает в свою папку. Все! Вот теперь действительно все! Теперь пора и домой. Как там у Галича? «До свидания, до свидания… Будьте счастливы и ток далее…»

— Надеюсь, вы теперь ко мне не скоро? А то, сами понимаете, бегать тут вверх-вниз…

— Да. Теперь, наверное, только через несколько месяцев, не раньше. А Вы думаете, нам сюда ехать лишний раз охота?

(Между прочим, следователи, как и адвокаты, стоят внизу в очереди на общих основаниях. Иногда по несколько часов. Если, к примеру, все кабинеты заняты. Ждут, когда какой-нибудь освободится.)

— Ну, и прекрасно!

Следователь отводит меня вниз и сдает охраннику. Жмем друг другу руки и почти тепло расстаемся. (Надеюсь, на несколько месяцев.)

Итак, он уходит, меня проводят в пенал. Охранник, а точнее охранница — совсем молодая симпатичная девушка в ослепительно короткой мини-юбке с ну, о-очень смелым разрезом сзади и в черных чулках. («А это что за креветка?» — сразу же поинтересовался мой адвокат Хачатурян, первый раз ее увидев.) Ба! Да неужели именно она будет меня сейчас обшмо… обшма… ну, в общем, обыскивать?

Ощупывать везде… Нагибаться… Довольно рискованное, я вам скажу, с ее стороны занятие… Хотя, впрочем, ведь служебный долг… Ничто же не может помешать… Хм! А ножки-то у нее, кажется, действительно… Но нет. Просто заперла меня в пенал. Увы! Без всякого обыска! Ну, что это, в самом деле такое?! А? Что за безобразие! Что, в конце концов, за халатность!!? А если я, к примеру, несу сейчас в камеру «запрещенные предметы»?!

Впрочем, как очень быстро выяснилось, «запрещенные предметы» я б хуй куда пронес. Через каких-то полчаса меня вывели из пенала, завели в соседнюю камеру и там обшмонали так, как, наверное, никогда еще в жизни до этого не шмонали! Каждую вещь чуть ли не обнюхали.

Даже в трусы заглядывали, ей-богу! И кто? Какой-то маленький, злобный, мерзкого вида прапор с крысиной физиономией. Тьфу! Прямо противно стало! А нет бы…

В общем, обшмонал меня этот проклятый прапор и снова в пенал запер. (Ничего, конечно, не нашел. Я же от следователя шел. Пустой.)

Сижу я в этом пенале и мечтаю. А если бы не прапор? А если бы?.. А вот интересно, как бы?.. Ну, а потом куда бы?.. Ах! Мечты! Мечты!

«Где ваша сладость!?» Ну почему?!! И вдруг!..

Дверь пенала неожиданно распахивается! И на пороге… Да-да!

Снова… ОНА!! Прекрасная, чистая, юная… вся какая-то светлая…

«Как мимолетное виденье, как гений чистой красоты!» Ни слова не говорит, кивает лишь грациозно мне своей фарфоровой головкой и куда-то потом ведет. Куда-то далеко, далеко… По высокой-высокой лестнице… Она впереди, вся такая трогательно-беззащитная в своей крохотной мини-юбочке со сверкающим разрезиком, а я сзади… любуюсь. Идет, моя девочка, переступает своими стройными точеными ножками в черных чулочках… Ах, милая! А юбочка так и колышется, так и колышется… А разрезик на ней… Ах, черт меня подери совсем!

Но куда же она меня все-таки ведет? Право, вроде бы куда-то не туда?.. Да какая разница! Не все ли равно! Да хоть на край света!

Так бы шел за ней и шел… Все выше и выше… Туда! Ввысь! К свету!

К небу! К солнцу!! Прочь отсюда! Из этой проклятой и постылой тюрьмы! Она впереди, а я сзади. Все выше и выше! Вот по этой самой лестнице! А лестница все круче и круче… А юбочка… А разрезик…

Ах!..

И привела меня эта сучка в оперчасть, и заперла там в пенал. Даже света, тварь, не включила! И просидел я в этом пенале без малого семь (!) часов. В полной, блядь, темноте. Да-да, ты не ослышалась!

Именно семь часов! С часу дня и до восьми вечера. Ебаный в рот! Да за это время ко мне мусора аж три раза заглядывали! Не рехнулся ли я там? Не наложил ли, часом, на себя руки? (Как же, размечтались!..)

Сижу, короче, прислушиваюсь. Слышу: по домам уже все расходятся.

Ну, все! Рабочий день у них закончился. Вон и двери уже запирают.

Замки и решетки лязгают. Все! Разошлись. Помещение пустое. Я тут, похоже, совсем один остался. Прислушиваюсь: вокруг ни звука! Точно, один! Тишина — мертвая. Мне аж жутко стало. Сейчас, думаю, панночка явится. В черных чулочках. Ладно… Надо потихоньку спать укладываться. Явится — разбудит. Забыть меня, конечно, не могли.

Значит — специально. Спецом. Чтобы жизнь медом не казалась.

Поэтому-то они меня так тщательно перед этим обыскивали. Нет ли, мол, чего с собой? Веревки, к примеру, или предметов каких?

Колюще-режущих… Мало ли… Все-таки просидеть столько времени одному в темноте, в тесном пенале, не понимая даже, что вообще происходит — это, знаете ли…

Понятно. Когда же меня теперь отсюда выпустят-то? «Вспомнят»! По логике должны завтра, перед утренней проверкой. Чтобы на проверке я уже в камере был. Иначе кипеш может подняться, куда же это, мол, я делся!? Вряд ли все это делалось официально. Ведь это, в сущности, незаконно. Вроде бы даже у нас таких законов нет, чтобы человека в темном пенале чуть ли не сутками держать… Значит, перед проверкой, в любом случае, должны поднять в камеру. Т. е. часов где-то в восемь утра. Время, в общем, пока есть. Можно и поспать. Хоть выспаться уж тогда!

С этими мыслями я устроился в своем пенале и задремал. И снится мне…

Но я ошибся. Ровно на двенадцать часов. Пришли за мной все-таки не в восемь утра. А всего лишь в восемь вечера. Слышу сквозь сон, открывается дверь в оперчасть, потом какое-то лязганье, шаги…

Ближе, ближе… И вот уже дверь пенала открывают. На пороге стоит знакомый разводящий. «Ну, что, пошли?» Ну, пошли. Где-то на лестнице я все-таки не выдерживаю (каюсь, слаб человек!): «Меня даже в оперчасть не вызывали! Зачем же тогда в пенал сажали?!» — «А хуй его знает!» — «Понятно». (И поделом мне! Не задавай впредь таких дурацких вопросов!) Опять пенал, но теперь уже со светом. И в знакомой комнате. Куда обычно от адвокатов всегда заводят. Через каких-то полчаса я уже стою у своей родной камеры. Охранник отпирает дверь. Буквально влетаю, весь переполненный эмоциями и впечатлениями и… Что же я вижу?!! Камера буквально перевернута вверх дном. Все вещи разбросаны, все полочки опять содраны. Повсюду грязь, пыль, мусор, везде валяются какие-то непонятные клочки и обрывки… Пол почему-то весь залит водой… Везде лужи. Сокамерники сидят на нижних шконках все какие-то притихшие и лишь тупо таращатся по сторонам.