"Кузькина мать" Никиты и другие атомные циклоны Арктики

О Новой Земле северодвинец Владимир Васильевич Алсуфьев знает вовсе не из курса географии, и его познания об этой русской суше в Ледовитом океане далеки от книжных. Заполярный архипелаг, можно сказать, часть его жизни, пусть и краткая во временном исчислении — с 1968 по 1970 год, но с прочными отпечатками в памяти. Здесь Владимир Васильевич проходил срочную — как раз на это время и выпало упомянутое ЧП с выбросом радиоактивных газов. Ал- суфьев стал его невольным участником, и, разумеется, его воспоминания столь же субъективны, как и у предыдущих рассказчиков. Но сначала о важных, на мой взгляд, дополнениях.

Военно-учетная специальность старшего матроса Алсуфьева называлась так: «телемеханик-автоматик», а подразделение, где он служил, — лабораторно-испытательная рота. Главная обязанность: подготовка аппаратуры, которая затем устанавливалась в сооружениях испытательного полигона и обеспечивала прием и передачу сигналов, сбор информации. Весна и зима для моряков роты считались межсезоньем — они готовили аппаратуру, а если в ходе испытаний выяснялись ее слабые места, совершенствовали. В сам же сезон выезжали на территорию полигона, вели монтаж и электромонтаж оборудования под конкретные задачи, а после испытания демонтировали.

Это вкратце. Были и другие обязанности. Аппаратура работала на постоянном токе. Поэтому у лабораторно-испытательной роты был свой аккумуляторный участок. Здесь велась перезарядка, а это тяжелый физический труд. И хозяйственные заботы у моряков были — вплоть до того, что в полевых условиях приходилось готовить себе пищу. И от несения караульной службы их никто не освобождал. Работали, бывало и не по распорядку, считали за благо, что летом в Заполярье и ночью светло. По воспоминаниям Владимира Васильевича, «порой казалось, будто рабочее время на полигоне спрессовано».

Я не случайно позволил это отступление — чтобы напомнить: служба на заполярных островах никогда сахаром не была, и как в этих условиях работали на полигоне люди. Право же, здесь есть повод задуматься — верно, их все-таки объединяли и понимание целей, и ответственность, и воинский, гражданский долг. Без этого не было бы столь самоотверженного труда.

О ЧП, которое стряслось в 1969-м, бывший матрос Алсуфьев рассказал с оговорками, которые присущи скромному человеку:

— Уже через много лет я прочел об этом случае и у академика Михайлова, и капитана I ранга Каурова. Они разные. Хотя бы потому, что в момент ЧП тот и другой оказались в разных местах, видели и оценивали происходящее каждый со своей позиции, в том числе и должностной. То же скажу и о воспоминаниях капитана теплохода «Буковина» — он по- своему все описывает. А мои воспоминания такие.

На момент, когда произошел выброс радиоактивных газов из штольни, мы находились на КП автоматики. Точнее сказать, там были многие, в том числе и офицеры, руководители испытания, а также и наша группа. Признаться, мы даже не почувствовали чрезвычайности. Однако на случай такого рода происшествий предусматривалась эвакуация — по команде мы двинулись к причалу, организованно перешли на десантный корабль, на нем нас и доставили в Белушку. Вот и все.

В общих чертах, чем опасна радиация, мы знали, хотя мои познания, как сейчас понимаю, в ту пору были крайне недостаточны. Вместе с тем приборы для ее замеров, известные «карандаши», имелись у каждого, их регулярно сдавали на проверку. Контроль за обстановкой на полигоне велся постоянно.

О полученных в тот день дозах радиации мне ничего не известно. Вполне возможно, никто из нас их и не получил, ведь по поводу недомоганий, как помню, никто не обращался, жалоб на здоровье не было. В тот раз тоже работала группа первого броска. Может, ее люди что-то и почувствовали, мы же — нет, ведь на месте ЧП появились гораздо позже. Поэтому не стану драматизировать этот случай.

Происшествие 14 октября 1969 года в истории Новой Земли, к сожалению, оказалось не единственным. Это следует из воспоминаний ветеранов полигона, как военных специалистов, так и ученых.

Описание нештатной ситуации 1973 года после еще одного испытательного взрыва имеется и у Виктора Никитовича Михайлова. Ему слово:

— Все было готово к проведению подземного ядерного взрыва в горе Черная. Командный пункт располагался на небольшой высотке вблизи пролива, километрах в десяти. С него была видна только верхняя часть горы, где размещались ядерные заряды. Все кто участвовал на заключительном этапе работы, были на высотке, остальные — это около тысячи военных и гражданских специалистов — на кораблях. Рано утром, еще в сумерках, они вышли в море на безопасное расстояние.

Все замерли, только из фургона подрыва по радио громким твердым голосом отсчитывали остающиеся до взрыва секунды. Три. Две. Одна. Ноль! В абсолютно мертвой тишине мы увидели, как часть горы Черная медленно опускается, правильнее сказать, ползет вниз. Земля под ногами закачалась, и только потом до нас донесся глухой, как стон земли, гул.

О Боже, что же мы увидели дальше! Над горой поднялись вверх на высоту нескольких километров (!) три свечи белого радиоактивного пара, как будто злой дух вознесся в небо. А лавина из мерзлого грунта в 50 миллионов кубических метров, шириной около полукилометра и высотой этак метров шестьдесят, как цунами, прошла всю долину, снесла наши трейлеры и взобралась на противоположное предгорье. Потом, когда была готова кинопленка, снятая с вертолета-разведчика, мы с затаенным дыханием несколько раз прокручивали кадры, где передвижные электростанции, стоявшие в стороне от наших трейлеров, вспыхивали, как спички, когда лавина накрывала их. Опрокинутые трейлеры всплыли в этой невероятной смеси грунта со льдом, лавина выбросила их на свой край. Их слоеные корпуса из алюминия и пенопласта были во многих местах разорваны.

Спустя два часа после взрыва мы вернулись на место их стоянки и увидели все это своими глазами. Я мигом пролез через рваное отверстие в один из них, и радости моей не было конца — внутренности трейлера не пострадали, и вся система регистрации сработала по заданной программе задолго до прихода лавины. Информацию мы получили полностью.

Вот так гора Черная выпустила злого духа.

Во второй декаде 1984 года был подготовлен групповой камуфлетный ядерный взрыв — нескольких зарядов в одной штольне. Погоды, как вспоминал Георгий Алексеевич Кауров, ждали очень долго. Так долго, что у постоянного незваного гостя — норвежского разведывательного корабля «Марьятта» — закончились запасы воды и топлива, и он ушел в базу. Все сошлось на дате 25 октября — и нужная погода, и готовность устройств. Дальше предоставим слово Георгию Алексеевичу:

— В назначенное время поверхность горы будто вздохнула, а затем пылящими ручейками к ее подножию потекли осыпи и камнепады. Взрыв прошел штатно. Однако через 15 минут, маневрируя над его эпицентром на высоте 100 метров, вертолет-дозиметрист зафиксировал радиоактивность. Еще через три минуты об этом же донес и самолет-лаборатория Ан-24: с него было обнаружено и место истечения газов в атмосферу — небольшая трещина на склоне горы. Видимый белый парок, как бы нехотя, сползал по склону горы, в долину реки Шумилиха

В дальнейшем, по воспоминаниям Каурова, дозиметрическая аппаратура зарегистрировала перемещение радиоактивных газов в воздушных массах в приводном слое вдоль южного берега Маточкин Шар вплоть до мыса Столбовой. Затем радиоактивное облако смешалось с воздухом Баренцева моря и переместилось на юг со скоростью 5-10 километров в час вдоль западного берега. Уже вечером 25-го и в полдень 26 октября радиоактивность выше фоновых значений в удалении 10 километров от берега не отмечалась. Это особенно порадовало наших испытателей, поскольку к Новой Земле срочно вернулась «Марьятта» и прилетели американские самолеты-разведчики SR-71 и RS-135.