Две жизни в одной. Книга 3

То ли сон, то ли видение?

Звуки из окна трехэтажного дома, что напротив, взрывая эфир, врезаются в уши, бьют по барабанным перепонкам низкими басами, возвращая меня к действительности. Вот они смолкли по желанию владельца рэпа или по моему нежеланию их слышать. Почему-то вспомнилась чья-то рекомендация: «Если хочешь, чтоб тебе помогли, в темноте, лежа на кровати, скажи: «Валерий, приди. Я хочу с тобой поговорить». Почему Валерий? И о чем с ним хочу поговорить? Из любопытства? Ведь мечтаю же пойти к гадалке, одеться скромно, без косметики, прикинуться старушкой... Хватит с меня любопытства. И так ведь разлюбопытничалась, что стали мучить всякие видения. А тематические сны? Хоть каждую ночь пиши по роману!

Помню, как-то заболела гриппом, лежу на диване, разглядываю свой настенный ковер. Неожиданно среди вытканных завитков вижу маски. Не театральные маски, а фантастические, смеющиеся, строят разные замысловатые рожицы, показывают языки, хохочут и плачут тут же. Что это? Не могла тогда понять. А ведь что-то подобное, но более яркое, я уже видела после операции, когда находилась в реанимационном отделении. Большой клоун, одетый в ярчайший костюм, на освещенной огромной арене под голубым куполом цирка катался на одном колесе от велосипеда, махал мне высоким черным блестящим цилиндром и выкрикивал что-то на английском языке. А еще длинной указкой писал по голубому, уже бирюзовому небу, сверкающими буквами непонятные слова.

Очнулась я тогда от прикосновения холодной руки лечащего врача. Тогда я объяснила свое видение тем, что в меня вводили обезболивающие препараты. Но сейчас? Что происходит? Кроме двух таблеток сульфадиметоксина и одной таблетки цитрамона я ничего не употребляла.

Маски продолжали появляться как бы из глубины ковра. Ковер турецкой работы. Может быть, это фантазия мастера передавалась через ковровые шерстинки? Но затем вслед за масками на поверхности ковра возникли человеческие тела.

Бушующее море с белоснежными барашками, волна за волной, выкатывало на берег голые тела женщин. И они, подобно морской пене, пропадали. Море снова и снова выкатывало на прибрежную гальку белые, распластанные тела женщин.

- Валерий! - кричу я, глядя на ковер, что на стене, от которого не могу оторвать взгляда. - Приди! Прогони это!

Непонятным сочетанием звуков откликается чей-то голос, погасив все краски и все видения. Открываю шире глаза. Темная комната, на письменном столе слабо светится циферблат электронных часов. Полнолуние. Измеряю температуру. Температура нормальная. А давление? Прибор показывает - чуть повышенное. Чуть? Еще бы! Пережить такое.

Необычные сны

 О сны! Вы неповторимы и интересны. Но среди вас есть и такие, которые могут предсказать будущее. Иногда описывают то, что происходило с человеком, ушедшим из жизни. Я расскажу только о четырех снах.

Еще ребенком мне было известно, что видеть во сне церковь, иконы, батюшку, а особенно огромное здание церкви и не перекреститься - это знак того, что предстоят мучительные житейские события.

Мне такой сон приснился в двенадцать лет. Шла Великая Отечественная война. Наш город только что освободили от немецких оккупантов. Я по приглашению маминой знакомой с наступлением лета отправилась пожить в деревне. И вот накануне отъезда снится мне такой сон: церковь, иконы, служители. И, действительно, чего я только ни испытала в пути, когда ехала туда и когда возвращалась обратно. Я чуть не погибла, случайно выжила при аварии на дороге.

Будучи уже замужем, имея двух дочерей, увидела во сне свое будущее. Сон был странным. Земля, в ней люк. Люк открывается, в него падает мой спутник жизни, отец семейства. Он кричит, улетая вниз. Смотрю в отверстие: живой, стоит на освещенной искусственным светом площадке, машет рукой, как бы прощаясь. Я бегаю вокруг люка, кричу, зову на помощь, слышу его голос: «Спаси!». Но никого вокруг нет, кроме моих двух дочурок. Сон рассказала мужу, а он улыбался чему-то своему. Сама же себе сон и перевела на судьбу. Вскоре произошло то, что называют в народе «разбежались». Никто этому не верил, ведь семья была основательная, крепкая. Но это произошло.

Третий вещий сон. Снится открытый бассейн, в котором обозначены дорожки для пловцов. Мы с режиссершей моего театра плывем рядом, затем наши дорожки расходятся. А потом, как бы спасаясь от кого-то, плыву одна сквозь заросли кувшинок, болотной тины к берегу. Все плыву и плыву, впереди то ясно, то сумрачно.

И действительно, я уплыла с остатками еще дворцового коллектива, оставив все ставки, чтобы создать новый театр, прошла все трудности, в третий раз, возродив театр со всеми лауреатскими московскими фестивальными званиями и достижениями в литературном творчестве, вырвалась из провинциальной рутины.

Старушка в ночи

 Многие годы, а точнее, лет двадцать назад, время от времени во сне ко мне являлась старушка, очень похожая на хозяйку дома-пятистенка. Имени ее я не помнила. После окончания пединститута, получив направление на работу, я оказалась в довольно-таки большой глуши. Автобусное сообщение тогда было не так развито. Местом жительства и стал этот дом-пятистенок. Хозяйкой дома была старушка. Поговаривали, что за ней водятся всякие нечистые дела. Я, занятая работой, не очень-то интересовалась всем этим, пока не пришло время вопросов. С наступлением густых сумерек едва теплящиеся огоньки керосиновых ламп в соседних домах быстро гасли. Деревня погружалась в темноту и сон. Моя хозяйка забиралась на широкую русскую печь и затихала до раннего рассвета. Мне же приходилось подолгу сидеть возле керосиновой лампы - готовиться к занятиям: составлять конспекты, писать планы уроков. Работа в школе, несмотря на профессиональную подготовку в период обучения в институте, требовала еще и практического доучивания, пополнения знаний, заучивания текстов. Одним словом, засиживалась я подолгу в окружении черной деревенской ночи.

Пятистенок, в котором я квартировала, был домом с пятью окнами на улицу, к тому же он стоял на краю деревни у самой реки. С наступлением темных осенних ночей в доме стали твориться какие-то непонятности. Примерно после полуночи в передней, где стояли длинные лавки, покрытые домоткаными половиками, собирались шорохи, какие-то перешептывания. В правом углу комнаты висели старинные иконы, перед одной все время горела лампадка. Старушка очень волновалась, когда лампадка гасла. А затухала она часто. Виной тому, как я считала, были те шорохи и тихие вздохи. От всего этого мне становилось страшно. Я ложилась спать, накрывая себя одеялом с головой. Но однажды я решилась выйти из своей комнатки, что была отгорожена от передней дощатой перегородкой со скрипучей дверью и взглянуть на то, что делается в большой. Но стоило только скрипнуть двери, как звуки, доносившиеся до сих пор, прекратились. В передней все выглядело, как обычно, только часы-ходики давно не показывавшие время, двигали стрелками. На другой день я все-таки решилась выяснить, какую тайну хранит, скрывает старый дом с одиноко живущей старушкой. Вечером, притушив с помощью колесика свет в керосиновой лампе, стала дожидаться наступления глубокой ночи. Старушка мирно спала на печи. Предварительно оставив дверь из своей комнаты полуоткрытой, вслушивалась в тишину. Как всегда, после 12 появились непонятные звуки, не похожие ни на поскрипывание рассохшихся досок в старом доме, ни на шуршания мышей. Звуки были такими разными, что трудно сказать, что это было. Но они были! Я выглянула из комнаты, в это же самое время возник звук, похожий на чих. Язычок пламени лампадки слегка дрогнул. Мне показалось, что я вижу деревянные ложки, мерно двигающиеся от края к центру и от центра к краю стола. Посреди него стояла большая деревянная миска, а возле конца скамьи, придерживая кухонным льняным полотенцем глиняный горшок, была моя старушка - хозяйка дома. От неожиданности она уронила горшок вместе с кухонным полотенцем. Лампадка упала с полочки и кончиком фитиля подожгла разлившееся по столу лампадное масло. Старушка вскрикнула и осела на пол. Горящая лужица осветила избу. Вокруг стола было пусто. Но где-то вдали слышались те непонятные звуки, которые заставляли меня бояться спать, накрываться с головой одеялом, толкнувшие и на этот поступок. Я выбежала из передней и схватила в сенях пустой мешок из-под картошки, влетев в комнату, накрыла пламя. Старушка сидела на скамейке, облокотившись на стол, положив голову на сморщенные натруженные руки крестьянки, отрешенная, молчаливая. Ничего не спрашивая, я принесла пузырек с сердечными каплями, употребляемые моей хозяйкой. Она молча выпила лекарство и так же молча поплелась к себе на полати. Я же еще долго прислушивалась. В доме было тихо, только маятник ходиков-часов, неподвижный дотоле, ритмично двигался, отсчитывая земное время. Так получилось, что на другой день я переехала в школьное общежитие. Одна из молодых учительниц вышла замуж за местного жителя - колхозного механизатора. Освободилось место в старом помещичьем доме, где проживали многие учителя школы.