Белое пятно

Уничтожить? Или оставить? Нет, уничтожить он всегда успеет... Лучше с этим подождать...

Его будит свет. Лампа поднесена к самому лицу. Левко оторопело хлопает глазами, прищуривается и отворачивается.

- ...Такой еще, оказывается, молодой, - спокойно констатирует где-то рядом хриплый, глуховатый басок, - и уже такой стервец.

Левко молчит.

- Ну, так как? Может, уже поговорим? А?

Левко по-прежнему молчит. Потом, будто не услышав вопроса, переспрашивает сам:

- Кто вы такие?

- А ты не догадываешься?

- Нет.

- Ну, тогда пускай тебя разбирает любопытство... Ты откуда же знаешь немецкий язык?

- А вам откуда известно, что я знаю немецкий язык? - удивляется Левко. "Во сне что-то, наверное, сболтнул?"

- Мы, голубь сизокрылый, все знаем.

- Тогда должны знать и то, откуда я знаю...

- А нам вот хочется, чтобы ты еще и сам рассказал.

- Ну, в школе учил, в институте. Студент я...

- Оно и видно... А эта школа или институт в Берлине, Мюнхене или Вене?

- В Харькове! - сердито бросает Левко, говоря на этот раз чистую правду.

- Так я тебе и поверил, - гудит басок, кажется, совсем добродушно.

- А он, может, из тех самых, из хвостдойчей, - подбрасывает сбоку щуплый молодым голоском, - как Генрих или Дуська.

"Вот тебе новая морока, - сокрушается Левко. - Дался им мой немецкий язык! Можно было бы, конечно, возражать... Но если они и в самом деле что-нибудь знают, что-нибудь подслушали? Тогда можно по-настоящему запутаться. Пускай уж лучше так. И все же кто они? Почему не говорят это прямо? И о парашютистах ни слова. Неужели еще ничего не слышали или хотя бы по моему снаряжению не догадываются? Какая-то хитрая игра. Фашистская разведка? Ей пальца в рот не клади... Ну, а если наши... Должны же они быть бдительными и оберегать себя от гестаповских шпионов? И о десанте их никто не предупреждал. Слепой ведь прыжок!.."

- ...Так вот что, голубь сизокрылый, ждать тебе уже недолго. А перед смертью покаяться следует. Давай не стесняйся... Кто тебя сюда послал? Что ты тут у нас потерял? И чего искал? Кого еще знаешь из таких вот "искателей", как ты? Кто предупредил гестаповцев о Балабановке? Кго выдал скальновчан? Не знаешь? Рассказывай лучше правду. Легче на душе будет., когда предстанешь пред ясными очами немецкого господа бога...

Ну так как?

- Кто вы такие?

- Ага... Значит, не желаешь! Ну что ж! Времени у тебя еще немножко есть. Подождем...

И снова исчезают.

Кто они? Почему так мягко допрашивают? Они (и за это - девять из десяти) партизаны. Но все тут какое-то странное. И они тоже странные. На военных не похожи, скорее на ночных сторожей в колхозе, что ли? И почему они все предупреждают, угрожают, что нет времени, а сами тянут? "Исповедуйся", - говорят, ла! Может, они кого-то или чего-то ждут? Но кого и чего? Какие "грехи"

имеют в виду?

Грехов у Левка на душе немного. Точнее, один, двухгодичной давности. Соврал в военкомате... Отец у Левка-учитель, физик. Мать - врач. А он у них единственный. Что ни говори, а воспитывали они его. Научили читать, когда ребенку еще и пяти лет не исполнилось.

Тогда же начали учить немецкому языку. В школу отдали в шесть лет. В институт приняли его как отличника, когда ему шестнадцать стукнуло, а первый курс закончил - не было еще и семнадцати. Без нескольких недель.

Тут - война! Нюся, секретарь из деканата, которой он поплакался, что забыл паспорт дома, механически отстучала справку. "Студент второго курса, год рождения такой-то, для предъявления в военкомат"...

То, что он прибавил себе целый год, в военкомате не заметили, послали в запасной учебно-резервный батальон... Ну, за эти два года отслужил он и отвоевал этот свой грех добросовестно, ничего не скажешь... А теперь вот, выходит, еще один грех. Возможный грех. В зависимости от того, как дальше пойдут дела. Все же, что ни говори, а лежит в потайном кармашке еще один, теперь уже по-настоящему поддельный документ. И нужно же, чтобы так случилось! И как все это кончится?

- ...Ничего он тебе не скажет!

Левко очнулся и насторожился. Голос резкий, властный. Такого тут он еще не слыхал. Прозвучал словно бы над самым ухом. Что это?.. Галлюцинация?

- ...У него, понимаешь, нет выбора. А посулам твоим он не поверит. Дураков на такое не посылают.

Что-то прогудел уже знакомый хрипловатый басок.

Откуда доносятся эти голоса?

- ...Допрашивать по-ихнему мы не умеем и, вероятно, не научимся... снова звучит тот, властно-резкий голос. - А тебя сюда послали не к теще на блины. Сам знаешь, чем рискуешь.

- Так я же разве что? - оправдывался басок. - Я тебя ожидал. Отсюда все равно никто никуда не выйдет.

Могила.

- Ждал и дождался. А сейчас пора кончать... Дальше рисковать мы не можем.

"Могила"... "Пора кончать"... Слова, от которых мороз подирает по коже. "Партизаны, ясно же, партизаны! - лихорадочно пробует убеждать себя Левко... - Но как с ними объясниться?"

- А Галина сказала - доложить Викентию и чтоб без него не решать, говорит щуплый.

- Ну да! Близкий путь! Кругом облавы, а мы тут у моря ждем погоды! Пора!

Как в кошмарном сне, от стены опять отделяется темная тень. Приближается, становится человеческой фигурой. Среднего роста, в чем-то вроде военного. Крепко сбитая, энергичная, подвижная. Даже тогда, когда стоит спокойно, Левку кажется все же, что она двигается. Двигается непрерывно, куда-то торопится. Левко про себя, бессознательно так и называет эту фигуру:

Подвижный...

- ...Ты уж надумался и, конечно, будешь говорить! - скорее утверждает, чем спрашивает Подвижный, будто команду подает.

- Я не знаю, что и, главное, кому должен рассказывать.

- Запомни. Нам не до шуток. Нет времени для них.

Будешь молчать - расстреляем.

- А если не буду молчать, тогда что? Все равно я должен знать, с кем свел меня случай. Иначе...

- Предположим, ты попал, куда хотел, нашел, чего искал, - резко, иронично бросает Подвижный. - Предположим, мы партизаны... Ну и что?

- Тогда естественно, - отваживается Левко, - естественно будет предположить, что я советский парашютист.

- Гм... А ты, вижу, любишь пошутить. Гляди, чтобы плакать не пришлось.

- Нет, почему же! А если я серьезно?

- Ну, ежели ты серьезно, то и мы серьезно. - В голосе Подвижного слышится явная ирония. - Нам скрывать нечего. Хозяева положения тут, как видишь, мы.

Да, мы советские партизаны.

- Пархоменковцы! - не удержавшись, радостно восклицает Левко.

- Гм... Так тебя, оказывается, послали разыскивать их?

- Да. Именно их. Я в самом деле советский парашютист.

- Ну, вот! Я так и думал. Так и знал! - почти победоносно, насмешливо тянет Подвижный. - Как же иначе! Теперь тут таких "парашютистов" из гестапо знаешь сколько за дураками охотится? Только дураки, дорогой мой, теперь уже все перевелись.

- Так вы не верите?!

ц- Допустим, не верю. Как ты нам докажешь? Попытайся, докажи, а мы послушаем. Например, вот: объясни, как же это ты так обмишулился, попав не к пархоменковцам, а к нам?

- Как это не к пархоменковцам?

- А так... Где Крым, а где Рим!

- Не понимаю.

- Допустим... Тогда рассказывай подробно, как и что. Где приземлился, куда шел, что видел и... чего искал.

- Приземлился в селе Солдатском... Определился по азимуту, ну и... вышел на Каменский лес, к Сорочьему озеру...

- Гм... И долго же ты шел?

- По времени? Или по расстоянию?

- Все равно.

- Ну, пожалуй,, километров тридцать - тридцать пять...

- Гм... Подожди. Что-то я не пойму. Нескладно врешь... Можешь мне хоть что-нибудь рассказать про Солдатское?

- Ну как же!.. В ту ночь немцы подожгли село. Я чуть было не угораздил прямо в огонь.

- Вернее, угораздил и выскочил невредимым. Ну что же, бывает! В сказочках, конечно. Но теперь уже кое-что проясняется. Новичок ты, видать, в этих местах.