Иван Ефремов

В январе 1973 года оказалось, что фамилия Ефремова во всех каталогах подписных изданий аккуратно заклеена, подписка на собрание сочинений прекращена (в итоге она так и не состоялась). Почти все друзья, ученики, знакомые перестали звонить и навещать квартиру Ефремовых. Остался едва ли десяток близких…

В мае 1973 года Таисия Иосифовна писала Анатолию Фёдоровичу Бритикову в Ленинград: «Я уверена, что не «нелепое недоразумение», а скорее гнусная подлость скоро выяснится. Ивана Антоновича имя не смогут запачкать, как бы завистники и клеветники этого ни хотели. Читатели не дадут его в обиду, слишком много добра и света даёт он своими книгами. Я это увидела 22 апреля — в день его рождения. Ему принесли много великолепно красивых цветов, а ещё больше — благодарности. Видимо, кому-то показалось, что у него мало популярности. Теперь, кто и не читал его, обязательно прочтёт. Грустно, конечно, что мне пришлось во многих людях разочароваться. Вы единственный из ленинградцев, т. е. литераторов, кто написал мне после всего этого. Спасибо Вам большое. А читатели не оставили меня в моём горе. У меня появились новые друзья, верящие в Ивана Антоновича и его будущее.

Сегодня я отвезла в «Молодую Гвардию» «Тайс Афинскую». Должны выпустить её в этом году. Вот и ответ на мои письма и письма читателей». [334]

В июне 1973 года вдова отправилась в Ленинград, чтобы исхлопотать место для могилы мужа на кладбище в Комарове. Когда разрешение было получено, Таисия Иосифовна похоронила урну с прахом.

Иван Антонович завещал часть праха развеять у берегов Греции, и если удастся, над озером Иссык-Куль, где побывал в 1929 году, — в восточной части этого озера могила Николая Михайловича Пржевальского. Первое пожелание выполнить удалось.

Таисия Иосифовна отважно вела борьбу за честное имя мужа, звонила и писала в Совет министров А. Н. Косыгину, в прокуратуру по надзору за следствием КГБ, в Московское отделение КГБ.

Таисия Иосифовна рассказывала:

«В 1974 году, 4 марта, в понедельник, в Ленинграде должна была открыться юбилейная сессия, посвящённая тафономии. Должны быть два доклада: М. В. Куликов — о тафономии, Л. И. Хозацкий — доклад об Иване Антоновиче. В пятницу вечером, 1 марта, мне позвонил Куликов и сказал, что открытая сессия состоится, но два эти доклада об Иване Антоновиче сняты. В программе сессии доклады и имя Ефремова были не зачёркнуты, а выбелены. И все выступления были без имени автора «Тафономии».

В это же время вышла книжка Г. Г. Мартисона «Загадки пустыни Гоби», где начальником палеонтологической экспедиции ПИН стал директор института Ю. А. Орлов, а имя Ефремова вообще отсутствовало.

Утром 4 марта я позвонила в КГБ, разговаривала с В. В. Каталиковым и рассказала о Сессии ВСЕГЕИ и о снятии докладов. Каталиков сказал, что КГБ не имеет к этому отношения. И это перестраховка. Тогда же он сказал, что я могу писать наверх, ссылаясь на них. Вот тогда я написала Брежневу. Взятые при обыске вещи мне вернули позже, летом, со словами, что мы-де Ивана Антоновича ни в чём не обвиняли и не обвиняем, и в самых высоких инстанциях можно на это ссылаться».

На письмо Л. И. Брежневу из Центрального комитета партии пришёл ответ: всё разобрано, все недоразумения будут сняты. Буквально на следующий день позвонил директор издательства «Молодая гвардия» В. Н. Ганичев — вновь запускают подготовку трёхтомника. Это была победа.

Таисия Иосифовна долго раздумывала о проекте памятника на могиле мужа. Старые ленинградские друзья — художница Ирина Владимировна Вальтер и пианистка Алла Петровна Маслаковец — считали, что памятник должен отражать многогранность личности Ефремова. Таисия Иосифовна стала ходить по кладбищам — смотреть, какими бывают памятники, и вспомнила пустынный многогранник, который Иван Антонович привёз из Монголии. Если увеличенную копию его высечь из лабрадорита — благородно-чёрного, с радужным сиянием синего — любимого цвета Ефремова… В этом помог товарищ Аллана.

Памятник получился лаконичным и выразительным. [335] В светлом сосновом лесу из гранитной плиты словно вырастает небольшой кристалл, блестящий чистыми гранями. Надпись проста: «Иван Ефремов. 1908–1972».

В 1975 году «Молодая гвардия» выпустила первые два тома собрания сочинений — тиражи по 200 тысяч экземпляров, в 1976 году вышел третий том и — в серийном оформлении, но без номера тома — роман «Тайс Афинская», тираж которого в 100 тысяч был мал для огромной страны (вскоре последовали допечатки тиража). В 1980 году в таком же оформлении был выпущен том с гобийскими заметками — «Дорога ветров». Лишь одна книга пока не переиздавалась — «Час Быка».

В октябре 1976 года, перед празднованием семидесятилетия писателя, в Московской писательской организации была создана комиссия по творческому наследию Ефремова, председателем стал А. П. Казанцев, членами избрали П. К. Чудинова и Е. П. Брандиса. Евгений Петрович был удивлён, почему в неё не включили Дмитревского, хотел с помощью этой комиссии возобновить хлопоты об издании исправленной и дополненной книги «Через горы времени». Однако выпускать её без упоминания «Часа Быка» было бы нечестным, но на этом романе лежало табу.

Весной 1977 года в Союзе писателей СССР торжественно отметили семидесятилетие Ефремова. Хотя сам Иван Антонович и чуждался пышных празднований, но сейчас юбилей приобретал особый смысл. Это не было возвращением писателю доброго имени — Ефремов этого имени никогда не терял. Это было победой его друзей и читателей над собственными страхами, заставившими многих несколько лет не упоминать Ефремова, восстановлением веры в светлый мир будущего, который он описывал. Заседания проходили в разных городах, залы были полны, и Таисия Иосифовна, скромно остававшаяся в тени, радовалась, слыша добрые слова в адрес мужа.

Много для сохранения памяти писателя сделали советские космонавты, особенно Владимир Александрович Джанибеков и Георгий Михайлович Гречко.

Таисия Иосифовна привела в порядок бумаги, собрала и сдала с помощью А. Ф. Бритикова рукописи и большую часть читательских писем в Пушкинский Дом РАН, в созданный ещё при жизни писателя Личный фонд И. А. Ефремова (Ф. 681). Путь Ефремова в науку начинался на Васильевском острове, на Тучковой набережной: Геологический музей располагался в доме номер два, первом здании справа от Биржи. В доме четыре, следующем за ним, в здании бывшей петровской таможни, где сейчас размещается Пушкинский Дом, хранится его архив.

Через «Литературную газету» Таисия Иосифовна обратилась к многочисленным корреспондентам Ефремова с просьбой выслать ей копии его писем. Систематизировала и сохранила значительную часть переписки с коллегами, друзьями, редакторами, литературоведами, иностранными учёными-палеонтологами и славистами — более 1200 писем. [336]

«Тайс Московская» выполнила основные пункты завещания мужа. Уже в начале XXI века она разрешила опубликовать рассказ «Каллиройя» и повесть «Тамралипта и Тиллоттама», которые ждали своего часа несколько десятилетий.

После смерти Ивана Антоновича ей пришлось пойти на службу: нужны были деньги на жизнь, кроме того, по закону нельзя было быть безработной. Стаж у неё по трудовой книжке к 1972 году насчитывал всего семь лет, и при наступлении пенсионного возраста она могла рассчитывать лишь на минимальную пенсию. По совету Елены Дмитриевны Регель Таисия Иосифовна поступила в Институт морфологии животных Академии наук, в лабораторию эмбриологии, основанную И. И. Шмальгаузеном. Став лаборантом, она готовила препараты для исследований H. С. Лебёдкиной и И. М. Медведевой. Однако через некоторое время возникла возможность заняться секретарской работой — в Институте физики Земли, в отделе В. И. Кейлиса-Борока. Институт возглавлял академик М. А. Садовский, однокашник Ивана Антоновича, с которым они в петроградской школе вместе показывали ученикам диафильм о палеонтологии. Он приказом разрешил Таисии Иосифовне работать на дому. Под начальством В. И. Кейлиса-Борока она оставалась и после 1989 года, когда он создал Международный институт прогноза землетрясений и математической геофизики. На пенсию вышла в 1999 году.