В подполье можно встретить только крыс

- Тогда мне придется отказаться от кафедры. Я не могу так - браться за организацию нового дела, а старое покидать на развал.

- Почему непременно развал?

- Новый человек - обязательно развал. В том же направлении может повести дело только подготовленный мною человек. Новый пойдет по линии наименьшего сопротивления. Контролировать других легче, чем работать самому. В общем прошу доложить министру обороны, что я связываю назначение меня на кафедру с тем, назначат ли вместо меня заместителя или нет. Если нет, буду считать, что не сумел его подготовить к замещению моей должности и останусь, чтобы подготовить.

Курочкин сказал, что это бесполезно, и никаких обещаний не дал. Но когда нас с ним вызвали к министру, там дело прошло совсем просто. После разговора о работе будущей кафедры, министра она, очевидно, очень интересовала, как инструмент резкого улучшения управления войсками. Курочкин довольно небрежно и даже осуждающе кинул: "А вот будущего начальника кафедры больше интересует не кафедра, а вопрос о том, кто после него будет назначен начальником НИО."

Малиновский вопросительно посмотрел на меня.

- Видите ли, товарищ маршал Советского Союза, я не могу рассуждать так после меня хоть потоп. В НИО произошел резкий поворот в работе. Его надо закрепить. Я к этому готовил человека, назначенного вашим приказом на должность заместителя. Я считаю, что он подготовился к занятию моей должности, и я прошу его и назначить.

- А какие возражения? - обратился он к Курочкину.

- Да собственно, принципиальных нет. Молод. Звание слишком отстает от должностного. Должность - генерал-полковничья.

- Ну, молодость не порок. А звание в наших руках. А как его деловые и политические качества?

- Человек очень дельный, разумный. Политически вполне благонадежен.

- Ну и представляйте. Григоренко прав: заместители для того и существуют, чтобы перенимать должность на ходу. Плох тот начальник, который не способен подготовить к этому своего заместителя.

Когда был объявлен приказ министра обороны о назначении Кирьяна, это вызвало фурор, особенно в том управлении Министерства обороны, где он работал. Все его товарищи по работе были поражены таким взлетом и решили, что, по-видимому, у него очень высокие связи. Но сам Кирьян, оказывается, знал все перипетии дела через своего приятеля - начальника отдела кадров академии. Как только приказ на него прибыл, он прибежал ко мне и со слезами на глазах благодарил. Но я сказал, что хоть и очень люблю его, но старался не ради него, а для пользы дела. И я не ошибся.

Пока я мог наблюдать за работой Михаила Митрофановича, мне ни разу не пришлось краснеть за него или быть лично неудовлетворенным. Он не только ничего не утратил из того, над чем трудились мы оба, но многое значительно развил и открыл ряд новых научных направлений. Во время работы на кафедре, я постоянно контактировал с ним, и бывало, что он оказывался значительно дальновиднее меня.

Вспоминается, например, такой случай. Научно-исследовательский институт (НИИ) связи закончил разработку машины для автоматического кодирования текстов и переговоров. Приказом Министра обороны войсковые испытания возлагались на академию Фрунзе. Председателем приемной комиссии и одновременно руководителем испытания был назначен я. В это время на кафедре работал изобретатель-одиночка из НИИ. Он по собственной инициативе разрабатывал кодировочный прибор. Не встречая нигде поддержки, он добрался, в конце концов, к нам. Работа нас заинтересовала, и мы оказали всю возможную помощь изобретателю. Настойчиво трудясь во внеурочное время, он к моменту упомянутых испытаний успел создать лабораторный образец (макет) прибора. Я решил поставить на испытание и этот образец.

Для проведения испытаний было разработано командно-штабное учение в условиях высокоманевренных боевых действий. Командный пункт корпуса - высшая инстанция на учении задерживался на одном месте 2-3 часа. С ним действовала и испытываемая электро-механическая кодировочная машина, представленная на испытания управлением связи. Смонтирована машина на трех авто. По тактико-технической характеристике ей на развертывание и вступление в связь требовалось полчаса. Практически за все учение она не успела развернуться за время стоянки штаба корпуса ни разу. В конце учения я дал ей право развертываться столько времени, сколько потребуется. Ушло 4 часа стоянки на месте для ведения кодированных переговоров. Надежной работы не добились, а к концу четвертого часа машина окончательно выбыла из строя. Надо было ехать на заводской ремонт.

Одновременно испытывался лабораторный образец электронного кодировочного прибора. Прибор проверялся во всех штабах четырех, участвовавших в учениях, дивизий. Не было зафиксировано ни одного перебоя. Ему не требовалось никакого времени на развертывание. Он просто подключался к радиостанции и работал на стоянке и на ходу, - в танке, автомашине, бронетранспортере, просто в руках. Этот 3,5 килограммовый ящичек не стоило труда переносить на себе. В общем, ни у кого не могло возникнуть никакого сомнения в превосходстве маленького электронного прибора над громоздкой электромеханической машиной. Несмотря на это, зам. начальника связи, отозвав меня в сторону, предложил сделку. Записать в акт, что кодировочная машина, после устранения обнаруженных на испытаниях недостатков, может быть принята на вооружение. Но, одновременно, комиссия рекомендует усилить работу по доведению до готовности электронного кодировочного прибора, который в лабораторном образце показал прекрасные результаты на учении.

Я, разумеется, категорически отверг это предложение. Согласиться на закупку для вооруженных сил никому не нужной груды металла я не мог. Но когда я рассказал об этом разговоре Михаилу Митрофановичу, он не одобрил мое решение. Он сказал, что связисты своего добьются и заодно угробят хороший прибор. Очень скоро его прогноз подтвердился. Инженера-изобретателя отчислили из института, где он работал, а на новом месте запретили работу не по профилю. Я, в ответ, показал прибор в работе всем командующим округами и министру обороны. Все командующие начали атаковать просьбами дать прибор в войска. Но управление связи, ссылаясь на неготовность, отказывало. Одновременно распускался слух о том, что прибор - блеф. Командующий войсками Киевского военного округа (после Чуйкова) генерал армии Кошевой, пользуясь личными связями, заказал на "Арсенале" 50 приборов. Но об этом стало известно (откуда!) в Главном Артиллерийском управлении (ГАУ) и директор "Арсенала" получил приказ снять образцы с производства. Так союз бюрократов навязал войскам дорогую, громоздкую и, главное, ненужную машину, угробив заодно прогрессивный прибор.