Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации. Их любят, о них говорят

Когда под руководством Боброва извечный соперник армейцев «Спартак» стал чемпионом, руководство Министерства обороны внезапно спохватилось. В то время дела футбольного клуба ЦСКА шли неважно (с 3-го места в 1965-м он скатился на 5-е, а затем и на 9-е), поэтому было решено вытянуть клуб из ямы с помощью все того же Боброва. Сам министр обороны маршал Гречко стал просить его принять к руководству команду, суля за это звание полковника. И Бобров согласился.

При Боброве футбольный ЦСКА вновь ожил и в чемпионате 1968 года занял 4-е место. Но год спустя команда опустилась в турнирной таблице на две строчки вниз, и это тут же послужило поводом к отстранению Боброва от руководства клубом. Впрочем, это было лишь формальным поводом. А главным было другое — Бобров никогда не умел прислуживать, всегда отличался прямотой и мог резануть правду-матку в лицо начальству (чего в армии особенно не любят). В биографии Боброва известны несколько подобных случаев. Самый громкий — с депутатом Верховного Совета. Дело было в гостинице «Москва», куда Боброва занесла то ли служебная, то ли личная необходимость. Он ехал в лифте, когда на одном из этажей туда же завалилась шумная компания во главе со злополучным депутатом. Все были подшофе: Увидев Боброва, депутат расплылся в широкой улыбке и, видимо, желая блеснуть перед друзьями своим знакомством со знаменитым форвардом, сказал: «Здорово, Бобер». При этом имел смелость положить ему руку на плечо. Вот Бобров и не сдержался. Резко развернулся и впечатал свой кулак в самодовольную рожу депутата. Благодаря досужим сплетникам этот случай довольно скоро стал известен всей Москве. Говорят, Боброва за несдержанность хотели понизить в воинском звании.

Однако вернемся к спорту.

В 1972 году к руководству сборной СССР по хоккею вместо Анатолия Тарасова и Аркадия Чернышева (несмотря на то что они принесли нашей сборной «золото» на Олимпиаде в Саппоро) пришли Всеволод Бобров и Николай Пучков. Первое, с чего они начали, — убрали из команды «ветеранов» Анатолия Фирсова («тарасовец») и Виталия Давыдова («чернышевец»). Причем убирали их без особенных церемоний. Например, с Фирсовым Бобров обошелся не по-джентльменски. Перед началом чемпионата мира в Праге на вопрос зарубежных журналистов о том, почему в советской команде отсутствует лучший нападающий прошедшей Олимпиады Фирсов, Бобров ответил, что у того… рак желудка. Каково же было удивление журналистов, когда они приехали домой к Фирсову, чтобы попрощаться с ним, а он встретил их в полном здравии. Узнав о словах Боброва, Фирсов публично заявил, что не встанет под его знамена до тех пор, пока он не извинится. Но Бобров и не думал извиняться. Так Фирсов оказался за бортом команды.

Вместо «старичков» в сборную были приглашены новички — Владимир Шеповалов, Вячеслав Солодухин, Александр Гусев. Многие специалисты считали такую замену неравноценной и прочили нашей сборной большие трудности на предстоящем чемпионате мира. Как в воду глядели. Наши взяли в Праге всего лишь «серебро». Однако гнев руководителей советского спорта Боброва не коснулся — он остался у руля сборной. А вот вместо Пучкова пришел Борис Кулагин.

Во время чемпионата канадскими и советскими хоккейными организациями была достигнута принципиальная договоренность о проведении осенью этого же года восьми матчей между сборными этих стран. Причем наши руководители, давая свое согласие на эти игры, рассчитывали, что канадцы со своей стороны выставят не самый лучший состав. Но получилось так, что те сформировали сборную сплошь из одних профессионалов. Когда об этом прискорбном факте узнали наши спортивные чиновники, они откровенно струсили. Предстоящие игры приравнивались к событиям государственного значения, и поражение наших хоккеистов грозило чиновникам большими неприятностями. И только тренер нашей сборной Бобров отреагировал иначе. Он сказал: «Играть с профессионалами можно, если проиграем — так хоть звездам мирового класса, а выиграем — так грудь в крестах». Эти слова потом взяли на вооружение руководители нашего Спорткомитета, когда их вызвали в Политбюро и потребовали ответить: есть ли гарантия, что наша сборная выступит достойно в играх с канадцами? Те заверили: есть.

Первые матчи должны были состоятся в начале сентября в Канаде. Когда наша делегация прибыла в Страну кленового листа, ее встретили по высшему разряду. Говорили даже, что когда год назад здесь с официальным визитом был председатель Совета министров Алексей Косыгин, то его встречали скромнее. Наших игроков канадцы практически не знали, и единственным, кто пользовался у них популярностью, был Бобров. Местные газетчики даже шутили: «У нас есть Бобби Ор, а у вас — Боб Ров». И все же перспективы нашей сборной канадцы оценивали, мягко говоря, очень низко. Из восьми предстоящих игр ей прочили поражения во всех и только гадали, сумеет ли она хотя бы в одной из встреч «размочить» счет. Говорили, что победы сборной СССР на Олимпийских играх и чемпионатах мира ни о чем не говорят, мол, там играли слабые соперники, а здесь настоящие асы льда — профессионалы. Короче, ситуация зеркально повторяла то, что творилось в 1954 году в Швеции, где наша сборная дебютировала на чемпионате мира. Что уж говорить о канадцах, если даже в стане наших болельщиков мало верили в успех своей команды. Например, известен такой факт. На игры в Канаду был отправлен комментатор Николай Озеров. Однако его командировали из Мюнхена (там в те дни проходили Олимпийские игры) всего лишь на одну игру. Руководители ТВ предполагали, что придется показывать всего лишь первый матч, наши его наверняка «сольют», и показывать дальнейшее не будет никакого смысла.

Накануне первого матча Бобров поступил как хитрый стратег. Зная, что на тренировку его команды обязательно придут канадцы, он попросил своих подопечных разыграть спектакль: мол, пусть канадцы подумают, что мы и на коньках толком стоять не умеем. Игроки так и сделали. И канадцы на эту «наживку» клюнули. Они и до этого были не слишком высокого мнения о потенциале советской сборной (видели лишь две ее игры в видеозаписи), а теперь воочию убедились в том, что перед ними — сплошной детский сад. Они нашли изъяны во всем — в катании, в ведении шайбы, в бросках, в моментах вбрасывания. Короче, ни у одного игрока канадской сборной даже на секунду не возникало мысли о том. что предстоящие игры могут сложиться для них неудачно.

Первый матч состоялся на льду монреальского дворца «Форум» 2 сентября. 20-тысячный зал был забит до отказа, в основном, естественно, канадской публикой. Советских болельщиков было немного. Здесь же присутствовал и посол Советского Союза Борис Мирошниченко. Начало матча было торжественным — символическое вбрасывание шайбы произвел сам премъер-министр Канады Пьер Трюдо. А затем начался матч.

Его первые минуты складывались так, как предрекала канадская пресса. Не прошло и тридцати секунд, как за воротами Третьяка вспыхнул красный свет. Гол забил легендарный канадский нападающий Фил Эспозиго. Что тут началось на трибунах! Поднялся мощный рев, крик, свист, электроорган, как бы в насмешку, заиграл «Подмосковные вечера». Болельщики начали скандировать: «Мы сожрем их сырыми!» Но это было только начало. Прошло буквально пять минут после первого гола, как в наши ворота влетела вторая шайба. Гол забил Пол Хендерсон. На этот раз орган заиграл похоронную музыку. Наши ребята сникли, однако Бобров их успокоил: «Ничего страшного не произошло! Забейте им только одну шайбу — и дело пойдет!» И ведь как в воду глядел. Постепенно наши ребята освоились на маленькой канадской «коробке» (в отличие от европейских ледовых арен, где размеры были 61 метр на 30, канадские — 60 на 26) и перехватили инициативу в свои руки. В конце первого периода сначала Евгений Зимин, а затем Владимир Петров сравняли счет. Как признается позднее тренер канадцев Гарри Синден, уже тогда его стали одолевать смутные предчувствия чего-то нехорошего. Глядя на советских хоккеистов, буквально летающих надо льдом, он не узнавал их — ведь вчера на тренировке они выглядели сонными мухами.