Как будут без нас одиноки вершины

Нам нужны были ишаки. Председатель ответил, что даст ишаков, сколько нам нужно, но при них будут погонщики и им нужно платить по одному рублю за ишака. Это из Джаушангоса до подножья вершины Маркса и обратно!

Вот такие там обычаи. Восточная неторопливость, надо посидеть. Пить чай и никуда не спешить. Наливают по четверть пиалы, и хозяин следит, чтоб в пиалах всегда был чай. Как только выпьешь, тут же подливает. И так будет подливать до тех пор, пока не перевернешь пиалу вверх дном. Мне все это безумно нравилось, и я решил, что в Москве обязательно буду пить чай из пиалы. Но как-то не пошёл у меня в Москве зелёный чай, видимо, не хватает всей памирской обстановки, азиатского колорита.

Никакого национализма, только дружеские, уважительные отношения. Руку к сердцу с поклоном. Низкий поклон не унижение, а дань уважения и почтения. Откуда теперь взялся национализм не понять.

После 1961 года я ещё четыре раза бывал на Юго-Западном Памире с разных сторон. Очень силен и могуч этот наш Марксистско-ленинский узел. Там нет ни одного маршрута ниже 5 б, много маршрутов 6-й категории. Все они крутые, с отвесами и просто так, с налёта их не пройдёшь. В этом благодатном краю мы проложили шесть маршрутов.

Сроднился я с Памиром и тамошними людьми, что с пограничниками, что с местными таджиками. Невозможно представить, что теперь Памир стал вдруг совсем чужой страной. Сколько там осталось друзей, сколько прожито там и пережито, увидено. У меня сейчас жуткая ностальгия по тем местам, ведь с 58-го года я каждое лето, в среднем по 2—3 месяца, проводил в горах Памира. И всё новые места, новые люди.

Мы всегда уважительно относились к их обычаям и традициям, хотя порой для нас они бывали чуждыми и непонятными. Но мы гости и поэтому уважали хозяев. И они отвечали нам добром, никогда не сделали нам никакой пакости. Я когда приезжал в азиатские горы, то сначала обходил кишлаки, знакомился с аборигенами, общался, беседовал и уж потом приходил к ним с делами. Наши отношения, наша советская психология очень здорово отличались от западных. В Гималаях к шерпам относятся иначе, всё строится на деньгах. У нас такого не было и в помине.

Альпинизм — наше счастье. Прежде всего, он дал нам возможность посмотреть мир, увидеть новых людей, понять их образ жизни. Он обогащал нас.

В 1968 году мы опять ходили в районе «вождей». Сделали пик Энгельса по пути 6-й категории трудности, вошли в тройку призёров на первенстве Союза. Хорошее восхождение. Получили удовлетворение.

— Интересно, Володя, что ты чувствовал на вершинах? Может быть я ошибаюсь, но мне кажется, что существует укоренившийся со времён фон Мекка штамп описания чувств человека на вершине. Будто наступает этакая эйфория, восторг, душа парит. Сердце разрывается от радости и на глазах слёзы. В общем, «на вершине стоял хмельной». Про себя могу сказать, если маршрут сложный, то на вершине я был доволен, что остался цел, что всё прошло хорошо. И думал о спуске. Только внизу, а не на вершине, получал я удовлетворение от пройденного маршрута, испытывал чувство гордости собой. Если же вершина простая, то я на ней всегда был с новичками или со значкистами и тогда смотрел на своих ребят, радовался их реакции и опять думал о спуске. Конечно, полюбуешься открывшейся панорамой, не без этого. Что скажешь?

— На вершине можно радоваться, но это еще не финиш, надо спуститься. Спуск, ты знаешь, всегда опаснее подъема. Расслабляться нельзя.

— Да. Как Лена Мухамедова погибла. Её партнер по связке сказал на спуске: «Всё, Лена, здесь уже делать нечего», и полетел.

— Я всегда, Саша, был внимательным до морены, до травы.

Хороша была экспедиция на Памир в 1977 году. Первенство Союза, команда московского «Спартака». Но мы каждый год вывозили и молодых ребят, наше будущее. Старались одною, двух включать затем в группу. Как раз в том году в нашу команду попали Башкиров и Олег Коровкин.

Я, как одессит, помогал одесским молодым альпинистам спортивно расти. В том году мы включили в нашу команду ещё двух альпинистов — Лёшу Ставницера и Вадима Свиреденко. Таким составом и выехали. Нас очень поддерживал Витя Некрасов, лидер армейского альпинизма, мастер высокого класса, многократный участник первенства. Самая же большая его заслуга в том, что он организатор всего армейского альпинизма. Он был образованным, высоко культурным человеком. Знал о горах всё — историю, географию. С ним бывало всегда интересно, и в Москве, и в горах.

В одной из встреч в Москве он рассказал о районе Лукницкого на Юго-Западном Памире. Предложил заявить, если соберётся сильная команда, пик Лукницкого по северо-западной стене. Стена проблемная. Экспедиция на 30—40 дней. Подъезд сложный, подход с караваном ишаков. Организовали базовый лагерь, и началась обычная повседневная работа по разведке, по наблюдению, по обработке маршрута. Первая заброска, вся группа вышла под стену, взяли верёвки, палатки. Дав ребятам команду уходить вниз, я остался один на ночёвку под стеной. Хотел понаблюдать за стеной, пока они готовятся к выходу. Я уже говорил, что люблю ходить один. Взял метров 100-120 веревки и пошёл под стену. Провесил ее в нижней части маршрута. По тем временам такая работа в одиночку считалась криминалом, и я попросил ребят никому об этом не рассказывать.

Когда я шёл обратно из-под стены, то на крутой морене почувствовал вдруг, что кто-то меня ведёт, кто-то на меня смотрит. Оборачиваюсь, и сзади себя, метрах в 30, вижу снежного барса. Красивая такая кошка, стоит на морене и смотрит на меня. Хорошо вижу его морду, глаза, усы. Видимо, он шёл параллельным со мной курсом, немного позади. Тут я вспомнил «Мцыри» и стал думать, что делать, хватит ледоруба или взять еще камень. Никто никогда не говорил и не писал о нападении барса на человека, кроме Лермонтова: «И в горло я успел воткнуть и там два раза повернуть свое оружье». Не знаю, сколько мы так стояли и смотрели друг на друга. Потом я скосил глаза, чтобы оценить, куда мне отступать, и, не разворачиваясь, сделал шаг назад-вниз. После этого отступления барс взглянул на меня (как мне показалось, с превосходством) и невозмутимо пошёл вверх, в горы. Не забыть, как он спокойно, с достоинством смотрел на меня.

Когда я прибежал в лагерь и начал рассказывать о барсе, Юра Визбор скептически улыбнулся, не поверил. Но через несколько дней наш поварёнок тоже встретил барса. Он охотился на уларов и прибежал в лагерь без ружья, глаза квадратные: «Вы сидите, в карты играете, а там барсы ходят»

Потом, когда мы шли в ущелье под пик Лукницкого, мы увидели на снегу следы барсов. Целой семьи, судя по размерам. Тут уж все поверили нашим рассказам. Появились в горах другие живые существа и они наблюдали за нами, что мы делаем, как живём.

Как я говорил, когда космонавт Титов летал в космосе, мы назвали вершину пиком Титова. Во вспомогательной группе, кроме Визбора, Лёша Лупиков и еще два-три человека, и конечно Аркадий Мартыновский.

Значит, стена пика Лукницкого. В средней части гигантские сосульки, надо их пройти траверсом, иначе нет выхода на стену. Лёд нависает на скалы. Траверс метров 25. Планировали пройти его рано утром, когда скалы под сосульками покрыты льдом. Кошки тут не помогут, срубать его, умаешься. А ждать, пока оттает, тоже нельзя, сплошным потоком будет лить холодная вода. Подошли под сосульки, лёд уже начал оттаивать. Прошёл я метров 15 и у меня начало сводить руки и ноги от переохлаждения. Я спросил, кто хочет работать первым. Ринулся вперед Башкиров. Отработал он блестяще, хотя уже шёл сплошной поток. Вышли мы на скалы мокрыми насквозь. Всю одежду пришлось выжимать.

Я пытаюсь ему подсказать, но он решил все делать сам. И запоролся так, что еле спустился. После этого пошёл Володя Башкиров. Впервые я видел его на маршруте первым и это был высший класс, и по тому, как он шёл, и по тому, как надежно обеспечивал страховку, и по тому, как выбирал маршрут. После этого я понял, что появился в альпинизме новый лидер. К этому времени я уже 17 лет работал тренером в «Спартаке» и за всё время ничего подобного у себя в команде не встречал.