Большая Медведица

— Ты тут чем, интересно, занимаешься?

— Филки ищу, — невозмутимо ответил Серега, — ты же сам сказал, что на «хапок» берем этот подвал, вот я и тороплюсь.

— А мне почудилось, что тебе магазин чем-то не понравился и ты решил его разрушить — заметив под весами связку ключей, Дымок бросил их подельнику, — ништяк все, че ты газуешь? Иди, суй лучше эти железяки во все дыры подряд.

Найденные Серегой ключи подошли к сейфу. Забрав из него целлофановый пакет, плотно набитый деньгами и набросав свою и найденную в подсобке сумку яблоками и шоколадом, приятели, пущенные, словно пращей, выпулились на свежий воздух двора.

— Дымок, пошли ко мне ночевать? Может, при тебе Ленка на меня сильно ворчать не будет?

— Как скажешь, — волоча обе сумки, пыхтел подельник, — меня дома все равно никто не ждет.

Резво перемахнули освещенную неоновыми лампами фонарей троллейбусных столбов дорогу.

— Слухай, Олега, пока масть хезает, может, ходом еще один сковырнем?

— Жадность фраера губит.

— Да не сейчас, завтра.

— Где он прячется?

— Вот это мне уже нравится. За городом, но такой красавчик, что тебя за уши от него не оттащишь.

— Уболтал, выпотрошим мы этого пижона, если сыщем, на чем до него добраться.

Через час, уминая плов, Святой, стараясь не смотреть в проницательные глаза жены, врал.

— Завтра, Ленуся, опять ночевать не буду. Калым подвалил, чучмекам яблоки с вагонов на рынок перевозим. Деньги они вперед уплатили, так что придется пахать до утра, наверное.

— Машину-то хоть починил?

— Нет, родная. На сломанной потихоньку полегоньку отработаю. Серега грузчиком подрядился, давай-ка, дружок, тугрики поделим.

Жующий Дымок проворно вытряхнул к ногам содержимое пакета и стал раскладывать деньги на две кучки.

— Это тебе, это мне, это опять тебе, а это снова мне. Пять двести, значит, две тысячи шестьсот рублей падает в ваш семейный бюджет.

— Так много?! — не в первый уже раз за последнее время удивилась жена.

— Труженик, — похвалил Серега подельника, — старается.

— Заткнись, — посоветовал ему Олег.

— Слушаюсь, — тот старательно скреб ложкой по сковороде.

— Олежка, что с деньгами делать будем?

— Ты хозяйка, тебе виднее.

Утром, не выспавшийся, Святой взял ремонтную путевку. Постелив в кузове своего грузовика ватное одеяло, завалился спать, и растолкали его заранее предупрежденные слесаря только тогда, когда закончилась смена.

Без пятнадцати семь он уже звонил в обтянутую дерматином коричневую дверь Дымка. Тот, заспанный, но одетый и даже в кроссовках, молча впустил подельника в квартиру и ушел в ванну.

— Олега! Перекуси, пока я рыло в порядок привожу.

— Родичи где? — присел он на полочку для обуви.

— В гости укатили, у батиного напарника юбилей, серебряная свадьба, что ли.

— Тачку нашел?

— У старшего брата кое-как вымолил, ты же знаешь, какой он у нас правильный.

— «Капусты» своей красавице отправил?

— Утром еще, прямо от тебя на почту забежал и тысчонку ей угнал. Ты че не лопаешь? — выглянул он в прихожку.

— Не хочется, скажи лучше, куда путь держим?

— В Танху, деревушка небольшая, от Читы до нее полста километров по трассе шлепать.

— Знаю такую, если готов, бери сумарь с инструментом и айда.

Они вышли на лестничную площадку, и Серега запер дверь на три хитрющих английских замка.

— Крадем, к сожалению, в этом городе не мы одни, — резюмировал он — шагай за мной, сейчас покажу тебе чудо техники двадцатого века, шары на лоб вылезут.

Он почти угадал.

— Не машина, зверь, — озорно постучал кулаком по ржавому багажнику, дышащему третьями, «Запорожцу» Дымок — что скажешь?

— Да-а, — удрученно протянул Святой, — если нас менты прихватят на делюге, то на этом корыте мы от них, конечно, не уйдем.

— Попадаться нельзя, потому что эту чебурашку обязательно надо вернуть брательнику, а то у него случится разрыв сердца, и виновными в его безвременной кончине будем мы.

Переднего сиденья в этой каракатице не было, видимо, с самого рождения. Удобно устроившись сзади, Олег вытянул ноги.

— Погоняй!

Вырулив за город, Серега прибавил газу. Система охлаждения сразу забросала автолом двигатель, и тот вонюче задымил.

— Тормози, я поковыряюсь в потрохах этой калоши, а ты, если желание есть, можешь пока храпануть.

— Дело мастера боится, — балагурил наконец-то выспавшийся Дымок — надо же, женатый человек, не пьет, не курит, на государство хребет гнет, ворует. Тебя хоть в партию принимай.

Загнав машину в редкий придорожный ельник, он заглушил ее, и вырубил габариты.

— На моих двенадцать, — поднес Серега к циферблату наручных часов тлеющий огонек сигареты, — но в последний раз я был в этом распрекрасном месте много лет назад и, честно говоря, маненько подзабыл, где находится объект моей страсти. Поэтому предлагаю выдвигаться.

— Никак в толк не возьму, как такие хорошие родители произвели на свет божий такое дерьмо. Ты почему, собака, почти всегда мне врешь, я думал, тут все чики-брики, подломим и — на ход, а ты даже не знаешь, в какую сторону идти.

— Почему не знаю? Видишь, лампочка маячит, одна на всю деревню, это точно на сельсовете, а может на общественной бане, — добавил он, прихлопнув на щеке комара — но, по любому, магазин где-то рядышком притырился.

— Бери сумку и пошли, философ сраный, в следующий раз за такой зехер по горбу получишь.

Держа курс на мигающую лампочку и облаиваемые цепными псами, подельники, пропетляв минут сорок по укутанным влажно ночью улочкам спящей деревушки, выбрались прямо к сельмагу, над вывеской которого и раскачивал ветерок маяк для любителей легкой наживы. В заваленной пустой тарой и всяким хламьем ограде магазинчика сторожка отсутствовала, и это было уже неплохо.

— Работать будем вдвоем, — сориентировался Святой, и по приставленной к бревенчатому зданию лестнице приятели нырнули на чердак. Отгребли от кирпичной кладки печной трубы шлак и принялись ее разбирать, поминутно прислушиваясь к посторонним шорохам. Через полтора часа почти бесшумной возни, лаз в потолке был готов. Порядком измазанный Дымок, опустил в него ноги, затем скрылась голова и прижавшись потной спиной к оштукатуренной печи, цепко держась за плаху потолочного перекрытия, он попытался в кромешной тьме нащупать кроссовками хоть какую-нибудь точку опоры. Неожиданно трухлявая доска треснула, и Серега вместе с ней приземлился в стеклянную витрину прилавка.

— Начало есть, — бросил вниз инструмент Олег, — конец будет.

На этот раз разбушлатившийся подельник удивил Святого еще больше. Он опять перевернул в торговом зале все вверх дном и вдобавок ко всему этому, сварганив из оберточной бумаги огромный факел, запалил его. С обжигающим лицо и руки пламенем самодельной свечи, Дымок носился среди рассыпанных по линолеумному полу кулей сахара и манной каши в поисках денег. Взламывая несгораемый шкаф в директорском кабинете, Олег учуял запах гари.

— Серый, кажется, горим! — крикнул он, вбегая в зал, где вовсю пиратничал приятель.

Свернув с горловины двухсотлитровой железной бочки пробку, он завалил ее на бок, и подставив цинковое ведро, предварительно вытряхнув из него помойную тряпку, которой уборщица каждый вечер убирала помещение, ждал чуда. Но вместо вина бочка плеснула ему на трико тягуче-толстой струей подсолнечного масла.

Увиденная картина шокировала Святого. Как это еще пожарная команда не приехала, представил он магазин с улицы, — ведь любой случайный прохожий, не говоря о стороже, может подумать, что внутри здания пожар.

— Дымок, ты что, сука, давно на каторге не был! — заорали лопнувшие нервы — все, выпуливаемся, не понимаю, как легавые нам еще лытки за спину не заворачивают.

Серега ткнул горящую бумагу в ведро с маслом и, опрокинув его в наступившей темноте, кинулся к печке, где заранее поставил друг на друга два телевизора, чтобы удобней было выбираться на крышу. Решетчатые окна без ставень, подсвечивая яркой луной, помогли Олегу нагрести полмешка шоколадных плиток. Он вытолкнул их в дыру и, подтянувшись на руках, выскользнул сам. У чердачного проема лестницы не было, потому что в эту слегка душноватую ночь от подельников ушла масть. Деревянная ступенька хрустнула под ногами Дымка, и теперь он со сбитым от удара дыханием валялся на куче ржавых обручей с рассохшихся кадушек из-под квашеной капусты. Святой кинул мешок и спрыгнув на землю, с трудом вырвал у ничего не соображающего от боли приятеля лестницу, которой он был придавлен.