Александр I
Александр I читать книгу онлайн
И всё-то у него получалось не совсем по-русски! Может, действительно, лишь потому, что — «властитель слабый и лукавый»?
Но эта книга скорее наведет на другую мысль: легко было сказать такое одному Александру о другом — хоть и старшем, но все-таки современнике. А что же мы, живущие два века спустя? А мы, посмеявшись вволю над прилежным учеником Лагарпа, млеющим в ожидании мистических бесед с госпожой Крюденер, тревожно смотрим на часы: не пропустить бы сеанс господина Кашпировского! Или, обозрев свысока конституционные потуги злосчастного просвещенного монарха, оборачиваемся к тому же голубому экрану, чтобы увидеть картинки современного «цивилизованного» внедрения конституции где-нибудь на берегах Терека или Немана. Потому что, как убеждает чтение этой книги, каждый век, каждое время способно открыть перед человеком возможность начать с горячего стремления одарить ближних и дальних всеми благами, какие только могли придумать умные головы философов-энциклопедистов, а закончить столь же горячим стремлением обустроить для ближних и дальних как можно больше… военных поселений.
И, закрывая эту книгу, озадаченный читатель, возможно, скажет не совсем по-русски: се ля ви!
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Я приложил особые усилия, чтобы следовать национальной системе, которая была основана для пользы всего государства, а не из-за склонности к той или иной державе, как это часто случалось. Если я решу, что это полезно для России, я буду в хороших отношениях с Францией, та же цель побуждает меня налаживать дружбу с Великобританией [68].
Сначала иностранные дела Александр отдал в руки Никиты Петровича Панина, племянника Никиты Ивановича Панина, служившего министром иностранных дел Екатерины II с 1763 по 1781 год. Панин враждебно относился к Франции и к революционному умонастроению, которое он объяснял «предательскими наставлениями Лагарпа» [69]. Он был уверен, что истинные интересы России требуют присоединения к антифранцузской коалиции и активного участия в ней, поэтому одобрял возобновление дружеских отношений с Британией, но был против примирительной политики Александра относительно Франции. Александр не только не соглашался со своим министром, он возмущался независимостью Панина и отказывался принимать его идеи. Впрочем, никогда не мог найти общий язык с бывшими заговорщиками, посадившими его на трон, хотя Панин и не присутствовал при убийстве Павла.
К концу 1801 года Александр ушел из-под влияния заговорщиков, и в октябре 1801 года Панина сняли с должности министра иностранных дел, отдав ее Кочубею, другу Александра, который не только полностью разделял его желание восстановить мир, но и не собирался противоречить внешней политике своего царя. Кочубей хотел отдалить Россию от европейских дел, чтобы можно было обратиться к внутренним реформам. В июле 1801 года он выразил свои взгляды в меморандуме словами «Мир и внутреннее реформирование — вот слова, которые должны быть написаны золотыми буквами в кабинетах наших государственных деятелей» [70]. Чарторыский охарактеризовал «систему» Кочубея так:
…держать Россию подальше от европейских дел и поддерживать хорошие отношения со всеми иностранными державами, чтобы посвятить все время и все усилия на выполнение внутренних реформ. Именно в этом заключается желание императора и его близких советников… [71].
Кочубей призывал к практически полной изоляции России от Европы, исключая торговые отношения между странами. Его взгляды обсуждались в Негласном комитете в начале 1802 года и были полностью одобрены всеми его участниками. Казалось, Александр достиг полного согласия со своими советниками; он заявил на одном таком собрании, что Россия не нуждается ни в каких союзах с кем бы то ни было. В апреле 1802 года он повторил это утверждение, но выразил мысль, что союзы могут способствовать России во влиянии на Европу для всеобщей пользы [72]. Это показывало, что в своем подходе он был более гибок, чем Кочубей, но также и то, что он не сомневался в возможности России самостоятельно влиять на события. Как бы там ни было, в то время он отказался от предложения союза с Британией, и, похоже, идеи Кочубея были приняты. Британский посол сэр Джон Уоррен писал в октябре 1802 года:
Мне очень неприятно говорить, что из-за того, что было решено на этой встрече (с графом Александром Воронцовым), я заключаю, что данная система разработана этим советом для разрыва всех европейских связей и полного их ограничения в настоящее время для обращения к своим внутренним проблемам [73].
Несмотря на то, что царь поддержал предложение Кочубея и действительно решил в то время разобраться с внутренними реформами, он никогда не терял интереса к европейским делам. Действительно, в самом начале своего правления он определил, что Россия будет поддерживать отношения со всеми европейскими странами, включая и те, которые не представляли для нее явного стратегического интереса. Особое участие Александр проявил в судьбе Швейцарии, потому что она была родиной его бывшего учителя Лагарпа. В начале 1802 года он написал Наполеону, поддерживая независимость Швейцарии (впоследствии Россия сыграла главную роль в составлении швейцарской конституции). В то же время он выказал заинтересованность в судьбе короля Сардинии, заставив Наполеона в резкой форме ответить, что это не должно касаться царя в большей степени, чем дела Персии касаются Наполеона. Александр с самого начала показал, что собирается действовать независимо и преследовать собственные интересы во внешнеполитических делах, а не быть пешкой своего министра иностранных дел. Например, он провел встречу с Фридрихом-Вильгельмом III, королем Пруссии, в июне 1802 года, не ставя даже в известность Кочубея. «Представьте себе министра иностранных дел, который понятия не имеет об этом решении» [74], — писал Кочубей, который не одобрял всю эту затею. На той встрече была заложена основа будущих близких отношений двух монархов, не последнюю роль в этом сыграло слепое увлечение Александра молодой женой Фридриха-Вильгельма Луизой — «forme angelique» и «l’apparition celeste» [75] (Александру было двадцать пять лет, а Луиза была на год старше его). Александр даже заявил, что идея Священного союза 1815 года возникла после «первого объятия» двух монархов при встрече. В середине 1802 года Кочубей выражал недовольство, что Александр не желает выслушивать или консультировать его («Мне все еще приходится говорить: „Так того хочет император“, и на вопрос „Почему?“ я вынужден отвечать: „Я ничего не знаю об этом; такова царская воля“») [76].
Кочубей был отстранен от должности в сентябре 1802 года главным образом потому, что Александр к тому времени стал принимать большее участие в европейских делах, чем того желал министр; его сменил граф Александр Воронцов. К 1804 году он оформил участие России в новой коалиции, направленной против Наполеона, но вообще-то граф не очень хорошо разбирался во внешней политике, к тому же слабое здоровье мешало ему действовать эффективно. К 1803 году иностранные дела фактически оказались в руках Чарторыского, помощника Воронцова. Стремление Чарторыского активизировать роль России в европейских делах в общем совпадало с желаниями Александра, к тому же Чарторыский подавал свои идеи с большим изяществом и в аккуратной логической упаковке, что убеждало императора в их абсолютной правильности. Гораздо позже (разочаровавшись в политике Александра по отношению к Польше) Чарторыский почти с тоскою писал в своих воспоминаниях:
Я хотел бы, чтобы Александр стал кем-то вроде арбитра для поддержания мира во всем цивилизованном обществе, защитником слабых и угнетенных, чтобы с его правления началась новая эра справедливости и порядка в Европе.
В 1803 году Чарторыский разработал план для будущего российской дипломатии, «О политической системе, которой должна следовать Россия» (идея, позже развитая в его «Essai sur la diplomatic», написанном в 1820 годах и анонимно опубликованном в 1830 году).
Собственные комментарии Чарторыского к его же «системе» прозрачно намекают на интеллектуальную ограниченность царя:
…это было то, что очень обрадовало Александра и улучшило его настроение. План предоставлял полную свободу для воображения и для всех случаев, не требуя немедленного решения или действия [77].
Чарторыский был уверен, что все страны нуждались в «свободной конституции на прочной основе», хотя, как и царь, он думал, что форма правления должна полностью соответствовать нуждам страны и уровню ее развития. Он хотел, чтобы конституционная перемена проходила постепенно и осторожно, выполняя свое назначение — создание устойчивого правления. Как и Александр, он видел Европу, живущую в вечном мире. Чарторыский взывал к царскому идеализму и был уверен в роли России как хранителя счастья всей Европы и международного арбитра: «с правления Александра начнется новая эра в европейских отношениях… для пользы всего человечества» [78]. Хотя в общем Чарторыский одобрял самоопределение наций, он также верил и в то, что мир и безопасность будут гарантированы малым нациям на Апеннинском полуострове, в Германии и на Балканах, образованием федераций под покровительством России или Британии.
