Встречаем Новый Год вдвоем
С лохматой собачонкой.
Мы не танцуем, не поем
И не смеемся звонко.
Забытый и остывший чай
К себе придвину ближе.
Ты слез моих не замечай,
А я твоих не вижу…
Что принесет нам этот год?
О прошлом песня спета…
А, может быть, и он пройдет
Без перемен, как этот?
Блеснут ли в этом мне году
Лиловые миражи?
А вдруг я нового найду
Богатыря на страже?
Он разлюбил? Ну, что же, пусть.
Со мной моя усталость.
Мечта и творческая грусть —
Вот все, что мне осталось…
Пускай молчит моя тоска
В неузнанных сонетах…
Обида и в душе горька
И в песнях недопетых.
Обида — боль… Обида — сталь!
А комнаты пустынны:
Похитил кто-то мой хрусталь
И сжег мои картины…
А в сердце, как струна звенит
С такой безумной силой:
— Больней и горше всех обид,
Когда обидит милый!
Нет на моем столе вина,
Ни фруктов, ни пирожных.
Ведь, Новый Год (когда одна)
И чаем встретить можно.
Но, все же, свежие цветы
Перед твоим портретом…
Далекий ты, любимый ты,
Дороже тебя нету!
Сегодня буду письма жечь
С твоим портретом вместе.
Смотри, какой тяжелый меч
У совести и чести!
Все прошлогоднее сгорит…
Ах, гордость это… Сила!
Запомню: всех больней обид,
Когда обидит милый…
И в даль, в грядущее, во тьму
Протягиваю руки:
Ах, Новый Год, скажи ему,
Что я умру от муки!
«Рубеж», 1929, № 1
Я не знаю, зачем
Пьяным ветром окошко разбито?
Алый знак на плече —
Отпечаток ночного визита…
Не в двенадцать часов, —
Пред зорькой пришел посетитель.
Мало сказано слов,
Резко брошено слово: — пустите!
Я молчала в ответ,
Я закрылась плотней одеялом.
— Ах, скорей бы рассвет! —
Боязливо и глухо стонала…
Он не в двери вошел…
Пьяным ветром окошко разбито!
— Мне с тобой хорошо! —
Прошептал мой ночной инквизитор.
Клубом белого льна
Покатилась к порогу собака,
Испугалась она
Черных глаз, алых губ вурдалака.
Усмехнулся чуть-чуть,
И махнул безнадежно рукою:
— Не умею уснуть
И нигде не найду я покою.
А потом… а потом…
И грозил и молил черноглазый:
— Расскажи мне о том…
Я люблю твои слушать рассказы…
Не шептал, а кричал:
— Угадала ты, как я несчастен!
Для меня по ночам
Разрывай свое сердце на части!
Расскажи, расскажи
Мне о том, что от глаз моих скрыто.
Как сверкают ножи,
И убийца бывает убитым.
Ах, об этом молчат
Золоченные в небе созвездья…
Я ищу палача,
За грехи мои жажду возмездья!..
В покаянный свой час
Вурдалак содрогался и плакал…
Не сводя с него глаз,
Мелкой дрожью дрожала собака.
Горькой мыслью пойму,
Почему его сердце жестоко…
Расскажу я ему
Как мы ищем вождя и пророка.
Верю я — он идет,
Виден облик его сквозь туманы.
И начнется исход
Человечества в новые страны.
Загорится звезда,
Но не та, и не та, и не эта!
Все мы будем тогда
Музыканты, певцы и поэты…
Слушай, слушай меня
Кровопийца, упырь, инквизитор!
Ведь, до этого дня
Все убийцы будут убиты.
Сгинуть вам бы пришлось,
Никого бы из вас не осталось,
Чтобы легче жилось,
Чтобы легче на свете дышалось!
— Напряженно молчал
И рассказы внимательно слушал.
Сладко взмахом меча
Усмирять кровожадную душу!
Есть такая черта,
Уничтожить которую нечем…
Ах, в углах его рта
Неостывшая кровь человечья!
Знаю я, что потом,
Наклонившись, рванет одеяло!
Чтоб под пламенным ртом
Проклинала! Рвалась! И рыдала…
А, в ответ на мой стон,
Его губы все ярче алеют.
Да, такие, как он,
Никогда, никого не жалеют!..
Рвется голос, звеня:
— За великую жалость — расплата,
Выпьет жизнь из меня
Вурдалак, кровопийца проклятый! —
Пропоют петухи,
И уйдет он из этого мира,
Напишу я стихи
О кровавых объятьях вампира.
В наступающий день
Только другу я правду открою:
Он не дух и не тень,
И у многих слывет он героем…
……………………………. Я не знаю, зачем
И во имя чего это надо?
Алый знак на плече —
Огневой поцелуй Торквемады…
«Рубеж», 1929, № 17
