Апостол Павел

Речь идет только о таком мистическом опыте, который надеется пережить каждый набожный иудей. В иудаизме божественное всегда проявлялось только через посредство человеческой речи. Взять хотя бы следующие примеры: призыв Бога к Аврааму, призыв к Моисею, неоднократный призыв к Самуилу… [295] В Ветхом Завете, который читал Савл, как и в иудейских писаниях его эпохи [296], призыв Бога всегда был личным обращением, он был настойчив, с повторением имени избранного: «Моисей, Моисей…», «Левий, Левий…» — что в точности повторяется у автора «Деяний»: «Савл, Савл…» [297]

Таким образом, общение Бога с его народом происходило единственно посредством голоса: «И говорил к вам Господь из среды огня; глас слов Его вы слышали, но образа не видели, а только глас!» [298]

Что было в этом голосе? Что он выражал? Этот вопрос всегда занимал умы религиозных иудеев. Этот голос был и в уме и в сердце Савла.

Внутренний голос был, без сомнения, средством, с помощью которого Божий Сын открылся Савлу. Позже Павел скажет об этом в Послании к Галатам. Еще позднее, в Послании к Ефесянам, он попытается «коротко написать» о таинстве Христа и о том, как он воспринял его тогда [299]: о таинстве нового творения, примирения, таинстве спасения через распятие, таинстве прихода к Богу-Отцу через Сына в Духе, то есть о постижении им, что Иисус — Божий Сын и Он — единственный путь, ведущий к Богу. Идея возрождения не была новой для молодого иудея, формировавшегося на апокалипсической литературе [300], но откровение таинства спасения через распятие — это откровение его потрясло: смерть на кресте была позорной для греков и римлян [301], а для иудеев крест был божьим проклятием, по преданиям Моисея.

Побудило ли это Савла немедленно оставить веру отцов и изменить религию, перейдя к Христу? Так часто думали, исходя из того факта, что у Павла произошла полная перемена ценностей, о чем сказано в Послании к Галатам, где он пишет, уверенно ссылаясь на книгу Второзакония, что «Христос освободил нас от проклятия креста, став проклятым за нас» [302]. До последнего времени психоаналитики придерживались этого мнения и, говоря о внутреннем конфликте, более или менее осознанном, Савла с Законом [303], считали перемену ценностей и его превращение единым процессом. Если так, то обращение молодого человека к Христу обязательно повлекло бы немедленный его отказ от иудаизма, как, собственно, и принято было считать.

Но почему-то оставлялся без внимания след прошлого, о чем в том же Послании к Галатам изложено в высшей степени спорно. И забывалось, что сам Павел пережил событие по пути в Дамаск не как «преображение» в обычном для интеллектуалов и мистиков того времени смысле этого термина, то есть не как резкую перемену в себе, изменившую его собственные ценности на полностью противоположные (epistrophe), а как событие, которое повлекло за собой всего лишь изменение образа мыслей и образа действий (metanoia) [304]. Апостол был хорошо знаком с такой терминологией, как «оставление идолов», «изменение жизни», «опыт раскаяния» [305], поскольку сам часто именно в этих выражениях пытался обратить язычников к Христу, но он никогда не применял эти слова для описания своего собственного случая, о котором судил иначе. Уникальный опыт, пережитый Савлом с момента события на пути в Дамаск, осознаваемый им в течение всей его жизни и отраженный апостолом в его богословском учении, является, несомненно, опытом союза с Воскресшим до окончательного «возрождения» [306]. Постижение всеобъемлющего могущества Воскресшего неминуемо приводит к отречению от себя самого, которое длится всю жизнь, как написал уже пожилой Павел в Посланиях к Филиппийцам, будучи в тюрьме [307]; благодаря мистическому союзу с Христом вместе с чувством смирения и раскаяния изменяется вся жизнь, и это происходит вовсе не от перемены ценностей, которые Павел сохранил для обращения язычников. Что касается его прошлого, где он был гонителем, то оно напоминает его читателям, что он был «врагом Бога» (theomachos) [308], весьма гордым и надменным, и не является противопоставлением его «ревностного» иудаизма «последующему» христианству. «Превращение» Савла было не чем иным, как перенесением верности Закону на праведность во Христе; оно было больше, чем умственное и нравственное изменение; оно явилось результатом воздействия Бога на того, кто ответил на Его зов.

Это медленное преобразование в нем, начавшееся с откровения на пути в Дамаск и описанное Павлом в страстных выражениях, было представлено читателям книги «Деяния апостолов» с использованием обычной языческой терминологии, как перемена ценностей и раскаяние и как переход от тьмы к свету. По свидетельству автора, Христос явился Павлу, как свет молнии, ослепивший его, пока не пришел к нему христианин по имени Анания [309]. Свет — это явление Славы Бога, той Славы — эти же термины использованы в книге «Деяний», — которую видел Стефан в момент смерти у дверей рая [310].

Описание пережитого сверхъестественного опыта, как перехода от тьмы к свету, принадлежит летописцу, но не Павлу, который описывает его, как «вознесение к небу»: Павел не сделал ни малейшего намека на предполагаемую нами слепоту [311]. А что касается апокалипсического видения Бога во всей его славе, то он хорошо знал, что существует такой дар через восхождение к «Третьему небу», но получение этого дара он относил к другому периоду своей жизни [312]. По всей вероятности, смешивают рассказ о его обращении, который он должен был вести перед Фестом и Агриппой [313], свидетельствуя об откровении на пути в Дамаск, о чем говорится в Послании к Галатам, и другие его рассказы, которые описывают следующее его видение, упомянутое в Послании к Коринфянам. Тема избрания и побуждения проповедовать язычникам присутствует и в том и в другом посланиях, но автор описывает обращение Христа, «небесное видение», который превращает «апостола» в «свидетеля» — «свидетеля того, что ты видел и того, что увидишь после смерти», — словами самого Иисуса Христа во время откровения Павлу [314].

Встреча и откровение Иисуса на дороге в Дамаск у автора «Деяний» ассоциируется с видением рая: имеется очень большое сходство между его описанием обращения Савла и описанием Преображением Христа в помощь «столпам Церкви» (Петру, Иакову и Иоанну) [315]. Таким образом, Павел становится в ряд с Двенадцатью апостолами с момента получения им сверхъестественного опыта, даже если его обращение имело несколько иную природу [316].

Повествования «Деяний» изображают Божественное таким образом, чтобы их могли понять греки, которым они были адресованы. Религии с таинствами, особенно религии Элиуса и Изиса содержат ритуал посвящения на путь от тьмы к свету; ex-voto [317] язычников рассказывают об опыте слепоты, то есть об опыте жизни, прожитой в «ночи веры» [318] и заканчиваются мистическим откровением. Наконец, Анания в точности исполняет роль греческого мистагога [319], который «открывает глаза» как в прямом, так и в переносном смысле, о чем говорится в безличном (грамматически) [320] повествовании «Деяний», где Анания — главный персонаж, поскольку именно при его посредстве, а не на прямую, как тогда, когда Иисус сам открыл Савлу о его избрании, Павел начинает понимать свою миссию и судьбу, которая его ожидает. Второе видение, которое совершилось для его пользы и которое дополнило видение самого Павла, почти что копирует ритуал посвящения язычников [321].