Над полем боя

Стойкость и воля лейтенанта Петрова были по заслугам оценены товарищами. Смелость и мастерство молодого пилота, проявленные в борьбе с гитлеровскими зенитчиками, помогли основной группе успешно выполнить боевое задание.

Об этом на политинформации рассказывал политработник майор Зайцев. Тут же он предоставил слово и лейтенанту Петрову. Когда же однополчане захлопали, отдавая должное героизму летчика, Славушка вдруг нахмурился и произнес:

- Чем в ладоши-то бить, лучше бы шли готовить самолеты. Делом заниматься надо!

Заключительную реплику Славушки друзья встретили дружным смехом.

В тот день шел сильный снег. Полетов у нас не было. Летчики и инженерно-технический состав занимались устройством на новом месте. Еще и суток не прошло, как из Чертаново мы перелетели на новый аэродром, расположенный возле деревни Рысня. И вдруг над летным полем протарахтел По-2. Кто бы это?..

Оказывается, нежданно-негаданно на "небесном тихоходе" к нам снова нагрянул наш командир 233-й штурмовой авиационной дивизии полковник Валентин Иванович Смоловик. Как только он смог в такой снежной кутерьме найти нашу точку и произвести посадку? Это всех нас удивило. Мы сразу прониклись уважением к такому опытному летчику.

- Постройте полк! - приказал он майору Карякину. На построение ушло около пяти минут, но полковник Смоловик остался недоволен.

- Долго строились! - сердито произнес он так, чтобы слышали все. - А каков ваш внешний вид, товарищи?

Выглядели мы в самом деле не блестяще. Кто был в летном обмундировании, кто в шинели, обуты - кто в унты, кто в валенки или сапоги. Не лучше обстояло дело и с головными уборами. У большинства - авиационные шлемы, но тут же пестрели шапки, фуражки...

При проверке планшетов не у всех на месте оказались полетные карты. У многих пилотов не было карандашей, линеек. Иные носили в планшетах личные вещи.

После проведенного смотра полковник Смоловик собрал командиров эскадрилий, звеньев, офицеров штаба полка и авиационно-технического батальона и выразил сожаление, что те, кому положено, плохо следят за внешним видом авиаторов, строевой выправкой, допускают много послаблений по службе. Командир дивизии потребовал в кратчайший срок навести строгий порядок, чтобы и на фронте жизнь воинов проходила в соответствии с положениями уставов и наставлений.

- Вот наведете настоящий воинский порядок, - сказал полковник Смоловик, потом сами убедитесь, насколько легче будет вести боевую работу.

Комдив сделал небольшую паузу и, обратившись к заместителю командира полка, спросил:

- Правильно я говорю?

- На полетах-то у нас порядок, - попытался оправдаться тот. - А если и случаются нарушения, так они не связаны с боевыми заданиями.

Лицо полковника Смоловика посуровело:

- Заслуженный боевой летчик, а делите дисциплину на наземную и летную. Есть одна дисциплина - воинская, и выполнять ее требования на земле и в воздухе следует одинаково строго!

В дивизии все любили требовательного командира. Летать он начал на самолете-разведчике в эскадрилье имени В. И. Ленина. Перед началом Великой Отечественной войны Валентин Иванович Смоловик командовал полком скоростных бомбардировщиков, затем пришел заместителем командира в штурмовую авиационную дивизию и вскоре был назначен ее командиром.

Вся семья В. И. Смоловика так или иначе была связана с авиацией. Отец работал токарем на самолетостроительном заводе, брат был летчиком-испытателем, жена - Анна Викторовна Малявкина - тоже проходила службу на аэродроме.

Большой патриот военной авиации, полковник Смоловик ни при каких обстоятельствах не мирился со всякими недостатками, которые могли помешать воспитанию и обучению летного состава или нанести ущерб боеготовности эскадрилий. У него высоко было развито чувство ответственности. И эту ответственность он всячески воспитывал у подчиненных. Все свои знания и опыт Валентин Иванович старался передать молодому поколению.

Стремление командиров навести в частях дивизии образцовый порядок всегда поддерживали и наши политработники. Обычно тех, кто иногда подменял подлинную требовательность окриком, они обязательно поправляли, поправляли тактично, без назидательности. Помню, как однажды помощник по комсомолу капитан Копейкин отозвал в сторонку техника-лейтенанта Сергеева, разносившего за что-то моториста и механика, и спросил:

- У вас есть время, Иван Федосеевич?

- Есть, а что? - насторожился тот.

- Тогда ступайте за стоянку и там отчертыхайтесь вволю. А когда сойдет пыл, спокойно объясните подчиненным, в чем они провинились. Ясно?

- Так точно!

Пожалуй, у нас не было в полку командира, который бы не понимал, какое значение имеет дисциплина в жизни воинского коллектива и его боевой работе. Но беда у нас была одна: не все умели требовать. Особенно этим грешили молодые командиры. Иные из них из-за отсутствия организаторского опыта скатывались к панибратству, старались таким путем завоевать авторитет у подчиненных. "Вот, дескать, какой я хороший, свойский командир. Другой же строгую уставную требовательность подменял грубостью и бранью.

Были у нас среди молодых товарищи, которые строго требовали четкого исполнения своих приказов, однако сами порой с прохладцей выполняли распоряжения старших начальников. Такие командиры плохо усвоили истину, что требовательность и исполнительность - это, так сказать, две стороны одной медали, альфа и омега воинской дисциплины.

Бывало и так, что на тех, кто допустил какую-то промашку по службе, упреки и укоры сыпались со всех сторон. Ну чем, кажется, не требовательность? Однако не все мы понимали тогда, что взыскания - это, скорее, удары по хвостам происшествий. В процессе боевой работы нам пришлось учиться не только требовать, но и убеждать людей. Это тоже немалое искусство. Ведь когда человек поймет, что он не прав, он сам будет переживать допущенный промах, а это главное.

Мне запомнилась лекция по воинскому воспитанию, которую прочитал наш начальник штаба, ставший к тому времени майором, Поляков. Начал он ее с тезиса, что приказ командира должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок. Для нас тогда прозвучало ново то, что искусство требовать основывается на командирской воле, на его умении прежде всего строго спросить с себя. Это совсем не просто - всегда и во всем подавать пример подчиненным, вести их за собой, ни в большом, ни в малом не отступать от уставных положений.

Но одна примерность сама по себе еще не решала дела. Ее надо было обязательно подкреплять планомерной организаторской и воспитательной работой. В полку у нас немало было подлинных мастеров штурмовых ударов, смелых воздушных бойцов, но в экипаже, звене, эскадрилье не каждый и не всегда мог навести должный порядок, потому что часто не знал, как это сделать.

Многие из нас не обращали внимания на то, что нарушение уставного порядка начинается обычно с незначительного. Ну какая, скажем, разница, если механик выйдет на самолетную стоянку не в комбинезоне, как все, а в раздобытой на складе старой шинели? "Работает товарищ хорошо, - рассуждал командир, - а раз так, то чего еще надо?" И прощал сержанту нарушение формы одежды. За этим, так сказать, мелким нарушением могло последовать и более серьезное.

Требовательность как важнейшая черта командирской деятельности сама собой не приходит. Ее нужно развивать в себе повседневно, в процессе всей службы, каким бы делом ни занимался. А у нас порой как получалось? Сегодня в небе жарко, вылеты следуют один за другим, и командир никому не даст поблажки: он распорядителен, точен и строг. А завтра нет полетов, и от вчерашней требовательности командира не остается следа. Ни от кого он уже не ждет доклада о выполненной работе, не обращает внимания на то, что его подчиненные неопрятно одеты, не в ногу идут в строю и т. д. Разумеется, такого командира надо учить, помогать, терпеливо прививать ему требовательность не только к подчиненным, но и к себе, чтобы она вошла в плоть и кровь офицера.