Над полем боя

Зрелым наставником, понимающим психологию летчика, показал он себя и в другой довольно необычной ситуации. В полку произошел весьма неприятный случай. Однажды четверка экипажей из первой эскадрильи при подходе к линии фронта была атакована истребителями противника. Самолет ведущего группы был подбит прямым попаданием вражеского снаряда. Два других летчика на поврежденных машинах сели на другие аэродромы, а лейтенант Карлов, не имея ни одной царапины, сбросил бомбы на нейтральную полосу, попросту говоря, освободился от них, пострелял в сторону гитлеровцев и ушел восвояси.

Обо всем этом лейтенант Карлов чистосердечно рассказал политработнику и командиру полка. При этом он признался, что его охватывает робость при одной мысли о боевом вылете. Майор Карякин сразу понял, что это не трусость летчика, а просто в некотором роде психологический шок после трудного вылета.

- Идите и летайте, Карлов, - сказал командир. - Я вам верю.

Мы, сверстники Карлова, считали, что командир поступил с ним либерально. По-нашему выходило, что летчик легко отделался, а надо бы его по-настоящему взгреть.

Тогда мы не понимали того, что сейчас написано в любом учебнике по военной педагогике и психологии. Дифференцированный подход к человеку - основа основ политического и воинского воспитания. Руководителю, командиру надо хорошо знать своих подчиненных, их уровень подготовки, характеры, слабые и сильные стороны, наклонности... Беда наша состояла в том, что в ту пору нам просто не пришлось читать такие книги, и в вопросах воспитания до многого мы доходили практикой.

Случай с Карловым показал нам, что не одними только взысканиями воспитывают человека. Оказывается, майор Карякин действовал с дальним прицелом. Командир верил, что летчик сумеет преодолеть барьер робости, как когда-то преодолел его он сам, как это удалось многим другим отважным летчикам.

Командир понимал, что Карлов может еще принести немало хлопот и ему, и другим офицерам, но у Василия Георгиевича не было сомнений, что из этого летчика, которому он доверяет, в конце концов получится хороший воздушный боец. Он понимал еще и то, что доверие не только окрыляет человека, но и рождает в нем ответственность, столь необходимую на войне.

С приходом майора Карякина несколько изменился у нас и характер разбора полетов. Если раньше разговор шел в основном о боевых порядках, точном нанесении штурмовых ударов, то теперь больше стали говорить о мужестве летчиков, их инициативе и тактическом творчестве в бою. Сама жизнь показала, что нельзя отделять вопросы идеологического воспитания от психологической закалки. Лучше других в полку понимал это майор Карякин.

Приход нового командира совпал с переменами в моей жизни. Почти одновременно произошли три памятных для меня события. Мне присвоили звание лейтенанта, назначили командиром звена, стали посылать ведущим группы на боевые задания.

Вместе с радостью пришла и ответственность. Раньше приходилось отвечать только за себя, теперь - за подчиненных, за группу. Это совсем не просто быть командиром звена. Но ведь командирами не рождаются - ими становятся. Нужна практика. Все очень сложно на этом пути. Как, например, первый раз отдать приказание и быть уверенным, что его выполнят беспрекословно, точно и в срок? Как организовать в звене подготовку к полетам или к их разбору? И наконец, будет ли интересно и полезно подчиненным слушать тебя?

А как приказывать тому, с кем вчера ты стоял рядом в строю? Задаешь вопросы, контролируешь знания своих подчиненных, а за твоей спиной вдруг чей-то шепоток: "Сашка-то поднял нос выше горизонта".

В авиации командир - обязательно летчик. Он должен летать больше, лучше других. Пожалуй, это составляет основу его командирского авторитета. Иное дело, что многим из тех, кого выдвигали, не хватало командирской требовательности, методического мастерства. Чтобы приобрести эти качества, мы, естественно, присматривались к лучшим командирам, перенимали у них нужные навыки. Время от времени молодых командиров звеньев собирали майор Карякин и политработник майор В. Зайцев. Иногда критиковали, чаще подсказывали, ободряли.

- Опыт - дело наживное, - любил повторять Карякин.

...Со своими новыми подчиненными лейтенантами Вакком, Гавриком и Кузнецовым я все время был вместе. Исподволь узнавал их биографии, привычки, наклонности. Присматривался, кто и как ведет себя в боевом полете.

Помню, однажды мы удачно атаковали на марше танковую колонну врага и сопровождавшие ее цистерны с горючим. Танки открыли по группе огонь, но не так-то просто попасть в штурмовик, летящий на предельно малой высоте.

После первого же нашего захода запылали вражеские цистерны. Как ни заманчиво было уничтожить их, но основной удар предстояло нанести по танкам противника. Бомбоотсеки наших самолетов были заполнены противотанковыми бомбами, обладавшими большой взрывной силой. И использовать их не по назначению нельзя. Над целью я предупредил летчиков:

- Бить только по танкам!

Те пытались рассредоточиться, сойти с шоссе, но слишком глубокими были кюветы, заполненные талой водой, и крутые откосы оказались непреодолимым препятствием для гусеничных машин. У фашистов поднялась паника, а мы выполняли заход за заходом.

Пора было и уходить, потому что встреча с истребителями противника не сулила нам ничего хорошего. Только я успел подумать об этом, как мой стрелок доложил:

- Командир, сзади, удаление километр, четыре "мессера"!

Лейтенанты Вакк и Гаврик попытались самостоятельно выйти из боя, но, услышав приказ по радио "стать в круг", тут же заняли свои места. Фашисты не любили организованного сопротивления и тотчас исчезли в голубом небе. А мы в плотном строю вернулись на свой аэродром.

Прямо на летном поле по свежим следам пришлось провести разбор полетов. За удар по танкам, четкие действия над целью похвалил ведомых, а вот их дальнейшая поспешность могла стать для нас роковой. Вопрос поставил прямо и попросил летчиков на минуту представить, что получилось бы, если бы подобно Вакку и Гаврику мы попытались по одному выйти из боя?

- Перебили бы нас, как цыплят! - мрачно высказался Кузнецов.

- Правильно! - поддержал я товарища. - А что думают остальные?

Пришлось Вакку и Гаврику признать свою ошибку. Да, профессия летчика не по плечу слабым духом. Она не терпит хлюпиков, поддающихся страху и панике.

Мои частые беседы в звене оставляли след в сознании летчиков, стрелков, авиационных специалистов, помогали им понять первостепенное значение дисциплины, товарищества, взаимной выручки в бою. Может быть, такие беседы с воинами являются для командира звена дополнительной нагрузкой, но они вселяют в сердца бойцов уверенность в победе, заряжают людей оптимизмом. Сегодня это разговор о важнейших политических событиях, а завтра о том новом, что появилось на войне в тактике, вооружении, что властно диктует свои условия. Например, появление новых средств борьбы с танками врага заставляло нас более широко и глубоко рассматривать буквально все элементы, влияющие на ход и исход боя.

- Командир, а что это за "тигры" и "фердинанды" появились у фашистов? - с беспокойством спросил однажды молодой летчик.

Речь шла о новых танках и самоходных орудиях гитлеровцев.

- Горят хорошо! - ответил я и рассказал офицерам о тактико-технических данных этих машин, вычитанные накануне в армейской газете.

Короткий, казалось бы, ответ, но в глазах летчиков уже не тревога, а веселые смешинки. Значит, не так страшен черт, как его малюют.

Нет, никакой занятостью нельзя оправдать командира, если он кому-то перепоручает работу с личным составом. Как бы ты ни был занят, всегда, в любой обстановке, обязан обучать и воспитывать подчиненных. Мужество, умение, героизм сами по приходят.

После ужина начальник штаба капитан Поляков объявил:

- Новичкам остаться на беседу!

В нашем полку любили послушать интересного человека. Потому в тот вечер вместе с новичками остались многие. На видном месте в столовой висело объявление: "Твоя боевая семья" - так называлась беседа о боевом пути полка, которую проводил замполит 1-й эскадрильи капитан П. Мельников. Воспитанник комсомола, он еще до войны закончил педагогический техникум. Но работать преподавателем ему почти не пришлось. По комсомольской путевке молодой учитель добровольцем пошел в авиационное училище штурманов. По окончании его был в специальной командировке в Китае, принимал участие в борьбе китайского народа против японских захватчиков.