Летописцы Победы

Но в то раннее утро мой сон прервали не советские летчики, совершавшие учебные полеты, а фашистские бомбардировщики…

В Москве меня ждала верстка шестого номера журнала. Подписал его в печать, а вот следующий в пабор сдавать не стал: не время для журнала, посвященного туризму и альпинизму. 6 июля подал в партийную организацию издательства «Физкультура и спорт» заявление о желании вступить в ряды народного ополчения. Другой возможности попасть на фронт у меня не было: в паспорте значилось: «Снят с воинского учета по болезни». В народное же ополчение принимали без ограничений.

Уже 13 июля, вечером, наша 4-я дивизия народного ополчения Куйбышевского района Москвы (на фронте преобразованная в 110-ю стрелковую дивизию) на машинах выехала на запад. Так я стал рядовым пулеметной роты 3-го батальона 3-го полка. Выгрузились ночью где-то в лесу под Вязьмой, а утром направились проселками к фронту. Шагали с любимой песней про Катюшу. Эта лирическая, мирного времени песня стала для нас походной, боевой.

Со Смоленщины дивизию перебросили к Валдаю. Лесными дорогами пришли к Селигеру. На западном берегу притаился враг. Наш взвод обороняет высоту, что уперлась в северный берег Селигера. На вершине — сложенная из красного кирпича двухэтажная школа. Вокруг деревянные дома, покинутые рабочими совхоза «Коммуна». За поселком, к северу, до следующего озера тянется траншея, в ней — стрелки. В ночь на 27 сентября приняли первый бой…

Война по-своему распорядилась моей судьбой: был направлен во Ржев на курсы младших политруков 31-й армии. Но учиться не пришлось — началось наступление фашистских войск на Москву. Курсанты, сведенные в коммунистическую роту, последними оставили город. Туристские навыки, сноровка помогли мне вывести шестнадцать курсантов в расположение политотдела армии. Через несколько дней нас направили как пополнение в отдельную 133-ю стрелковую дивизию.

Дивизия на фронт прибыла в июле и все время — в боях. Сейчас она сражалась на окраине Калинина. Политотдел располагался в деревне Рылово. На улице нас встретил высокий, плечистый старший политрук в ладно пригнанной шинели — С. В. Зельманов. По списку стал выкликать прибывших. Дойдя до меня, объявил: вам присвоено звание политрука, назначаетесь инструктором-литератором дивизионной газеты «Защита Родины».

Нашел избу, где жили газетчики. Меня уже ждали ответственный секретарь газеты младший политрук Павел Хизев и печатник ефрейтор Никита Нежумиря.

Хизев встретил меня вопросом:

— Нужно ли для дивизионки составлять макет?

— Думаю, необходимо, — отвечаю. — Макет дисциплинирует работу над номером: заметки и статьи будут писать нужного размера и точно в срок…

Замечаю интерес к моим рассуждениям. Наборщики Игорь Лукьянов и Виктор Шевченко перестали звякать буквами в верстатках, одобрительно переглянулись. Хизев, скрывая довольную улыбку, пуще прежнего задымил самокруткой.

— Товарищ политрук, а не составили бы вы сейчас примерный макет? — и печатник пододвинул лист писчей бумаги и номер «Защиты Родины». Так познакомился с дивизионной газетой. Двухполоска, пятиколонная верстка.

Подумав, рисую аншлаг на всю полосу. Передовую — в одну колонку. Симметрично ей пятая колонка вытягивается из двух заметок, над которыми — клише. В центре внизу оперативная зарисовка. Над ней — подборка заметок о боевых делах подразделений.

Мои предложения понравились.

Поскольку вторая полоса уже версталась, я не стал рисовать свой вариант макета, сказав: «Подождем следующего номера».

Редактор старший политрук Т. Трегубенко одобрил макет.

— Но у нас нет зарисовки, — спохватился он.

— Разрешите, утром схожу за ней.

— Так-то оно так… Но вы еще не обмундированы…

Действительно, вид у меня неказистый: вместо шинелей ополченцы получили куртки, подобные тем, в каких ныне работают солдаты-строители. На ногах, естественно, ботинки и черные обмотки. Личное оружие — винтовка.

— А что, если вам к артиллеристам? — вставил политрук Григорий Кац. — Поблизости батарея стоит, хорошо бьет фашистов.

— Я провожу, — поддержал Никита Нежумиря.

— Ну разве что так, — согласился редактор.

Побывал я у артиллеристов на передовой, а затем — в батальоне капитана А. Ф. Чайковского. Пришел туда «при параде»: в полушубке, сапогах, ушанке.

Читая центральные газеты, обратил внимание на фронтовые полосы «Комсомольской правды». Они делались в основном из писем с места боев и подавались броско. А почему бы мне не написать о ратных делах нашей дивизии? И написал.

В номере за 18 ноября 1941 года через всю третью полосу «Комсомолка» дала в две строки шапку: «Уничтожай фашистов без пощады! Народ благословляет тебя, воин, на священную истребительную войну!» Под шапкой на первых двух колонках — мое письмо из действующей армии: «Уличные бои в Калинине». В письме рассказывалось о храбрых и умелых действиях стрелков, разведчиков, артиллеристов в специфических условиях большого города.

Это была первая корреспонденция, рассказывающая о нашей дивизии в центральной прессе. Ее стали находить однополчане, вышедшие из госпиталей. Так нашел к нам дорогу старший политрук М. Д. Холод. Благодаря публикации меня нашла мать, эвакуированная в Татарию.

Фронтовые полосы в «Комсомолке» делались не только броско, но и оперативно. В моем архиве сохранилось письмо заведующего отделом фронта редакции Юрия Жукова. Оно начиналось так: «Ваше письмо от 7 ноября получил сегодня, 17-го. Постараюсь дать в номер». Как видите, и дал в номер! Дальше Юрий Александрович просил: «Пишите еще. Первоочередные темы» (шло перечисление). И снова забота об оперативности: «Старайтесь передавать копию материала с оказией, чаще всего оказия доставляет письма быстрее, чем почта».

К сожалению, из дивизии переднего края оказии не было. И я посылал Ю. Жукову материал через полевую почту. Нашу дивизию, находившуюся в резерве Ставки, часто перебрасывали на критические участки боевых действий. Так случилось и в конце ноября, когда на правом фланге Западного фронта противник прорвал оборону, пытаясь открыть себе путь на нашу столицу с севера.

На сбор в путь у редакции ушло меньше часа. Каждый знал, что ему делать, все работали дружно. Наборщики и водитель С. Трушечкин перенесли в крытую брезентом полуторку кассы со шрифтом, вставляя их в строгом порядке в реалы. В ту же машину погрузили запас бумаги, краску. Сюда же по трапу вкатили движок «Л-15», который приводил в действие «американку» и давал свет. Другая полуторка, где стояла печатная машина, была утеплена: обшита тесом, имела железную печку, которая топилась и на ходу. Печатный «цех» в дорогу снаряжали Н. Нежумиря и И. Тимофеев. В этой машине ехали почти все, ведь стоял собачий холод.

На вторые сутки миновали Большую Волгу, вошли в городок текстильщиков Яхрому. Отсюда повернули на Солнечногорск. Едва колонна проследовала село Ольгово, как в Яхрому ворвались фашистские танки. Противник сумел настичь наши тылы, но был отбит… Дивизия вошла в боевые порядки 16-й армии, которой командовал генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский. Он поставил сибирякам задачу преградить вражеским танкам путь на Рогачевское шоссе. В деревушке Федоровка разместился штаб дивизии. Тут же — редакция «Защиты Родины».

В Федоровке сразу же наладили выпуск газеты. Как и полагалось, раз в два дня в роты и на батареи доставлялась «Защита Родины». Других газет мы не получали: ушедшая на армейский пункт связи машина нашей полевой почтовой станции № 282 не смогла вернуться: куда ни ткнется — везде враг. Дивизия и ее боевые соседи бились с оккупантами почти в окружении. Замолчала дивизионная рация — сели батареи…

С утра до вечера обезлюдевшими лесными проселками шагали мы, журналисты красноармейской газеты. Шагали в подразделения и обратно, чтобы дать в номер свои и военкоровские заметки о «сиюминутных» подвигах солдат и командиров, о примере коммунистов и комсомольцев, о самоотверженности санинструкторов, выносивших под огнем раненых, о тех, кто подбивал танки, порою погибая под их гусеницами…