Сент-Экзюпери

Гийоме был единственным человеком, который дал Сент-Экзюпери больше, чем получил от него. Рафинированный аристократ и сын крестьянина. Воплощенная сложность и естественная простота. Что может быть более разного? И вот человек, чья история жизни — непрерывное искание Истины, и другой, никогда не задумывавшийся, наверное, ни над одной философской проблемой, были связаны на протяжении всей жизни самыми сокровенными чувствами, о которых Антуан не говорил никогда, хотя много и не раз писал о Гийоме. Это было так же сильно и чисто, как первая любовь. И так же глубоко.

Нет, не ум, не единомыслие, даже не ремесло связывали Антуана и Гийоме так прочно. Все это поводы для близости, но не ее источник. Общность идей вряд ли способна создать бескорыстную дружбу. Но истинный ум всегда ведет к простоте и непосредственности.

Так, через социальные барьеры, через все ступени и степени становления духа человеческая сложность Антуана, приведенная к простоте, соединялась с естественной простотой «от земли» Гийоме. Сент-Экзюпери еще не мог осмыслить и выразить всего, что он выразит впоследствии. Но он чувствовал в Гийоме надежный ориентир и всю жизнь держался его. «Когда мне нужно принять важное решение, я спрашиваю себя: а что сделал бы в этом случае Гийоме?» — признавался Экзюпери.

Что можно добавить к этой фразе?

Мы еще не раз встретимся с Гийоме на страницах этой книги, а теперь хочется рассказать о другом друге Сент-Экзюпери, человеке родственной ему души, но совсем иной судьбы. Этого человека привело в авиацию отчаяние.

Если детские годы Тонио похожи на жизнь сказочного принца, то детство Мермоза — это жизнь, полная лишений. Как и у Тонио, в жизни Мермоза большую роль играет мать. И он испытывает к ней такие же нежные чувства. И, как Тонио, с двенадцати лет, с тех пор, как его отдали учиться в ремесленную школу, он пишет матери письма. Но какие это разные письма! Антуан просит и жалуется. Жан Мермоз никогда не жалуется, а ободряет. Его мать оставила мужа и живет у своих родителей, мелких торговцев, в обстановке жестокой и недоброжелательной. Годы войны разлучили мать с сыном. В 1914-1918 годах он пережил немецкую оккупацию, попал в интернат. Но после войны мать и сын встречаются и решают больше не расставаться. Мать, чтобы порадовать Жана, снимает на Монмартре светлое ателье, и они живут в соседстве с художниками и поэтами. Мать работает сестрой милосердия в больнице, Жан посещает лицей Вольтера и яростно, самозабвенно читает. Рожденный, быть может, для того, чтобы выразить себя в стихах или в живописи, он чувствует, как сильно отстал. И он наверстывает упущенное, набирается знаний, которые доставались Антуану безо всякого труда.

Однако в час, когда Жана Мермоза призывают на военную службу, он, так же как и Антуан, не знает, каким путем следовать, что любить в жизни. До этого часа он, человек совсем не математического склада, пытался поступить в высшую инженерную школу. Он провалился. И не только из-за слабых знании в математике. Он прям в поведении, и даже сильное желание стать опорой матери не смогло перебороть в нем чувства, что он на ложном пути. Подобно Экзюпери, Мермоз выбрал авиацию, не подозревая, что она станет делом его жизни.

Служба в армии стала для Жана длинной цепью мучительных раздумий. Ведь он был простым рядовым, не защищенным материнской поддержкой, которую находил Антуан. Его унижали, а он противился унижению. Ему непрерывно напоминали, что он всего лишь рядовой, а он хотел, чтобы в нем видели человека. Он покинул армию без сожалений, имея за плечами шестьсот часов, проведенных в воздухе, прекрасные характеристики и опыт борьбы с пустыней (так как отбывал военную службу в Северной Африке), который' Антуан получил много позже.

Те годы, что Экзюпери провел в Париже в неопределенности и тоске по настоящему делу и настоящей жизни, были для безработного Мермоза борьбой за кусок хлеба. Он был бы рад предложить услуги любой авиакомпании, но отсутствие связей и здесь ставило ему преграды. Подобно Экзюпери, Мермоз перебивается в Париже случайными заработками, но, конечно же, он испытывает при этом несколько иные чувства, чем Антуан. К чести Мермоза, он вовсе не делает из своей голодной жизни главную проблему. Его искания выше приспособленческой морали столь многих выходцев из его мелкобуржуазной среды. Он ищет дела, способного удовлетворить в нем чувство уважения к себе-человеку. Ведь именно на это чувство покушались обстоятельства жизни Мермоза с детских лет. Все складывалось так, чтобы подавить Жана, обезличить его.

А он искал признания своих достоинств, своих знаний своего уменья. Он уже тверд и умеет стоять на своем. Поэтому не удивительно, что после приглашения на Линию в 1925 году Мермоз в первый же день на аэродроме сталкивается с Дидье Дора. При этом столкновении полетели искры.

Оказавшись за штурвалом после долгого перерыва, Мермоз решил показать стальному директору, на что он способен. Он проделал над аэродромом серию головокружительных фигур высшего пилотажа. На земле его встретили словами: «Ну, можешь сворачивать вещички...» Начальник эксплуатации, не удостоив вниманием Мермоза, ушел в ангар.

— В чем дело? — спросил Мермоз.

— Здесь не требуются акробаты. Ступайте в цирк — последовал ответ.

Дрожащими руками Мермоз сбрасывал с себя шлем, комбинезон, перчатки.

— Значит, уезжаете?.. — услышал он за спиной.

— Да, да! — ответил Мермоз.

— Гм... недисциплинирован... гм... самовлюблен... гм... да... — разобрал Мермоз сквозь кашель Дора.

— Да, да! — крикнул он. — Да, я доволен собой, я хорошо летаю!

— Это вы мне?

— Да, вам, вам, раз вы так говорите...

— Гм... скверный характер... гм... да. Что ж, придется вас дрессировать. Ступайте на взлетную полосу. Полет по прямой на высоте двести метров. Медленная посадка. Крейсерская скорость. Ясно? Крейсерская...

И Дора ушел, зная, что больше к этому летчику не нужно будет придираться.

Одним из первых Мермоз осваивал участок Касабланка — Дакар. Туда приглашали добровольцев. Маленький отряд этих добровольцев — Розес, Билль, Гурп, Эрабль, Лекривен, Гийоме, Рейн, Пиво, Дюбурдье — стал отрядом друзей. Мермоз причастился этой дружбы двумя годами раньше Экзюпери. И когда один журналист, совершивший воздушное путешествие вместе с Мермозом, захотел получить от него интервью для своей газеты, он получил вежливый отказ, исполненный чувства настоящего человеческого достоинства. «Позвольте мне отклонить ваше лестное предложение, — писал Мермоз, — это было бы незаслуженной рекламой для меня перед всеми моими товарищами, делающими каждый день то же, что и я... Мы не устанавливаем рекордов, мы не герои длительных рейсов: мы лишь доставляем почту к назначенному месту в назначенный срок...»

Эта скромность и чувство товарищества тем более весомы, что Мермоз с первых же дней выделился среди других летчиков мастерством и упорством. В 1925 году аэроклуб Франции наградил его медалью за самый длительный в году срок, проведенный в воздухе.

Тонкий, впечатлительный, тревожный и твердый, собранный, упорный (впоследствии он пятьдесят три раза подряд попытается поднять в воздух перегруженный гидросамолет и поднимет его) — таков был второй друг Сент-Экса (как ласково стали звать Антуана товарищи), обретенный им на Линии. Их дальнейшие судьбы на Линии схожи: Антуан будет заменять Мермоза на всех его постах — в пустыне и в Южной Америке. Их восприятие мира — профессиональное и человеческое — станет настолько родственным, что безо всякой натяжки можно сказать: Мермоз был в авиации Антуаном де Сент-Экзюпери, не обладая, однако, его писательским даром и глубиной мысли. Нутром он чувствовал мир в точности так же, как Экзюпери, но, погруженный в непрерывную, многолетнюю борьбу с силами природы, не испытывал потребности выразить свои чувства. Это делал за него Антуан. А Жан Мермоз был первым-я всегда восхищенным — слушателем многих страниц писателя.

Лишь в последние годы их пути разойдутся — и на то есть причины, но и при этом они останутся друзьями.