Дневники Фаулз

14 июля

Встретился с Роем и его en troisième noces [637] Джуди [638]. Когда Э. в прошлый раз наведывалась в Путни, Анна пригласила ее на школьный концерт. Итогом явилось общее оцепенение. Так что не оставалось ничего другого, как всем нам встретиться и, переговорив друг с другом «как взрослые» (само по себе недоброе предзнаменование), решать, что делать. Итак, мы встретились и направились в бар на Бейкер-стрит. Джуди — худенькая девушка с каштановыми волосами, бездумной белозубой улыбкой и миленькими (в буквальном смысле этого ничего не значащего слова) глазками за стеклами очков. Как подобает, поинтересовались здоровьем Анны. Затем на поверхность всплыла деликатная тема: я заметил, хорошо было бы, если б Анна какое-то время пожила у нас. И тут маски «взрослых» вмиг оказались сброшены: наши собеседники моментально предстали в обличье несговорчивых русских, а мы, соответственно, американцев. С их стороны — железобетонное «нет», изрекаемое с побелевшим от гнева лицом, с нашей — негодование. Рой до краев полон Роем; Джуди выступает в амплуа «маленькой женщины»: «Нельзя отрицать, что в каждом из нас живет инстинкт собственника» (следует понимать: «Во мне живет инстинкт собственницы, и потому Анны вам не видать»). Короче, о том, чтобы Анна пожила у нас, и речи быть не может. Пытаться их переубедить — потеря времени; оба до крайности мелочны и упрямы. Запуганы. Провинциальны. Фирменный знак провинциала: он с чрезмерной серьезностью относится к своим эмоциям. И второй фирменный знак: провинциал с чрезмерной серьезностью относится ко всему, чем владеет.

Джуди — ком глины, на который Рою дозволено накладывать отпечатки собственного викторианства. Он до смерти боится утратить уважение и любовь Анны. Видимо, тут-то и скрываются корни его невроза: этот страх пронизывает все его поведение. А Элиз, разумеется, не что иное, как зримое воплощение объявшего его ужаса. Я же весь вечер только и делал, что контрастно высвечивал ее существование.

21 июля

Письмо из Британского совета. Странное. Вроде бы извиняются за то, что не пригласили на собеседование, заверяют, что рассмотрят любую заявку, которую подам в будущем; прилагают перечень имеющихся вакансий. Это повышает мое мнение о самом себе. В любом случае в тот раз ехать мне не хотелось.

2 августа

Время есть. Но не работается. Собачий период. Ничто из того, что пишу, не волнует. Убиваю часы, бренча на гитаре, разглядывая паучков, ухаживая за растениями. Августовские каникулы — поздние; может, в этом все дело. Тошнит от всего на свете. Скрепя сердце что-то делаю. Но подумать: весь год каникулы кажутся раем — возможность писать целыми днями! А потом, когда наступают, — ничего. Похоже, я на дне пропасти. Ум отказывается повиноваться.

7 августа

Выходной день. Обычным маршрутом направились в Вендоувер. Через поля до Дансмора, а затем в Уэтемстедский лес. За городом мое время теперь поглощают пауки. Пока ищешь их, открываешь новый мир. Малюсенький мир малюсеньких насекомых: под кустами, в глубине подлесков, под травяным ковром, под листьями. Мир, где красота редко превышает пять миллиметров в длину. Два лучших образчика из тех, что мне удалось поймать, — самец и самка из семейства Evarcha falcata. Самец очень нарядный: сливки, кофе, жженая умбра с красно-коричневыми крапинками. Прекрасный пример эволюции. «Красивый», — пишут о нем достопочтенные Локет и Миллидж; впрочем, эстетика не самая сильная сторона их таланта. Но пауки действительно красивы, а опознание их — дело чрезвычайно трудоемкое, я, к примеру, сплошь и рядом ошибаюсь. В отличие от цветов пока еще не научился точно распознавать (или с большой долей вероятности угадывать), к какому отряду или семейству относится та или иная особь. По всей видимости, когда речь заходит о насекомых, у систематизаторов и классификаторов вообще голова начинает идти кругом. Стоит им набрести на необычную трихоботрию, у которой один глаз на миллиметр отклоняется от нормы, — и уже объявляют об открытии нового вида. Мартин Листер в 1678 году утверждал, что ему известны все разновидности пауков, обитающих на британской территории; он насчитал их 38 [639]. Если верить сегодняшним исследователям, их 560. Второе звучит более научно, первое — убедительнее.

17 августа

Мало что сделал в последние десять дней. Читал, открывал для себя, влюблялся в Катулла. Venit, vincit [640]. Невероятно, до чего превратно истолковывают его филологи (не только наши теперешние, но, не исключено, все, с момента, когда появилась академическая наука) с их хваленым профессорским самодовольством. Попавшееся мне под руку издание с параллельным переводом (Лоэба) производит нелепое впечатление, да и все остальные переводы (Лэндора, Флекера и других) ничуть не лучше. Универсальные ключи к творениям этого мастера — секс и сквернословие, если вас приводит в ступор секс или вы краснеете, услышав ругательство, значит, к Катуллу вам лучше не подступаться. Судя по всему, он неотразимо притягивает академиков. Они на цыпочках подкрадываются к двери, заглядывают, а потом завязывают языки на замок, дабы не проговориться о том, что увидели. Я постарался переложить некоторые из его самых скандальных стихов на английский. Ложатся прекрасно — при условии, что оперируешь обеденной лексикой, понятной нашему среднему классу. «Трах», «пидор», «ублюдок» — в таком роде. Главное здесь — избегать каких бы то ни было эвфемизмов. Ведь именно из-за них Катулл кажется непристойным: из-за того, что такого неистового, печального, дикого, неприрученного гения пытаются обесцветить. Не затем он писал свои стихи — писал кровью, слезами, серной кислотой, — чтобы их переводили дистиллированной водичкой [641].

Изо дня в день — а на дворе холодноватый, такой непохожий на самого себя август — делаю одно и то же. Проинспектирую пауков на крыше, скормлю им пару мушек, пощекочу паутину, умоюсь, застелю кровать, дойду до магазина, принесу чего-нибудь. Над всем прочим господствует «Аристос». Но его афористический характер выматывает. Он, как Протей, все время меняет форму: новые мысли, новые берега, новые сложности, от которых приходишь в уныние. Будто в сильный ветер пытаешься справиться с большим парусом. Полотнище болтается, не слушается, ничего не видишь. Но иногда, когда удается его натянуть, движешься вперед. Раньше (в июле) думал представить его на конкурс. Но он слишком велик, слишком аморфен. За каждым хребтом открывается новая долина, а за ней — очередной подъем.

20 августа

Theridion ovatum. Около шести недель я выдерживал в клетке самку — бледно-желтую, с карминовыми полосками, и ее зелено-голубой кокон с яйцами. Сегодня вылупились крохотные паучки: шевелящаяся масса. У каждого — прозрачный панцирь цвета морской волны и матовое брюшко оттенка беловатого масла. Женский секрет оставаться красивой — в ее способности сохранять темперамент подростка. Легко пускаться в плач, капризничать, устраивать сцены. Тело взрослеет, а нрав остается девичьим. Это в натуре Элиз.

Голосовой анализ: как люди раскрывают себя, говоря по радио. Должен быть разработан какой-нибудь научный способ соотнесения характера и голоса. Думаю, сугубо фонетический — не зависящий ни от акцента, ни от манеры произношения, ни от смысла, ни от выбора слов. Иными словами, тех факторов, к которым мы обычно апеллируем. А чисто статистический: с замером продолжительности, тембра, скорости речи — того, что можно отобразить в виде графика или свести к некой формуле. Начать можно было бы с установления связи между голосом и чем-либо более определенным, нежели характер, — к примеру коэффициентом интеллекта или какой-то конкретной чертой, скажем, агрессивностью, застенчивостью.