Самые знаменитые реформаторы России

Во-вторых, в значительной мере благодаря воровским путем проведенной приватизации, у нас создано криминальное государство. И как его сделать иным, если значительную часть сегодняшней элиты (политики, чиновники, предприниматели) составляют эти самые воры, ограбившие людей?

В-третьих, в стране не оказалось среднего класса, везде являющегося гарантом стабильности.

В-четвертых, вытекающее из «в-третьих». Заложены основания для социальной напряженности, могущей привести к социальному взрыву. И дело не только в том, что расслоение между богатыми и бедными по достатку больше, чем в западных странах, живущих при капитализме несколько столетий. А еще и в том, что обобранными оказались большие социальные группы — врачи, учителя, офицеры, работники науки и культуры и др. Будут ли они терпеть состояние унижения бесконечно долго?

В-пятых, бандитски проведенная приватизация преподносится противниками реформирования как аморальная сама по себе. А аморальными являются люди, захватившие национальное богатство, создаваемое многими поколениями граждан Советского Союза.

Можно продолжить, а можно и ограничиться сказанным. И что же в итоге? Собственность перешла в частные руки, но цель начатой Горбачевым перестройки и проведенной Ельциным, Гайдаром и Чубайсом реформы — уйти от уравниловки и добиться, чтобы человек вознаграждался в соответствии со знанием, умением и трудом, достигнута была лишь частично. Оказалось, что для получения от общества больше, чем другие, недостаточно, а то и необязательно быть умным, образованным, трудолюбивым. Нужно еще и не иметь нравственных ограничителей, быть способным перешагивать через человеческие судьбы, а если надо — и жизни.

Не думаю, что Ельцин хотел именно такого капитализма, какой получился. По крайней мере на первом этапе своего президентства. Создав нормальную конкурентную среду, он мог бы добиться того, чтобы люди, воровским путем урвавшие собственность, потеряли ее. Она перешла бы к умелым, предприимчивым (не в смысле как украсть, а — как лучше делать дело) и заработала бы в национальных интересах. Но здесь дело пошло совсем плохо.

Казалось бы, так нелепо проведенная приватизация должна была предостеречь от повторения подобного на следующих этапах разгосударствления и грабеж национального богатства должен был прекратиться. Но ничуть не бывало. Разворовывание приняло еще более циничный характер. И если в первый срок президентства Ельцину можно было предъявить претензии в связи с недостаточной продуманностью и поспешностью приватизации, то второй срок ознаменовался попустительством ворам, покровительством отдельным из них. Ну а завершилось президентство Ельцина совсем в духе преступных режимов — Мабуту в Заире, Сухарто в Индонезии, Маркоса на Филиппинах и др. Мы дожили до национального позора — «семья» правила страной. Десять лет разделяли Ельцина, ехавшего в трамвае с историей болезни, которую он перевозил из поликлиники ЦКБ в районную лечебницу, от Ельцина, запутавшегося в связях с криминалом.

А ведь он мог стать великим президентом.

Заключение

Полагается заключение, которое подвело бы итог материалу, представленному в книге. Естественны и поучительные выводы, которые следует иметь в виду нынешним и будущим творцам истории, чтобы не повторять ошибок своих предшественников. Но мы воздержимся от пространных итогов, иначе во многом пришлось бы повториться. А что касается поучительных уроков, то, увы, это бессмысленно. Как говорил великий политик XX в. Уинстон Черчилль, «главный урок истории в том, что человечество необучаемо».

Тем не менее некоторые замечания, претендующие на подведение итогов, мы сделаем.

История любой страны — это череда больших и малых реформ, благодаря которым снимается накапливающееся в обществе напряжение, убираются препятствия на пути его развития. Иначе то же самое достигается путем революций, социальных катаклизмов, которые не только приводят к радикальным переменам в обществе, но порой и к его гибели. Кто-то из великих сказал, что государство, которое неспособно видоизменяться, неспособно и сохраниться.

Счастливы народы, правителям которых хватает мудрости предугадывать потребности общества и следовать законам общественного развития, не запаздывать с реформами, проводить их последовательно, выводя одну из другой, оберегая тем самым людей от стрессов и шока революционных преобразований.

Российская история тоже изобилует реформами. Но беда наша в том, что очень часто с преобразованиями опаздывали то ли в силу верования в особый путь России, то ли из-за игнорирования правителями законов общественного развития, то ли из-за незнания их.

Это приводило к отставанию от передовых стран, а попытки догнать их, проводя реформы, сопровождались неисчислимыми бедами и лишениями людей.

В.О. Ключевский писал о людях, бравших на себя труд изменить порядки в стране: «Сознавая несоразмерность наличных средств с задачами, ставшими на очередь, они сначала ищут новых средств в старых домашних национальных источниках… но, замечая истощение домашних источников, они хлопотливо бросаются на сторону, привлекают иноземные силы в подмогу изнемогающим своим, а потом опять впадают в пугливое раздумье, не зашли ли слишком далеко в уклонении от родной старины, нельзя ли обойтись своими домашними средствами без чужой помощи».

Это историк писал по поводу периода от российской смуты до начала XVIII в., а сказанное без всякой корректировки может быть отнесено к нашему времени. Мы идем по истории, время от времени заимствуя, а потом отвергая накопленные предшествующими поколениями ценности, как зарубежные, так и свои собственные. Циклы повторяются, неся страдания людям. Так было при великих князьях и царях, при императорах и генсеках. Почти двести лет назад наш великий соотечественник, поэт и философ Петр Чаадаев, сказал слова, которые звучат очень даже по-современному: «Наши воспоминания не идут далее вчерашнего дня; мы как бы чужие для себя самих. Мы так удивительно шествуем во времени, что, по мере движения вперед, пережитое пропадает для нас безвозвратно. Это естественное последствие культуры, всецело заимствованной и подражательной. У нас совсем нет внутреннего развития, естественного прогресса; прежние идеи выметаются новыми, потому, что последние не происходят из первых, а появляются у нас неизвестно откуда. Мы воспринимаем только совершенно готовые идеи, поэтому те неизгладимые следы, которые отлагаются в умах последовательным развитием мысли и создают умственную силу, не бороздят наших сознаний. Мы растем, но не созреваем, мы подвигаемся вперед по кривой, т.е. по линии, не приводящей к цели. Мы подобны тем детям, которых не заставили самих рассуждать, так что, когда они вырастают, своего в них нет ничего; все их знание поверхностно, вся их душа вне их. Таковы же и мы.

Народы — существа нравственные, точно так, как и отдельные личности. Их воспитывают века, как людей воспитывают годы. Про нас можно сказать, что мы составляем как бы исключение среди народов. Мы принадлежим к тем из них, которые как бы не входят составной частью в род человеческий, а существуют лишь для того, чтобы преподать великий урок миру».

Похожие мысли высказал и другой русский писатель — Евгений Замятин, творивший в первой трети XX в.: «Россия движется вперед странным, трудным путем, не похожим на движение других стран, ее путь — неровный, судорожный, она взбирается вверх — и сейчас же проваливается вниз, кругом стоит грохот и треск, она движется, разрушая».

«Грохот и треск» стояли при Иване Грозном и Петре I, при Ленине и Ельцине, да и при других правителях, как вошедших в настоящую книгу, так и оставшихся за ее рамками. Другие страны, пройдя какой-то этап в своем развитии, больше к нему не возвращаются, следуют дальше по пути прогресса. А мы нет. Мы можем несколько раз, через сотню-другую лет вернуться и опять наступить на те же грабли.

Пример — крестьянская община. Все народы прошли через нее. В Европе общинные пережитки исчезли в XVIII–XIX вв., что обеспечило прогресс сельскому хозяйству, в России задержались до XX в. Столыпин пытался реформировать общину, предоставив крестьянам жить самостоятельно, Сталин согнал их в колхозы — абсолютизировав тем самым общинную форму жизни и хозяйствования. Александр II отменил крепостное право, Сталин — закрепостил крестьян снова. В XVIII в. в Европе идет расселение крестьян по хуторам, в России Петр I сгоняет их в крупные поселения. Столыпин старается опять расселить, при Сталине и Хрущеве идет массовая ликвидация неперспективных деревень, хуторов. Начинается фермерское движение — опять вырастают хутора. Во время коллективизации вместе с уничтожением кулаков уничтожается на селе инфраструктура, мелкая переработка. Все сосредоточивается на крупных предприятиях, с конца 1980-х гг. опять появляются мелкие перерабатывающие цеха и модули. А как похожа полемика по поводу рынка земли в Государственной думе начала и конца XX в. — те же самые аргументы и в пользу продажи земли и против. И так во всем. Растрачиваются средства с каждым переходом, с каждым циклом возвратно-поступательного движения, люди дезориентируются, не успевая адаптироваться к изменяющимся условиям.