Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти ХХ век

502.     В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <21.05.1914. Москва — Тифлис>

21 мая 1914 г.

<…> Третьего дня я собрался ехать в Посад. Вяч<еслав> захотел вместе со мной. Мы отправились вместе и вышло очень хорошо. Хотя Павлуша ругался, что мы приехали на его позор [1516], но все же внутренне был доволен. Вместо позора вышло "прославление". Оппоненты вместо критики рассыпались в похвалах. Один из них (Глаголев), старый профессор так и сказал прямо: когда 10-летний брамин встречается с 100-летним кшатрием, то первый является учителем, а второй учеником. Павлуша — брамин [1517], а он, Глаголев, даже не кшатрий, а вайшья [1518] [?]. Ректор сказал, что с книгой Павлуши Совет Академии переживает затруднение. С одной стороны ему следовало бы дать не магистра, а доктора (но это по их законам нельзя), с другой стороны давать ему степень несколько зазорно: своей книгой он совершенно опрокидывает академическую науку. Павлуша в возражениях своих был ужасно хорош: тих, сдержан, добр, и говорил так, как будто это был не торжественный диспут, а простой интимный разговор. Между прочим: специально на диспут приехал из Москвы Антоний (Донской) [1519] и не переночевав уехал. Я был радостно потрясен, увидев его старческую величественную и прекрасную фигуру. После диспута был традиционно обязательный ужин (стоивший Павлуше около 200 р.). Здесь говорилось много хвалебных речей. Сказал маленькое слово и Вячеслав. Анна Михайловна [1520] в иные моменты сияла от счастья <…>

503.     В.Ф.Эрн — А.В.Ельчанинову <24.05.1914. Москва — Тифлис?]

<…> Когда пришло твое письмо, в Москве был разъезд во всем разгаре. Герцык с Бердяевыми и с Гриневич "рассыпались" в начале апреля. Поэтому, несмотря на все мое желание быть тебе полезным по поводу твоих педагогических десидери, мне удалось заявить только в одном месте, тем более, что твое письмо пришло в тот момент, когда я уже начал укладывать чемоданы. Накануне отъезда Гершензон, желая почтить мое удаление из Москвы, а также близкое исчезновение Булгакова, собрал маленький соирéе, на который собрались: Вяч. Иванов с семьей, Булгаков, Шестов, влюбленный в Вячеслава [1521], художница Кругликова которая в этот вечер очень искусно резала со всех присутствующих силуеты [1522], позже пришла г-жа Орлова [1523], родственница С.А.Котляревского. Вот в этой компании я рассказал к слову о твоих "предположениях" [1524], но увы эта компания была чрезвычайно не педагогическая! Булгаков с живым интересом расспрашивал о тебе, но не о деле. Жаль, что Орлова пришла после того, как я уже на эту тему переговорил: она занимается, сколько я знаю, педагогиею и, кажется, богата; по крайней мере Гершензон живет в ее доме, и домов у Орловых несколько. Во всяком случае твоего желания не забуду и на будущий год при встречах со всякого рода людьми буду твердо о нем помнить.

Ивановы очень были рады твоим приветствиям и в свою очередь просили приветствовать тебя. Лидия даже засмеялась, когда я сказал, что ты просишь им кланяться, если они тебя не забыли. Ты уж очень короткую память предполагаешь у таких необыкновенно памятливых людей <…>

Из Геленджика пришлю тебе оттиски и может быть две книжечки, если только они вышли из печати и будут присланы мне из Москвы <…>

504.     В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <29.05.1914. Москва — Тифлис>

29 мая 1914 г.

<…> Три дня не писал тебе и сейчас пишу лишь открытку. Причины—невероятная "густота" последних дней. Все дела нужно заканчивать и завершать. Все эти дни возился с выпуском диссертации. Сегодня обещали сброшюровать 50 экз., и я их свезу в Университет. Обещали — не значит "сделали". И потому я и сегодняшний день не считаю концом. Все эти дни гостит у нас о. Павел. Мое спасение, что днем они с Вячеславом спят, а ночью я с ними сижу лишь до 1 до 2-х, они же сидят каждый день до 7 — до 8!! Лидия сдала вчера последний экзамен и переживает экстаз <…>

505.     В.В.Розанов — Д.С.Мережковскому [1525] <15.06.1914. Луга — СПб>

15 июня 1914 года

Я очень тронут, Дим<итрий> Серг<еевич>, что Вы не выкинули места обо мне из "Л<ьва> Т<олстого> и Д<остоевского>" [1526] — как можно было ожидать и как я опасался после наших "историй" [1527] (НБ "история о мидянах темна и полна вымыслов" — у Кайданова [1528] или Иловайского [1529]). Не будем церемониться и скажем просто, что это было бы убыточно в торговом отношении (после дела Бейлиса [1530], как мне заявил Митюрников [1531], — "совсем остановилась продажа В<аших> книг" — по телефону). (Но я все-таки буду стоять на своем: в ритуале ясвято убежден, и даже это для жидов не грех, а только напрасно скрывают и брали бы своих) [1532].

Для самолюбия ("все грешны"): Столпнер [1533] сказал раз: "Ваше признание в литературе в значительной степени обязано тому, что Мер<ежковский> о Вас сказал в предисловии к "Л<ьву> Т<олстому> и Дост<оевскому>". Я был удивлен, но поверил. И прочее.

Не сердитесь, что я Вас назвал "не умен" [1534] в "Оп<авших> л<истьях>": удовольствуйтесь, что о Толст<ом> я сказал: "гениален, но не умен" [1535]. Ум — какое-то свежее утро в глазу, видящее все мелочи, нуждишки, страстишки етц. Вы же человек, постоянно живущий в воображении и Вас не то что нельзя назвать "умным", а просто нужно назвать "полуумным", сумасшедшим, бесноватым, одержимым, но и "с хитрецой". У Вас она есть, и не хорошо, и не идет. Не Ваш стиль.

Кстати: о стиле. Место обо мне в "Л<ьве> Т<олстом> и Д<остоевском>" надо было сохранить п<отому> ч<то> оно стильно сказалось, удачно, литературно. Можно ведь и любя, но как говно сказать. "Похвалить — и только зажмешь уши".

Вообще иногда порицания и даже ругань (если стильно) приятнее похвал. Стиль люблю безумно. Стиль — душа вещей, и я даже сциничничаю: "Аллонс, мес амис, аимер ле стиле де цчосес" [1536].

Мамочка [1537] расплакалась, когда читала в "Русск<ом> слове" обо мне [1538]. Не хорошо. Не надо было. И зачем "ляпать все прямо". Стиля не выходит. Мове [1539].

А знаете ли Вы постоянную доброту Суворина [1540]: Михаил (ред.) [1541] сказал: "Мне стало жалко Мережковского". Вот ваши такого о враге не скажут. "Не туда Вы попали с "Речью" и "Русск<им> Словом". Вам надо было хорошо и твердо и прямо устроиться в "Н<овом> Вр<емени>" [1542] или в "Русск<ой> М<олве>" [1543],но никак не в левых и не в жидовских изданиях. Это ужасная ошибка. Ведь Вас "по<ебу>т" жиды сперва (как Андреева [1544], как Арцыбашева [1545]), а затем шлепнут в грязь. (Они всегда так). И новому Философову придется писать новое "конец Мережковского" (="конец Горького") [1546]. Бойтесь этого и вовремя отстранитесь от жидов. Увы! Они вообще предают. Они по существу своему предатели.