Я буду жить до старости, до славы...

Name: Я буду жить до старости, до славы...
Author: Берггольц Ольга Федоровна--

На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Я буду жить до старости, до славы..., Берггольц Ольга Федоровна-- . Жанр: Биографии и мемуары / Поэзия. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале bazaknig.info.

Жанр: Биографии и мемуары / Поэзия

Название: Я буду жить до старости, до славы...

Автор: Берггольц Ольга Федоровна

Дата добавления: 15 январь 2020

Количество просмотров: 405

Читать онлайн

Я буду жить до старости, до славы... читать книгу онлайн

Я буду жить до старости, до славы... - читать бесплатно онлайн , автор Берггольц Ольга Федоровна

«Я буду жить до старости, до славы…» — писал молодой ленинградский поэт Борис Корнилов. До старости он не дожил: его убил советский режим. Но слава у него была уже при жизни. Он стал одним из самым ярких поэтов поколения, входившего в литературу в конце 20-х годов XX века. Песню из кинофильма «Встречный» на его слова пела вся страна: «Нас утро встречает прохладой, Нас ветром встречает река…» После гибели поэта эту песню стали объявлять как народную.

В первую часть книги входят избранные стихотворения и поэмы Б. Корнилова, а также новонайденные материалы из архива Пушкинского Дома.

Вторая часть содержит уникальный дневник Ольги Берггольц 1928–1930 гг. — периода их брака с Корниловым и письма Бориса Корнилова к Татьяне Степениной (его первой любви) и Ольге Берггольц.

Третью часть книги составили материалы из личного архива Ирины Басовой, дочери поэта: воспоминания ее матери Людмилы Григорьевны Борнштейн — второй жены Б. Корнилова, а также переписка Л. Борнштейн-Басовой с Таисией Михайловной Корниловой (матерью Бориса Корнилова), поэтами Борисом Лихаревым и Михаилом Берновичем. Эту часть книги открывает эссе Ирины Басовой «Я — последний из вашего рода…».

В четвертую часть вошли материалы следственного дела Бориса Корнилова из архивов ФСБ.

Книга содержит редкие и неизвестные фотографии и автографы.

Предваряет книгу эссе Никиты Елисеева «Разорванный мир».

Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала

ВПЕРЕД

Перейти на страницу:

1929–1930

Чаепитие

Блаженство сельское — попить чайку…

В. Нарбут [42]

Как медная туча, шипя и сгорая,

на скатерти белой владыча с утра,

стоит самовар — и от края до края

над ним деревенские дуют ветра.

Последняя чаша багрового чая —

над чашею дым, пузырьки по бокам,

фигуры из пара, томясь и скучая,

гонимы ветрами, идут к облакам.

Блаженство тяжелое — яйца и масло,

холодные крынки полны молока,

и пот прошибает, пока не погасло

светило или не ушло в облака.

Пока не свистят над стеною деревья

о жизни иной, о любви городской,

пока опаленная солнцем деревня

объята работой и смертной тоской.

Но вечер настанет — и в этом пейзаже

все краски темны, очертанья слабы,

и скучно презрение выразить даже

ленивым движением нижней губы.

Во веки веков осужденный на скуку,

на психоанализ любовных страстей,

деревня — предвижу с тобою разлуку, —

внезапный отлет одичавших гостей.

И тяжко подумать — бродивший по краю

поемных лугов, перепутанных трав,

я все-таки сердце и голос теряю,

любовь и дыханье твое потеряв.

И жизнь тяжела — наступает кончина

благих помышлений, юдоли земной,

твоей бороды золотая овчина,

как облако зноя, стоит предо мной.

Стоят омута с лиловатым отливом,

речные глубоко мерцают огни,

в купанье, в тоске, в разговоре шутливом

проходят мои безвозвратные дни.

Деревня российская — облик России,

лицо, опаленное майским огнем,

и блудного сына тропинки косые —

скитанья мои, как морщины, на нем…

<1930>

Война

Я снова тебя беспокою, жена,

Неслаженной песней, не славной,

И в черные дебри несчастий она

Уходит от буквы заглавной.

Жена моя!

Видишь ли — мне не до сна,

Меня подозренье тревожит.

Жена моя!

Белая полночь ясна,

Она меня спрятать не может,

Она застывает, над миром вися,

И старые ставни колышет,

Огромная вся и ненужная вся,

Она ничего не услышит.

И звякнет последняя пуля стрелка,

И кровь мою на землю выльет;

Свистя, упадет и повиснет рука,

Пробитая в локте навылет.

Или — ты подумай —

Сверкнет под ножом

Моя синеватая шея.

И нож упадет, извиваясь ужом,

От крови моей хорошея.

Потом заржавеет,

На нем через год

Кровавые выступят пятна.

Я их не увижу,

Я пущен в расход —

И это совсем непонятно.

Примятая смертью, восходит трава,

Встает над полянами дыбом,

Моя в ней течет и плывет голова,

А тело заброшено рыбам.

Жена моя!

Встань, подойди, посмотри,

Мне душно, мне сыро и плохо.

Две кости и череп,

И черви внутри,

Под шишками чертополоха.

И птиц надо мною повисла толпа,

Гремя составными крылами.

И тело мое,

Кровожадна, слепа,

Трехпалыми топчет ногами.

На пять километров

И дальше кругом,

Шипя, освещает зарница

Насильственной смерти

Щербатым клыком

Разбитые вдребезги лица.

Убийства с безумьем кромешного смесь,

Ужасную бестолочь боя

И тяжкую злобу, которая здесь

Летит, задыхаясь и воя,

И кровь на линючие травы лия

Свою золотую, густую.

Жена моя!

Песня плохая моя,

Последняя,

Я протестую!

<1930>

«До земли опуская длани…»

До земли опуская длани,

сам опухший, как бы со сна,

он шагает — управделами, —

и встречает его жена.

Голубые звенят тарелки,

половик шелестит под ногой,

на стене часовые стрелки

скучно ходят одна за другой.

И тускнеют цветы на обоях

от клопиной ночной беды —

вы спокойны,

для вас обоих

время отдыха и еды.

Сам поест

и уйдет за полог,

сон приходит, сопя и гремя,

этот вечер недорог и долог,

этот сумрак

стоит стоймя.

Что за черт…

За стеной фортепьяно,

звезды ползают,

сон в саду,

за твоею тоской, Татьяна,

неожиданно я приду.

Намекну, что хорошее лето,

замечательно при луне,

только знаю, что ты на это

ничего не ответишь мне.

Что же ты?

Отвечай со зла хоть,

стынут руки твои, как медь, —

научилась ли за год плакать,

разучилась ли за год петь?

Скажешь:

— Надо совсем проститься,

я теперь не одна живу…

Все же с кофты твоей из ситца

лепестки упадут в траву.

И завянут они, измяты,

и запахнут они сейчас —

этот запах любви и мяты

на минуту задушит нас.

И уйду я, шатаясь пьяно,

а дорога моя тесна:

не до сна мне теперь, Татьяна,

года на три мне не до сна.

ВПЕРЕД

Перейти на страницу:

Рекомендуем к прочтению

Шестьдесят лет спустя

Избранное

Генерал Корнилов

Жить и умереть в Париже

Сид Вишес: слишком быстр, чтобы жить...

Граница Света