Жизненный путь Марины

Так продолжалось три дня. Наконец на 2 июля был назначен старт.

Ночью, одетые в меховые кожаные пальто, в меховых шлемах и унтах, подъехали к своему самолёту. Высшее командование Черноморского флота приехало их провожать. Три лётчицы выстроились в ряд у самолёта. Осипенко по — военному отдала рапорт командующему флотом о готовности экипажа. Командующий принял рапорт и сказал речь. Он подчеркнул, что до сих пор ещё ни один из лётчиков Чёрного моря не совершал такого большого перелёта на морской машине через сушу. Раздалась команда: «В самолёт!» Лётчицы заняли свои места. Катер повёл самолёт в море. Сзади шла морская шлюпка. Командование поехало провожать на катерах.

Заставить тяжело нагружённую машину оторваться от воды — задача очень нелёгкая. Но и с этой задачей они благополучно справились.

Солнце ещё не взошло, море дышало тихо и спокойно, но на востоке появилась яркорозовая полоска рассвета, предвещавшая хорошую погоду. Марина бросила прощальный взгляд на Севастополь, где они с подругами прожили три месяца в ожидании этой минуты. Тотчас же вступила в радиосвязь с Севастополем. Оттуда спросили: «Как слышите?» Она ответила: «Слышу хорошо. Всё в порядке. Ложимся курсом на Киев».

Слева — море, справа — западное побережье Крыма. Восход солнца они увидели над Каркинитским заливом. Медленно — медленно ползёт кверху огненно — красный шар. Солнце светит ещё не так ярко, но глядеть на него долго невозможно — больно глазам. Проходит ещё немного времени, и вот уже первые лучи заиграли в волнах моря.

Летят хорошо. Позавтракали в Севастополе, а ужинать придётся в Архангельске!

Только подошёл самолёт к материку, чтобы идти на Николаев, как облака заволокли всё вокруг. Едва видны отблески моря. Показались очертания города: это Николаев.

Расстались с Чёрным морем, ушёл назад Днепр, ушёл Буг. Под самолётом степь — самый опасный отрезок маршрута: никакой воды. Мотор работает исправно, летят покойно и уверенно на высоте 4000 метров. Марина посылает по радио последний привет Севастополю и начинает принимать Киев.

Подлетая к Киеву, Марина увидела впереди громадную башню из облаков — предвестник грозы. Летят на высоте 5000 метров, но башня ещё выше. Дышать становится тяжело. Облака захватывают самолёт в плен, и он летит, окутанный со всех сторон лохматой массой облаков.

Сигнал перед стартом перелёта на гидросамолёте Севастополь — Архангельск. Июнь 1938 года.

Пролетели Киев, летят на Новгород. Попутный ветер гонит самолёт всё быстрее. Снижают самолёт под облака, чтобы пролететь низко над Новгородом. Здесь спортивный комиссар должен зарегистрировать момент, когда пролетит самолёт.

Спустившись до 700 метров, лётчицы отчётливо видят Ильмень — озеро, видят красивый старинный город, мосты через Волхов, белые стены кремля. Здесь должен стоять спортивный комиссар, а потому Полина проводит машину на высоте 50 метров.

Все веселы, переговариваются знаками. Марина даёт новый и последний курс — на Архангельск. Вот пролетели Ладожское озеро, пролетели хмурое Онежское озеро. Марина уже держит связь с Архангельском. Стало холодно, несмотря на тёплую лётную одежду. Начинает сказываться кислородный голод: болит голова, сильно стучит в висках. Марина оглядывается на Осипенко — по лицу подруги она судит, как выглядит сама. Полина бледна. Понятно: вот уже десять часов, как они летят на высоте 5000 метров, а кислородные баллоны стоят нетронутыми. Только Вера вынуждена была ещё у Ладожского озера надеть кислородную маску. Стоит ли на полчаса открывать баллоны? Решают, что не стоит. Приближаясь к Архангельску, Полина начала спускаться. Самочувствие сразу улучшилось: в висках больше не стучит, дышится всё легче и легче.

Вот последнее озеро перед Архангельском — Холмовское. Машину начинает болтать и трепать над болотистой и озёрной местностью. Навстречу летят два сухопутных самолёта.

Работа штурмана закончена. Марина убирает приборы, карты, инструменты, прячет всё в чехлы, по своим местам, с нежностью мысленно прощается со всем, что есть в кабине. Она знает, что эти её «друзья» с честью вместе с ней вынесли тяжёлую нагрузку.

Теперь машину сопровождают два гидросамолёта. Как приятно, что их ждут, встречают! Полина плавно сажает машину на спокойную поверхность озера. Самолёт скользит по зеркальной воде. Мотор выключен, но самолёт ещё движется по инерции. Лётчицы оглядываются по сторонам. На берегу озера — невысокий еловый лес. Очень яркая зелень. В Севастополе не было такой зелёной травы: там солнце всё выжгло и окрасило в один цвет.

Подошла моторная лодка и забуксировала самолёт к берегу.

На берегу, на яркозелёной траве, группа людей встречает лётчиц, им дарят северные цветы, горячо приветствуют, поздравляют. Спортивные комиссары едут на шлюпках к самолёту, чтобы снять барографы и проверить пломбы. Все садятся на шлюпки и подъезжают к пристани. На пристани собралось много народу, гремит оркестр, широкая лестница вся увешана морскими флажками. Поперёк лестницы — красные полотнища с лозунгами. Со всех сторон несут цветы. Не чувствуя под собой ног, девушки взбегают по лестнице и входят в дом.

Полина говорит по прямому проводу с Москвой. Она докладывает начальнику Военно — Воздушных сил об окончании женского перелёта. Из Москвы передали поздравление экипажу. Лётчицы тут же составили телеграмму правительству и товарищу Сталину:

Об этих незабываемых днях Марина писала в «Записках штурмана»:

«…Совершаем свой туалет и садимся ужинать. Есть очень хочется: ведь мы целый день ничего не ели. Только Полина во время перелёта выпила немного чаю. Поужинав, мы крепко заснули, счастливые и спокойные.

Утром я проснулась раньше всех. Из нашей комнаты открывался прекрасный вид на озеро, на северный лес с зелёной — зелёной травой. Я разбудила Веру. Она быстро вскочила. Тихо, чтобы не потревожить Полину, мы вышли на воздух. Схватились за руки и побежали по лесу. Мокрая от росы трава приятно хлестала по сапогам. Сапоги намокли, но это тоже было приятно. Нашли куст шиповника и нарвали цветов себе и Полине.

Так бежали, пока не увидали лестницу, по которой взбирались вчера на берег. Смотрим — фасад лестницы украшен портретами товарищей Сталина и Ворошилова. Теперь уже читаем лозунги, мимо которых, как во сне, проходили вчера, не помня себя от счастья. На одном из лозунгов прочитали: «Привет отважным советским лётчицам Осипенко, Ломако, Расковой!»

У нас сильно забились сердца. Первая мысль была: побежать разбудить Полину, чтобы и она прочла, что здесь написано. Но потом решили — пусть отдыхает. Спустились по лестнице, вскочили в шлюпку, стоявшую у берега, и легли на вёсла. Гребли по — морскому. Лодка быстро мчалась по ровному зеркалу воды. Громко пели. Гребли до тех пор, пока не почувствовали, что захотелось есть. Ещё быстрее пошли к берегу и, поднявшись по лестнице, побежали в дом будить Полину.

Полина стояла посреди комнаты, в руках у неё был большой утюг. Она деловито и по — хозяйски наглаживала свою гимнастёрку. Только сейчас мы с Верой вспомнили, что не мешало бы и нам привести в порядок свою одежду.

Во время завтрака ели за семерых. Ели и подшучивали друг над другом. Много смеялись над тем, какие мы чёрные от южного загара. Это никак не гармонировало с окружающей северной природой. После завтрака нам сказали: «Поедете в Архангельск, вас там ожидают». Жалко было уезжать с озера Лахта, но раз в Архангельске ждут — ничего не поделаешь.

На вокзале нас встречали представители архангельских организаций. Мы вышли из вагона, поздоровались. Нас спросили: «Вы уже читали телеграмму от товарища Сталина?» — «Нет, телеграммы мы ещё не видели».