В воздухе илы

Определив по звуку, что атака закончена, мы кинулись к выходу, чтобы посмотреть, что с нашими самолетами и аэродромом. Прежде всего мы установили, что самолеты целы и на аэродроме ни один из них не горит. Но на взлетно-посадочной полосе зияло несколько больших воронок от двухсотпятидесятикилограммовых бомб. Единственной жертвой налета десяти фашистских самолетов оказался сапожник БАО, который, выскочив из землянки, пустился куда-то бежать, и шальной осколок настиг его.

Вскоре командованию стало известно, что фоккеры, бомбившие наш аэродром, базируются в районе Полоцка. Было решено сделать ответный "визит". 6-й гвардейский полк, как наиболее опытный, получил приказ совершить налет на фашистский аэродром. Штурмовку должны были произвести две шестерки "илов". Ведущим был назначен Герой Советского Союза гвардии капитан Иван Павлов. Родился Павлов в Казахстане, в Кустанайской области. Рос в привольных степных угодьях колхоза "Красная оборона". Бескрайняя ширь полей, наверное, и потянула его в небо... Воевать он начал сержантом, а к этому времени был уже командиром эскадрильи и считался лучшим летчиком 6-го гвардейского.

Задание было очень сложным. Штурмовать днем аэродром истребителей рискованно. В момент атаки аэродрома несколько истребителей врага, как правило, находятся в воздухе. Да и посты воздушного наблюдения противника заранее могут предупредить истребителей о приближении штурмовиков к Полоцку. Тогда все "фоккеры" поднимутся по тревоге в воздух и встретят нашу группу еще до подхода к цели. Кроме этого, аэродромы всегда охраняются мощными средствами зенитной артиллерии. Поэтому был разработан подробный план налета.

Летчики по крупномасштабным картам изучили все подходы к объекту атаки. В мельчайших подробностях разработали план штурмовки, распределили обязанности каждой пары на всевозможные неожиданности.

Две шестерки шли к цели на предельно малой высоте. Таким образом удалось скрытно подойти к полоцкому аэродрому. Достигнув контрольного ориентира, вся группа сделала горку, и с высоты 250 - 300 метров перед штурмовиками открылось зеленое поле вражеского аэродрома.

Два "фоккера" стояли на взлетной полосе. Их необходимо было немедленно уничтожить. Летчик Тарасов первым открыл огонь. Он выпустил по "фоккерам", находившимся на старте, реактивные снаряды и нажал на гашетки пушек и пулеметов. Оба самолета загорелись. Затем все 12 штурмовиков сбросили свой бомбовый груз на стоянки самолетов, взлетную полосу и аэродромные постройки. Пока "илы" разворачивались для второго захода, одному вражескому истребителю удалось взлететь. Он попытался атаковать наши самолеты, но воздушные стрелки дружным прицельным огнем сбили его. Ведущий группы гвардии капитан Павлов заметил еще один взлетающий самолет и, довернув свой "ил", огнем пушек и пулеметов поразил "фоккера". Истребитель врага резко развернулся вправо, зацепил крылом за землю, несколько раз перевернулся и взорвался. Летчик Шевченко сбросил бомбы, которые угодили в склад боеприпасов. Поскольку высота была невелика, взрывной волной его самолет подбросило вверх, и Шевченко на какое-то мгновение потерял сознание. У самой земли он пришел в себя и, выровняв самолет, продолжал полет.

Аэродромные противозенитные средства открыли по "илам" бешеный огонь. Кругом возникли черные и белые шапки разрывов. С разных концов аэродрома к нашим самолетам тянулись щупальца эрликоновских трасс. Однако было уже поздно. Перейдя опять на бреющий полет, незаметные на фоне леса и складок местности, штурмовики не дали зенитчикам врага долго обстреливать себя. И все же на многих "илах" были пробоины. На машине летчика Карасика их было особенно много. Но он сумел довести машину до своей территории и посадил искалеченный "ил" на ближайший аэродром.

Гитлеровскому истребительному полку был нанесен существенный урон. Дерзкими и умелыми действиями наших гвардейцев было уничтожено десять "фоккеров", взорваны склады боеприпасов и горючего, выведен из строя аэродром. Наши самолеты потерь не имели. Все повреждения, полученные ими при налете, были устранены техническими службами уже на следующий день.

За умелые действия командование фронта объявило всем участникам этого вылета благодарность.

Поскольку наш аэродром был хорошо известен врагу, командование решило сделать его ложным, а нашу дивизию перебросило на лесной аэродром. Это было немного дальше от линии фронта, но зато гитлеровцы его не знают, и мы могли спокойно работать. С этого аэродрома наша дивизия сделала много эффективных боевых вылетов. Правда, несколько экипажей мы потеряли в этих боях. Не раз самолеты возвращались изрешеченные вражескими зенитками.

Однажды Садчиков привел и посадил самолет с несколькими пробоинами от прямых попаданий эрликонов и МЗА. В другой раз подбили Сухачева. Он долетел до аэродрома, но самолет был настолько изрешечен, что не выпускались ни шасси, ни щитки, и ему пришлось посадить его на "живот". Через несколько дней, благодаря усилиям техсостава, "ил" возвратили в строй.

Хотя лесной аэродром был всего в нескольких минутах полета от базового, фашистская авиация не беспокоила нас ни разу. Единственно, что нам портило жизнь на этом лесисто-болотистом аэродроме,- это комарье, тучами висевшее над ародромом и нашими землянками. От них, как говорится, житья никакого не было. А тут еще беда - от этих паразитов стала распространяться малярия. Не повезло и мне. В один из дней меня увезли в лазарет с высокой температурой. Более двух недель я провалялся в постели. Хорошо, что Костя и Володя иногда наведывались ко мне.

Эта лихоманка так выматывала, что когда стал подниматься с постели, меня водило из стороны в сторону. Наконец, в июне мне разрешили вернуться в свою эскадрилью. За время моей болезни в нашей эскадрилье никаких крупных событий не произошло.

Летать мне, конечно, временно запретили. После тяжелой болезни человек по земле-то нетвердо ходит... Но день за днем укреплялись силы. И вот я вновь в боевом строю.

Над станцией Оболь

Рассвет 23 июня 1944 года едва занимался над белорусской землей. В небе еще мерцали яркие звезды, а на аэродроме уже никто не спал. Мы, рядовые воздушные солдаты, тогда еще не знали, что предстоящее грандиозное наступление в Белоруссии было названо Ставкой операцией "Багратион".

Всех подняли в два часа. Не спали в эту ночь не только на нашем аэродроме. Советские войска готовились к решительному наступлению. А я, как назло, еще не был допущен к полетам. Проснулся в землянке поздно. Услышал нарастающий гул самолетов: это ребята возвращаются с задания. Возвращаются оттуда, где огонь, оглушительные взрывы, смерть.

А здесь солнечно, тепло, тихо, как в мирные мальчишеские годы. Но на душе неспокойно: все ли ребята прилетели?

На задание мы летали или четверками, или шестерками. Поэтому, когда возвращалось четное количество самолетов, то вероятнее всего, что возвращались без потерь. Правда, бывало и так, что в боях теряли по два и даже по четыре самолета. Но на этот раз, кажется, было все в порядке: шестерка "илов" ровным строем подходила к аэродрому. Вот один за другим стали отваливать от строя, заходя поочередно на посадку. Последним сел Костя Шуравин.

Разгоряченный, он вылез из кабины и стал рассказывать о впечатлениях боя.

- Ты себе не представляешь, Ленька, что творится,- горячился Костя.- Все деревушки и населенные пункты в огне. Над всей линией фронта висит прямо-таки дымовая завеса от пожаров. Оккупанты драпают. Сейчас нанесли удар по автоколонне. Машины чуть не сплошной лентой километров на десять растянулись! И мы как начали с головы колонны, так до хвоста прочесали. Скоро еще, наверное, полетим! Надо успеть позавтракать. Пошли вместе в столовку.

- Я не летал, не заработал еще.

- Ничего, за будущее зачтется...

Остальных ребят мы встретили в столовой.

Прилетела и четверка, которую водил Федя Садчиков. Все ребята были возбуждены и веселы. У каждого из них была какая-то скрытая, внутренняя гордость от сознания причастности к великой битве.