Helter Skelter: Правда о Чарли Мэнсоне

Чтобы вселить сомнение в двенадцать присяжных, достаточно и одного из них.

Я завершил вступительную речь в понедельник, 28 декабря; под конец я описал присяжным, какую тактику могут избрать адвокаты, снизив тем самым психологическое воздействие аргументов защиты.

“Защита, возможно, объявит, что никакого сговора не было… Адвокаты назовут Helter Skelter абсурдным, смешным, невероятным мотивом… Они скажут, что восприятие Мэнсоном песен “The Beatles” абсолютно нормально… Они скажут, что ЛСД давно выжег мозг Линды Касабьян, что она придумала свою историю в надежде получить свободу, что показания Линды как соучастницы ничем не подкреплены… Возможно, адвокаты заявят вам, что не стали выступать в защиту подсудимых, поскольку обвинению так и не удалось доказать своей правоты… Они скажут вам, что Чарльз Мэнсон — не убийца, что он и мухи не обидит.

Адвокаты скажут, что Чарли вовсе не был лидером “Семьи"; что он никому не приказывал убивать… Они объявят, что против подсудимых говорят только косвенные улики — как будто косвенные улики чем-то плохи, — и при этом забудут про прямую улику, про показания Линды.

Перебрав все 18 тысяч страниц стенограммы, адвокаты выйдут сюда и укажут на мельчайшие расхождения между показаниями двух разных свидетелей — этого, разумеется, и следует ожидать, но адвокаты заявят вам, что это может значить лишь одно: что свидетели Народа сплошь лжецы”.

Затем я обратился к рассудку присяжных — мужчин и женщин, которые, применив здравый смысл и логику, способны сознательно взвесить улики в данном деле и достичь тем самым верного, справедливого решения.

“По законам этого штата и нации подсудимые могут рассчитывать на собственный день в суде. Они получили его.

Подсудимые также могут рассчитывать на беспристрастный суд непредвзятых присяжных. Они получили и это.

Эти люди ни на что больше рассчитывать не могут!

Поскольку ими совершены семь бессмысленных убийств, Народ штата Калифорния может рассчитывать на вынесенный вами вердикт “виновны”.

Перед тем как начать речь в защиту Патриции Кренвинкль, Пол Фитцджеральд обронил: “Если бы мы решили опровергнуть слова каждого свидетеля обвинения, что появлялся здесь, то просидели бы тут до 1974 года”, — тем самым он лишь подчеркнул правоту Народа, равно как и неспособность защиты дать достойный ответ.

Речь Фитцджеральда сильно меня разочаровала. Он не только упустил множество моментов, которые могли подтолкнуть чашу весов в его пользу, но и постоянно путался в показаниях и уликах. Он сказал, что Себринг был повешен; что все жертвы погибли в результате ножевых ранений; что Тим Айрленд слышал крик Парента. Он назвал Шарон “Мэри Полански”; у него получилось, будто убийцы проникли в дом Тейт через окно спальни; он неверно назвал количество ножевых ран и следов ударов тупым предметом на теле Фрайковски. Фитцджеральд сказал, что Линда дала показания о пяти ножах, а не о трех; второй ночью у него Линда, а не Мэнсон, вела машину, и наоборот; оказывается, Мэнсона арестовал на ранчо Спана заместитель шерифа, которого там даже не было, — и так далее и тому подобное.

Обвинение зациклилось на слове “убийство”, сказал Фитцджеральд. “На самом же деле вы сами должны рассудить, было ли это убийством”. Первое, что должны решить присяжные, продолжал он, это “какие именно преступления были совершены, если только они действительно были совершены.

Теперь о револьвере 22-го калибра. Как мне кажется, это классический пример неудачно выбранного орудия для совершения убийства…

Ясно, что не имеет ни малейшего смысла вешать кого бы то ни было…

Если бы вы сами были вдохновителем преступлений, если бы имели абсолютную власть над умами и телами лижущих ваши сапоги рабов, как тут называли этих людей, — послали бы вы женщин выполнять мужскую работу?.. Чем обычно занимаются женщины, леди и джентльмены? Они дарят жизнь. Они занимаются любовью, беременеют, рожают детей. Они дают людям жизнь, а не отнимают ее. Женщины всячески противятся насилию…”

Лишь небольшая часть выступления Фитцджеральда была посвящена уликам, приведенным в суде против его клиентки. Да и их опровергать он не стал.

Пол сказал, что “нет никаких сомнений по поводу принадлежности [найденного в доме Тейт] отпечатка пальца, он действительно принадлежит Патриции Кренвинкль”. Даже предположив, что именно она его и оставила, продолжал Фитцджеральд, “вполне можно сделать вывод, что Патриция Кренвинкль сделала это, будучи приглашена в дом как гость или в качестве подруги. Это самое простое, самое логичное, самое разумное объяснение”.

Да уж, хороша подружка!

Что же касается так называемого признания, сделанного Кренвинкль Дайанне Лейк, что она якобы вытащила Абигайль Фольгер из спальни в гостиную, то это вообще никакое не “признание”, заявил Фитцджеральд. Она не упомянула, где это произошло или когда. С тем же успехом это могло случиться в Сан-Франциско в 1967 году.

Фитцджеральд действительно посвятил немало времени попыткам вселить в присяжных недоверие к показаниям Линды Касабьян. В своей речи я отмечал: “Линда Касабьян, леди и джентльмены, провела на этом свидетельском месте восемнадцать дней — чрезвычайно длительный промежуток времени для выступления одного свидетеля по любому делу. Мне кажется, вы согласитесь со мной, если я скажу, что на протяжении этих восемнадцати дней Линда Касабьян и истина шли рука об руку”. Фитцджеральд не согласился. Но он не смог привести ни единого расхождения в ее показаниях.

Впрочем, немалая часть его выступления была посвящена доводам обвинения против Чарльза Мэнсона. Все показания относительно философских воззрений Мэнсона указывали, что тот, по словам Фитцджеральда “является представителем правого крыла движения хиппи”. Мэнсон, Мэнсон, Мэнсон.

Пол Фитцджеральд закончил свою речь длинной, эмоциональной мольбой, но не ради своей подзащитной, Патриции Кренвинкль, а ради Чарльза Мэнсона. Улик, приведенных обвинением против Мэнсона, не достаточно для вынесения вердикта о его виновности, заключил он.

Ни разу Фитцджеральд не отметил, что мы привели недостаточно доказательств вины Патриции Кренвинкль.

Он даже не попросил присяжных вернуться после совещания с вердиктом о невиновности его клиентки!

Дэйи Шинь заготовил полный список свидетелей, выступивших против его подзащитной, Сьюзен Аткинс. Он сказал, что сумеет опровергнуть каждого из них.

“Первым в этом списке значится имя Линды Касабьян, и, на мой взгляд, мистер Фитцджеральд вполне адекватно ответил на ее показания”.

Затем он прошелся по криминальному прошлому ДеКарло, Ховард, Грэхем и Уолкера.

О Дэнни ДеКарло: “Как бы вам понравилось заполучить этого типа в качестве зятя? Что бы вы сказали, если ваши дочери встречались бы с ним?”

О Виржинии Грэхем: “Как бы вам понравилось иметь такую гостью на Рождество? Сначала вам пришлось бы спрятать столовое серебро.

Мистер Буглиози смеется. По крайней мере, я не усыпил его”.

Все выступление Шиня уместилось на 38 страницах стенограммы.

Ирвинг Канарек, выступавший вслед за ним, заполнил 1182 страницы.

По большей части Канарек игнорировал мои доводы против Мэнсона. Скорее нападая, чем обороняясь, он обрушил весь свой гнев на два имени — Линды и Текса. С кем Линда Касабьян спала сразу по прибытии на ранчо Спана? Ради кого она выкрала пять тысяч долларов? Кого она сопровождала на Сиэло-драйв? Чарльза “Текса” Уотсона. Самое логичное объяснение совершенным убийствам — одновременно и самое простое, заявил Канарек. “Виной всему любовь девушки к парню”.

Что же до своего клиента, то Канарек обрисовал его как миролюбивого человека, чьим единственным грехом (если таковой и имел место) было то, что Чарли проповедовал и практиковал любовь. “Видимо, люди, выдвинувшие эти обвинения, просто хотят засадить Чарльза Мэнсона за решетку по какой-то нелепой причине; мне кажется, их не устраивает его жизненный стиль”.