Письма: Николай Эрдман. Ангелина Степанова, 1928-1935 гг.[с комментариями и предисловием Виталия Вул

Когда его арестовали и приговорили к ссылке на три года в Енисейск, она тяжело переживала случившееся и делала все возможное и невозможное, чтобы спасти дорогого человека. Ангелина Иосифовна добилась свидания с Николаем Робертовичем на Лубянке! И Енукидзе, разрешивший это свидание, как и поездку в Сибирь, спросил актрису: «Что заставляет вас так неверно и необдуманно поступать?» Она ответила: «Любовь». И всемогущий тогда Авель Софронович полушутя-полусерьезно пригрозил ссылкой ей самой. Она настояла на своем и поехала летом 1934 года в Енисейск к Эрдману. МХАТ был взволнован ее поездкой. Андровская спрашивала в письмах, «что известно о Лине», Вл. И. Немирович-Данченко, находясь в Германии, интересовался, «доехала ли Степанова до места». В тех условиях ее поступок приравнивался к подвигу. Вернувшись из Енисейска, она не перестала тревожиться о судьбе Эрдмана: хлопотала, хлопотала, используя все свои маленькие возможности. Именно ей, а не кому-нибудь другому, удалось добиться перевода Эрдмана в Томск. Она надеялась, что облегчит ему существование... Но на новое место его повезли снова в арестантском вагоне, под конвоем. «Из Красноярска Тебе не писал по причине, которую можно не уважать, но с которой нельзя не считаться. До сих пор не понимаю, почему в начале мне дали так много свободы, а в конце так мало ее оставили... За границей показывали фильм, в котором проститутка, получившая в наследство миллион, смогла осуществить мечту своей жизни. Она купила самую дорогую кровать и, вытянувшись под одеялом, сказала: „Наконец одна“ — и уснула. В Томске я понял эту проститутку. Пиши мне, Худыра, может быть, новый путь окажется счастливей для Твоих писем, чем старый». Они еще продолжали писать друг другу, но в один прекрасный день, узнав, что жена Эрдмана собирается к нему в Томск, Ангелина Иосифовна поняла, что все так и будет тянуться бесконечно, и нашла в себе мужество не ответить на письмо. Николай Робертович еще долго продолжал писать по знакомому адресу: «Москва, проезд Художественного театра...», поздравил ее телеграммой с награждением орденом «Знак Почета», но решение было принято, окончательно и бесповоротно.

В ее памяти сохранился образ человека острейшего ума, человека неординарного: парадоксальные взгляды, редкое обаяние, умение не обременять своими горестями близких резко выделяли его среди других людей, с кем ей приходилось встречаться на своем длинном жизненном пути. Тогда, в молодые годы, Эрдман слыл провидцем, да и был, по сути, таковым. У него был особый слух на слово, что собственно и отличает истинных писателей. Но арест, ссылка подорвали его. Хотя искусство репризы, диалога, щедро насыщенных юмором и иронией, пригодилось ему потом в работе над сценариями фильмов: «Волга-Волга», «Принц и нищий», «Актриса», «Смелые люди», «Каин XVIII», «Город мастеров», «Спортивная честь» и другие. Им написаны были сценарии десятков цирковых представлений, пантомим, интермедий. Но истинный дар, дар драматурга, «был оборван на скаку»: пьес он больше не писал.

Все, что было в его жизни потом, отношения к ней уже не имело. Публикуемые письма раскрывают молодого Эрдмана, влюбленного в жизнь и чудесную женщину. Они по-новому открывают и Степанову, целиком отдавшуюся двум великим страстям: любви и театру. В этих письмах — факты, события, будни, в общем, жизнь русской интеллигенции начала 30-х годов, за несколько лет до «большого террора». И, может быть, впервые в любовной переписке так ясно просматривается Время.

Однажды в разговоре со мной Ангелина Иосифовна заметила: «Я свою биографию ни на какую другую не променяю». За непрочное счастье любви она заплатила сполна. Драматизм жизненных обстоятельств всегда сопровождал ее блистательный актерский путь, вехами которого стали совершенные создания: Графиня в «Безумном дне, или Женитьбе Фигаро», Бетси Тверская в «Анне Карениной», Ирина в «Трех сестрах», Королева Елизавета в «Марии Стюарт», Патрик Кэмпбелл в «Милом лжеце». Но время тридцатых годов неотделимо для нее от романа с Николаем Эрдманом. Так возникла эта книга чудом сохранившихся писем двух больших людей, любивших друг друга.

Николай Эрдман. «Самоубийца». Пьесы. Интермедии. Переписка с А. Степановой.