Продвинутые сексуальные советы для девушек

Да, у нас были противозачаточные таблетки, но у нас не было права на аборт! Если вы были беременны, вам приходилось доставать деньги и ехать в Мексику!

И еще одно: в шестидесятые было провозглашено, что нет такой вещи, как сексуальная ревность. Хахахахаха…хахахахаха…

Ах, вот еще: хахахаха…хахахахахаха.

Ха! Ха!

Ха!

ХаХа!!!

Во имя свободы произошли плохие вещи. Maнифест свободной любви без ревности плюс ЛСД позволял сексуальным и эмоциональным хищникам иметь всех нас. Тимоти Лири, мистер Кислота, жил в шестидесятые в Милбруке. Мой полупарень, учащийся в престижном университете, отправился с друзьями в Милбрук, чтобы нанести визит почтения Тимоти. Тимоти же ответил моему парню тем, что дал ему ЛСД и отрахал его в зад. Я знаю об этом потому, что парень пришел домой еще под кайфом и с блаженно-психоделичным выражением лица все мне рассказал. В университет он больше не вернулся, он стал неадекватным поваром у гуру по имени Мюррей (и это не шутка Мэла Брукса).

Многие люди, которые хотели с кем-то переспать, просто давали им галлюциногены, что, по моему мнению, низко и нечесно. Я знала девушку, которая жила в квартире через одну от моей.

Ее звали Алиса, милая девушка из католической школы, вся настолько сладкая и целомудренная, что действовала нам на нервы.

Но Алиса раздражала гораздо больше после того, как группа похотливых парней давала ей ЛСД. Она ругалась и спала со всеми подряд. Ее голос становится ниже и грубее. Можно поспорить с тем, что Алиса демонстрировала обратную сторону девочки-католички. Вы можете и поспорить, но я там была и видела, как кислота меняла ее личность и медленно разрушала ее. Как растворяются в воде кукурузные хлопья, так разлагалась личность Аписы.

В какой-то момент я жила в одной комнате с парнем, который мне особо не нравился. Хотя вроде с ним все было в порядке, он был ученым. Мы вместе принимали кислоту. Под действием кислоты — которое, в сущности, было совсем неплохим, я, наконец, поняла смысл жизни и природу Бога — мы с ученым решили, что любим друг друга. Возможно, это безумие было вызвано прослушиванием «Мr. Tambourine Маn» по сто раз в день. И знаете что?

Мы прожили вместе год. Меня напрягало то, что он постоянно читал мне лекции о сексуальной ревности, ха-ха-ха-ха-ха, которую он почему-то испытывал, а я нет. Он был успешным ученым, а я была успешной попрошайкой. Мы опустились до того, что жили в квартире без горячей воды, которая была предназначена для сноса.

Он торговал наркотиками, а я работала официанткой. Ужасно. Если нам везло, мы ели одну булочку с плавленым сыром в день.

Когда дела пошли совсем плохо, он решил, что нам снова надо принимать кислоту, понимаете, чтобы вернуть нашу ментальную связь. Но это не помогло, слава вышеупомянутой природе Бога. В конце концов, я от него сбежала. Я купила новый альбом под названием Blonde on Blonde и целый месяц зависала на квартире моей подруги Куки, скрываясь от все более упорно ищущего меня ученого. Я слушала Blonde on Blonde снова, и снова, и снова. Куки сводила меня к специализирующемуся на хиппи психологу, доктору Роберту Блумбергу, Этот мужчина спас мне жизнь. Он прочитал мне «Песнь о любви» Дж. Альфреда Пруфрока. Он объяснил мне, что мои родители были абсолютно ненормальными!!! И он говорил со мной о кислоте.

«Каждый ее прием одинаково влияет на твой мозг. Эффект похож на детскую травму, — сказал он. — Такой же сильный, такой же вредный. Не принимай больше кислоту. Кислота вредна для тебя». У меня был один трип. Это было замечательно. Это на год полностью выбило меня из колеи.

В этот год я была восприимчивее, чем когда-либо, к хищникам. Я позволяла слишком многим мужчинам делать со мной слишком многие вещи. Страшные вещи, которые мне не хотелось бы повторять, потому что даже теперь, столько десятилетий спустя, мне все еще стыдно. Однажды один моряк изнасиловал меня прямо в кинотеатре на показе «Коллекционера». Еще был мужчина, который обещал сделать меня моделью. Чертовы педофилы. Я холодела от страха при мысли отказать мужчине, который выглядел старше и казался сильным. Я не могла даже говорить. Парни, больше никогда так со мной не поступайте.

Затем были воспитатели, которые не были преступниками, но об их глиняные пьедесталы молодые и герячие хиппи спотыкались и падали. Я слышала, как Стокли Кармайкл, вокалист Black Panthers, парень вполне красивый для того, чтобы быть пределом мечтаний каждой девушки, высказал мнение, что позиция женщин в «революции» (ха-ха-ха-ха) была лежачей. Мое сердце было разбито. Стокли, с тобой все в порядке? Стокли, ты не раскаиваешься?

Но все же это было удивительное время. Каждые пару месяцев выпускался новый альбом Beatles или Rolling Stones.

Мы любили носить одежду Day-Glo и танцевать под музыку Bothar и Hand People. Понимаете? Так что вам, молокососам, должно быть завидно, потому что вы слишком молоды, чтобы помнить те времена.

В моей родине, Филадельфии, было кое-что хорошее.

1. Если вы были помешаны на Jules et Jim, вы могли никогда и не встретить другую такую помешанную, но если встречали, то она была реальной фанаткой. Потому что в Нью-Йорке все знали, что Джулс и Джим — «хип».

Франсуа Труффо и его nouvelle vague была хипповее, чем хип. Поэтому и встречались претенциозные идиоты, которые притворялись, что любят Jules et Jim, хотя не имели ни малейшего понятия, о чем они говорят.

2. Там можно было встретить много будущих знаменитостей еще до того, как они попадали в Нью-Йорк и становились известными людьми.

Семь «хиппи» тусовались в Филадельфии в районе скамеек в центре и на западе площади Риттенхаус. Мы встречали всех, кто бы там ни проходил. Однажды ранней весной в середине шестидесятых, когда я была убежавшим излома и полуживым от голода подростком, оченьмилый парень без двух передних зубов увидел, как я таращилась на ростбиф в витрине магазина деликатесов. По моему поведению он понял, что я голодная, и купил мне кучу еды. Когда мы встретились в следующий раз, он снова меня накормил. В третий разон сказал: «Я выступаю в «Second Frett», знаешь, где это?»

«Second Frett», большое кафе в центре Сити, было знаменито фолк-музыкой и французским луковым супом. Я решила, что этот беззубый парень под каким-то наркотиком. Но он оказался Ричардом Хейвенсом. Он был таким милым и никогда даже не пытался залезть мне под юбку!

Еще, например, Арло Гутри, который попадался нам ну очень ЧАСТО. Потом я его снова встретила, когда шестидесятые уже прошли. — Раньше было так, — сказал он, — идешь ты по улице и точно знаешь, у кого в кармане окурок марихуаны. Теперь каждый, кто выглядит как помешанный, таковым и является. Все пропало».

Приблизительно в 1968 году невинность была потеряна, звукозаписывающие компании подписывали контракты со всеми подряд, и институт хиппи был пережеван и выплюнут, как жвачка, в масс-медиа. Помню, как вышла моя первая статья об одной группе. Тогда музыка андеграунда стала мейнстримом, и люди поняли, что на ней можно зарабатывать деньги. Также я отчетливо помню, как впервые в журнале «Таймс» появился термин «хиппи» и как мы смеялись и кричали «Фу!». Мы были кооптированы! Чертова нервозность!

Вудсток был похож на предзнаменование чего-то плохого.

Он был таким большим, опасным, и на нем было слишком много коричневой кислоты. «Чертовы лемминги!» — кричала я с заднего сиденья зеленого «Фольксвагена-жука», в котором находились еще четверо взрослых и две собаки, смотря на море маньяков, штурмующих сцену Вудстока. Я была на третьем месяце беременности и в плохом настроении. В ту ночь мы спали в поле у близлежащей фермы в полной уверенности, что трактор раздавит наши головы, как дыни. Мы чувствовали себя побежденными.