Богдан Хмельницкий

На небольших кораблях они отплыли в направлении к проливу Па-де-Кале, на берегу которого расположен Дюнкерк, в то время голландская крепость, в захвате которой и должны были принимать участие запорожцы.

Погрузив казаков и лошадей на корабли и поручив их Сирко и Солтенко, Хмельницкий вернулся в Варшаву. Сообщив королю и Оссолинскому об отправке казаков, он спешно отбыл во Францию. С ним шла часть казаков. Во Франции он сформировал из них казацкий корпус и, присоединившись к армии Конде, вместе с ней овладел несколькими крепостями на севере Франции. Казаки всегда были в первых рядах атакующих. После этих боев Конде считал, что казацкая пехота является одной из лучших в мире, и ставил ее в пример своим войскам. Большую храбрость проявил и сам Хмельницкий. Не раз видели его на шанцах с саблей и пистолетом в руках, руководившего своими сотнями. Конде и его генералитет прониклись еще большим уважением к казацкому полководцу и его войску.

Когда другая часть казачьего войска на корабле подошла к Дюнкерку, в котором засел пятитысячный испанский гарнизон, ночью на них напали испанские суда. Окружив их со всех сторон и направив на них пушки, испанцы предложили сдаться на милость победителя. Среди французских моряков началась паника: испанцев было почти вдвое больше. Но на кораблях были такие знатоки морского боя, как хитрец Иван Сирко, большой мастер рукопашной Ганжа, артист абордажа Чарнота, которые в своих походах по Черному морю не раз попадали в более сложные ситуации и выходили из них победителями.

Посоветовавшись, они решили прибегнуть к военной хитрости. Сирко приказал экипажам поднять на кораблях белые флаги в знак капитуляции, а запорожцам — быть готовыми к абордажному бою. Как только испанцы подошли к французским кораблям, в бой вступили казаки. Схватки были короткими и жестокими. Вскоре испанские суда были захвачены. Среди пленных был и командир испанского флота Мардик.

Однако еще нужно было пройти в гавань. Сирко с частью казаков перешел со своего поврежденного флагманского корабля на сторожевик противника, а испанскому командиру приказал стать на командорский мостик и провести корабли по каналу.

Бритые казацкие головы с длинными оселедцами [31], их грозные пистоли и сверкающие в лунном свете шашки, — все это так напутало испанца, что он безропотно повиновался Сирко и благополучно провел корабли мимо вооруженной пушками лоцманской башни. Казалось, удача сопутствовала казакам. Но в это время начался отлив, и два корабля с казаками полковника Солтенко в темноте сели на мель. На рассвете их ожидал расстрел из крепостных орудий Дюнкеркской крепости или позорный плен. Казалось, гибель неизбежна. Видя это, ожили пленные испанцы. И тогда Иван Сирко идет на риск. По его приказу запорожцы опорожняют имеющиеся на кораблях бочки, вяжут плоты и на них вместе с лошадьми добираются до берега. Здесь они строятся и мокрые, еще не отошедшие от морской качки и жестокого морского боя, идут на приступ крепости.

Это было так неожиданно, что гарнизон крепости не смог приготовиться к бою. Вскоре запылало предместье.

А тем временем с суши на крепость двинулся с казацким корпусом Хмельницкий, который, на семьдесят миль опередив армию Конде, подошел к Дюнкерку. Здесь уже стояло несколько французских частей во главе с герцогом Энгиенским, который не решался сам идти на приступ. Казаки, пешие, а затем и конные, ворвались в крепость. Бой был стремительным. Когда французский командир встретил на стене крепости Хмельницкого без шлема с двумя саблями в руках и всего в крови, он сначала в отчаянии поднял к небу руки, а затем радостно воскликнул:

— На счастье, это не ваша кровь!

Хмельницкий вытер рукавом вспотевший лоб и, улыбнувшись, вдруг стремительно бросился куда-то. Герцог увидел, что он обнимается с каким-то молодым, статным казаком, тоже с саблей наголо и окровавленным. Это пробился к своему побратиму Иван Сирко. Радостной и теплой была эта встреча. Крепость, которую более пяти недель штурмовали французы, пала под ударами казацкого войска.

Жители города сквозь закрытые ставни со страхом разглядывали бегавших по улицам неведомых чубатых воинов с длиннющими свисающими усами в широких цветных шароварах с кривыми саблями в руках. Они не убивали тех, кто сдавался в плен, и обращались с ними по-рыцарски. Удивлению и радости горожан, привыкших к грабежам и насилиям победителей, не было предела.

Получив сообщение о падении крепости, королевская армия во главе с «серыми» мушкетерами спешно двинулась к городу и вскоре проходила уже по его улицам, крича в честь запорожцев громкое «виват!». Среди приветствовавших казаков мушкетеров был и тридцатичетырехлетний Шарль дю Бас де Фезензак сьер де Кастельмор, назвавшийся по титулу матери граф д'Артаньян (его приключения описаны в книгах А. Дюма).

После того как отважный защитник крепости маркиз Лейд капитулировал и над крепостью вместо флагов со львами Кастилии поднялись штандарты с королевскими лилиями, по предложению Хмельницкого и других казацких вожаков маркизу было позволено вывести свои оставшиеся части с оружием из города. Когда испанские войска в полном вооружении, со свернутыми знаменами выходили из столь долго оборонявшейся ими крепости, все французские флаги и казацкие хоругви склонились перед побежденными в знак уважения к их храбрости и стойкости.

Кардинал Мазарини был доволен. Прав оказался де Брежи, так настойчиво рекомендовавший Хмельницкого как одного из способнейших воинов и полководцев. Не пропали даром талеры, заплаченные запорожцам, они помогли получить ключ от моря в испанских Нидерландах.

Но праздновать победу было еще рано. Это отлично понимал Хмельницкий. Он писал из военного лагеря советнику кардинала ле Телье: «…в этой войне мощь Испании ущерблена, но не сломлена. Испания восстанет снова. Швеция — союзник Франции, но очень опасный. Имея Ливонию, Карелию, Финляндию и северную Германию, она еще более усилилась после последних военных событий… Здесь нужно уметь выбрать союзников… Семиградье — турецкий прихлебатель. Речь Посполитая, угнетаемая кролевятами, забыла среди выгод и роскоши, что бог поставил ее бастионом на границах христианской Европы…»

Да, Хмельницкий знал положение в Европе и в этом письме показал себя тонким, умным политиком. И это почувствовали европейские правители, стремящиеся переманить Хмельницкого к себе.

А он во сне и наяву видел родину. Как там? Ловил каждую весточку и радовался ей всем сердцем. Ему снилась Украина, его Субботов, затерявшийся среди яров и густых зеленых лесов. Снилась его Анна, тихая, как никто другой, понимающая его, беззаветно верящая в него. Как недоставало ее здесь, на чужбине! Захотелось увидеть и прижать к груди детей. Уже парубок, наверное, стал Тимош, да и Екатерина уже подрастает, шестой годик Юрасю, а он все в походах да в походах и не знает, не ведает, как растут его дети.

Здесь, судя по всему, он уже сделал свое дело. Хорошей школой для казаков стала их служба во Франции. Когда прибыли сюда, не было ни амуниции, ни орудий — одна смелость.

Теперь же это стали легионы, которые познали военную науку и смогут вести войну не только со смелостью и казацкой смекалкой, но и с приобретенным умением. Каждый казак мог стать наставником своих соотечественников.

Хмельницкий отогнал взмахом головы угнетавшие его мысли (когда это еще будет?) и еще сильнее сжал рукоять сабли. Он твердо знал, что ему нужно быть на Украине, откуда долетали вести все тревожнее и тревожнее.

Его звала родина. И оставив с Сирко часть запорожцев, он со своими любимыми пятнадцатью сотнями покинул Францию, теперь уже навсегда. А те, кто остался, около двух лет сражались вместе с королевскими мушкетерами против врагов Франции.

Пройдет семнадцать лет, и Пьер Шевалье в посвящении графу де Брежи, предпосланном книге «История борьбы казаков против Польши», напишет:

«Господин! Хмельницкому, который прибыл из глубины России во Францию, посоветовали, чтобы он, если захочет стать здесь известным, обратился к Вам, господин, потому что Вы можете засвидетельствовать доблесть его и его казаков с тем большей уверенностью, что Вы были почти очевидцем их мужественных поступков во время Вашего пребывания послом в Польше. Вы видели тогда собственными глазами начало казацкой войны и узнали все ее мотивы и тайны, поскольку Ваши отменные качества, так же как и характер Вашего почетного положения, заслужили Вам большую благосклонность и особое доверие покойного короля Владислава. Вы завербовали также, господин, немало тех искателей приключений для службы в королевской пехоте, которых Вы подобрали в Польше и повели во Фландрию, где их оружие часто уничтожало многих врагов; французским же войскам не приходилось вдохновлять их своей воинственностью, потому что им хватало собственной смелости».