Под крыльями — ночь

Ночные полеты, как я уже говорил, сложнее дневных, но потери наши значительно уменьшились. Мы теперь каждую ночь летали бомбить скопления войск и техники, железнодорожные узлы в тылу противника, причем условия полетов всё усложнялись. Научились летать в неблагоприятных метеорологических условиях, в облаках, за облаками. Нужно было многому учиться, совершенствоваться в технике пилотирования и самолетовождения, оттачивать мастерство в трудном деле отыскания и поражения целей. И мы учились.

День Советской Армии для меня не только официальный, но, я бы сказал, даже семейный праздник.

С Красной Армией судьба свела меня еще в далеком детстве, когда в 1919 году, во время наступления деникинцев, отец, уходя на фронт, взял меня с собою, чтобы уберечь от мести кулаков. Мне тогда едва исполнилось четырнадцать лет, по к своим обязанностям я относился с серьезностью взрослого. Когда однажды ранило отца, я помог ему выбраться с поля боя и в походных условиях выхаживал его.

Меня часто посылали в расположение белых на разведку: кто обратит внимание на оборванного подростка? Мне доверили пароконный фургон в обозе, и я отлично справлялся с этим поручением. С тех пор Красная Армия стала моей второй семьей, а поскольку здесь различные поощрения, награды и повышения нередко приурочиваются к 23 февраля, этот день обычно приносил в нашу семьею много радости.

Но то было в мирное время. А 24-ю годовщину нашей славной армии мы встретили в условиях ожесточенной борьбы с фашистскими захватчиками, когда высокое звание советского воина подтверждается в бою. Тем дороже был мне этот праздник. Хотелось отметить его так, чтобы в глубоком тылу и моя семья радовалась нашему боевому успеху.

Все мы, боевые экипажи, взяли на себя социалистические обязательства — сбросить побольше бомбового груза на головы фашистов, побольше уничтожить вражеских эшелонов, самолетов и другой техники.

Предполагалось, что враг с приходом весны возобновит наступление на Москву. Он накапливал резервы. Нашей задачей было уничтожать их. О результатах нашей работы партизаны и подпольщики, находившиеся в районах целей, докладывали в Центр.

Накануне знаменательного дня мы получили задание разбомбить фашистские войска, скопившиеся на восточной окраине Велижа. Туда гитлеровское командование стянуло большие силы, намереваясь бросить их против партизан. Перед нами была поставлена задала сорвать готовящуюся операцию. Погода стояла почти нелетная. Высота облачности над целью — всего 300–400 метров. Противник не ожидал нас в такую погоду. Но налет состоялся. Операция была сорвана. Не удалось гитлеровцам помешать советским людям, находившимся в тылу врага, отметить юбилей Вооруженных Сил Страны Советов.

Задание, которое мы получили, было настолько ответственным, что группу возглавлял сам полковник Новодранов. С какой благодарностью и восхищением сообщили партизаны о результатах налета!

Такой подарок Родине подготовили наши товарищи. В газете «За правое дело» от 19 февраля 1942 года был опубликован список экипажей, отличившихся в социалистическом соревновании в честь 24-й годовщины Красной Армии и занесенных на Доску почета. От нашего полка отмечено четыре экипажа: Ивана Федоровича Андреева, Дмитрия Васильевича Чумаченко, Алексея Дмитриевича Гаранина и наш экипаж.

Я как-то уже свыкся с мыслью, что меня только ругают, а тут — Доска почета! Первая высокая оценка боевой работы экипажа явилась для всех нас, а особенно для меня, большой радостью.

23 февраля мы, как и в предыдущие дни, ушли на боевое задание. Когда возвратились, нас пригласили в красный уголок, на встречу с шефами — делегацией трудящихся города Иваново. Началось торжественное собрание. С речью выступил полковник Новодранов. В числе лучших он упомянул и наш экипаж. Похвала полковника стоила дорого, поэтому для меня этот день стал особенно памятным.

После собрания шефы вручили нам подарки — холщовые мешочки, в которых оказались конфеты, печенье, заветный кисет с махоркой, вышитый заботливыми женскими руками. Кроме того, в каждом подарке было письмо с поздравлением и пожеланием боевых успехов. Посылать на фронт подарки стало в годы войны традицией. О них много слагалось песен, стихов, рассказов.

Письма, полныё теплоты, поддерживали воинов в тяжелых боях, а для молодежи становились иногда поводом завязать переписку.

К тому времени я уже имел 28 боевых вылетов. Большая заслуга в этом принадлежала техническому составу, обеспечивавшему тщательную подготовку самолетов. Сколько раз приходилось прилетать на разбитой машине! Прилетишь и думаешь: ну, дня три-четыре займет ремонт. Люди будут летать, а тебе придется отсиживаться на земле и бить баклуши. А наутро мой техник Котов докладывает, что самолет готов к полету. Идем всем экипажем, облетываем, а ночью снова в бои.

Дорогой товарищ Котов! Память о тебе я свято берегу в своем сердце. Я знал о тебе очень немногое: младший техник-лейтенант, уроженец села Издешково, что между Смоленском и Вязьмой. Ты был неутомимым тружеником; на подготовленной тобой машине, которую хотели было списать, можно было летать уверенно, без опаски, что подведет техника. Юношей, почти ребенком погиб ты на боевом посту, мой славный товарищ…

О том, как это произошло, я расскажу позже.

24 февраля стояла нелетная погода, и мы томились дома. Заходит комиссар эскадрильи Соломко, вид у него торжественный. Обращаясь к Краснухину, он говорит:

— Поздравляю с высокой правительственной наградой — вторым орденом Красного Знамени.

Я встал, чтобы поздравить Сашу с наградой. В это время комиссар подходит ко мне, пожимает мне руку и говорит с улыбкой:

— Поздравляю с правительственной наградой — орденом Красного Знамени.

Мне показалось, что Соломко меня разыгрывает. Стало досадно.

— Не надо так шутить, товарищ комиссар…

Заметив мою обиду, комиссар обнял меня за плечи, воскликнул:

— Степан Иванович, дорогой, я не шучу! Сейчас принесут газеты.

Через несколько минут я собственными глазами увидел свою фамилию среди награжденных. Пришлось поверить. Я был, конечно, очень обрадован, но и удивлен: прошло немного больше месяца с того дня, когда командир полка хотел списать меня в тыл, и вдруг такая награда! Своей радостью я поделился с семьей, написав в далекий Тамакул, но в глубине души считал, что пока не заслужил такой чести и что эта награда — аванс, который еще надо отработать.

Штурман Рогозин тоже был награжден орденом Красного Знамени, а Вася Максимов — медалью «За „отвагу“», ведь он за этот короткий период сбил два вражеских истребителя. Для штурмана Шаронова, также получившего орден Красного Знамени, это была третья правительственная награда. О нем писали в газетах как о «докторе бомбардировочных наук». По этому поводу он, человек чрезвычайно скромный, порой ворчал: «Ну и званьице сочинили для тебя, Василь!» Однако ворчал он напрасно, слава его была вполне заслуженной. Недаром в групповых полетах они с Краснухиным почти всегда были ведущими, и от их искусства зависел успех дела.

Хочется рассказать еще об одном боевом товарище — старшем лейтенанте Василии Гречишкине. К началу февраля 1942 года имел он свыше 75 боевых вылетов и был награжден орденом Красного Знамени. Гречишкин подал заявление о приеме в партию, и 17 февраля отважному летчику была вручена кандидатская карточка.

После этого, буквально на второй или третий день, в ночном полете после успешного бомбометания самолет Гречишкина был подбит. Вышел из строя правый мотор, повреждены были все средства радиосвязи. Гречишкин лег на обратный курс, надеясь как-нибудь дотянуть на одном моторе. Ориентироваться визуально мешала облачность. Решил идти на восток, пока хватит горючего. Когда по времени стало ясно, что линия фронта осталась позади, командир приказал экипажу прыгать: самолет шел в облаках, поэтому о посадке и речи не могло быть. Экипаж выбросился на парашютах. Выдернув кольцо, Гречишкин почувствовал, что парашют не раскрывается; кольцо, которое он держал в руке, оказалось без вытяжного тросика…