Дневник партизанских действии 1812 года

разъезда во всю прыть прибыли к нам навстречу и уведомили меня, первый: что

другая конная неприятельская колонна идет на дорогу, по коей я следую, а

второй: что и в Федотково вступил неприятель. В доказательство первому

известию неприятель стал уже показываться с левой стороны, а последнее

подтвердил мне прибывший из Федоткова конный крестьянин, который сам видел

неприятеля, вступившего в село, и с тем оттуда выехал, чтобы меня

уведомить. Обстоятельства представлялись не в розовом цвете! Долгое

размышление было неуместно; я немедленно, поворотя вправо на Борисенки и

переправясь чрез Угру при Кобелеве, прибыл в Воскресенское, находящееся на

границе Медынского уезда, возле дороги из Юхнова в Гжать.

На марше моем один урядник и два казака были посланы к Бельскому с

повелением не останавливаться уже в Слободке, отступить к Климовскому

заводу; сим же посланным велено было поспешнее проехать в Юхнов для

уведомления дворянского предводителя, что партия отступает в Воскресенское

и чтобы все бумаги, которые будут адресованы на мое имя из главной

квартиры, были посылаемы прямо в означенное село.

Двадцатого, поутру, я получил уведомление от дежурного генерала об

отступлении неприятеля из Малоярославца и о следовании его на Гжать и

Смоленск[38] . Этого надлежало ожидать: внезапное умножение неприятельских

отрядов и обозов с некоторого времени между Вязьмою и Юхновом достаточно

могло удостоверить в незамедленном отступлении всей неприятельской армии.

Несмотря на это, я не мог бы тронуться с места, если бы светлейший не

отрядил после Малоярославского дела всю легкую свою конницу наперерез

неприятельским колоннам, идущим к Вязьме. Появление большой части легкого

войска с атаманом Платовым и с графом Орловым-Денисовым на пространстве,

где я шесть недель действовал и которое в сие время находилось уже во

власти неприятельских отрядов, принудило их удалиться частию к Вязьме, а

частию к Дорогобужу, и тем освободило меня из заточения в Воскресенском.

Без сомнения, я лично много обязан сей спасительной мысли; но если бы

уважили неоднократные представления мои об умножении на сем пространстве

числа легких войск с начала занятия Тарутина, тогда отряды, потеснившие

меня почти до Юхнова, или не смели бы явиться на пространстве, столь

впоследствии необходимом для нашей армии, и опустошать оное, или попались

бы немедленно в руки нашим партиям. Как бы то ни было, исправлять прошедшее

было поздно; следовало пользоваться настоящим, и я немедленно послал

Бельскому повеление поспешнее двинуться в Знаменское, где соединился с ним

того же числа вечером.

Двадцать первого я оставил поголовное ополчение на месте и, присоединяя

регулярную пехоту к партии, выступил в два часа утра по Дорогобужской

дороге на село Никольское, где, сделав большой привал, продолжал следовать

далее. От направления сего я попался между отрядами двух

генерал-адъютантов: графа Ожаровского и графа Орлова-Денисова [39]; первый

прислал ко мне гвардии ротмистра (что ныне генерал-лейтенант) Палицына,

дабы выведать, не можно ли ему прибрать меня к рукам, а последний еще от

19-го числа прислал офицера отыскивать меня для объяснения, что если я не

имею никакого повеления от светлейшего после 20-го октября, то чтобы

немедленно поступил в его команду.

Уверен будучи, что звание партизана не освобождает от чинопослушания, но с

сим вместе и позволяет некоторого рода хитрости, я воспользовался

разновременным приездом обоих присланных и объявил первому о невозможности

моей служить под командою графа Ожаровского по случаю получения повеления

от графа Орлова-Денисова поступить под его начальство, а второго уверил,

что я уже поступил под начальство графа Ожаровского и, вследствие повеления

его, иду к Смоленской дороге.

Между тем я не счел не только предосудительным, но даже приличным

солдатской гордости - просить генерала Коновницына довести до сведения

светлейшего неприятность, которою я угрожаем. "Имев счастие, - писал я ему,

- заслужить в течение шестинедельного моего действия особенное его

светлости внимание, мне чрезмерно больно, при всем уважении моем к графу

Орлову-Денисову и к графу Ожаровскому, поступить в начальство того или

другого, получив сам уже некоторый навык к партизанской войне, тогда как я

вижу, что в то же время поручают команды людям, хотя по многим отношениям

достойным, но совершенным школьникам в сем роде действия". Я заключал

письмо мое изложением выгод размножения, а не сосредоточивания партий при

тогдашних обстоятельствах, и послал урядника Крючкова с пятью казаками в

главную квартиру, находившуюся, по известиям, около Вязьмы. Я приказал ему

искать меня к 23-му числу около села Гаврикова, чрез которое я намерен был

следовать после поиска моего к селу Рыбкам.

Того же числа, то есть 21-го, около полуночи, партия моя прибыла за шесть

верст от Смоленской дороги и остановилась в лесу без огней, весьма скрытно.

За два часа пред рассветом мы двинулись на Ловитву. Не доходя за три версты

до большой дороги, нам уже начало попадаться несметное число обозов и туча

мародеров. Все мы били и рубили без малейшего сопротивления. Когда же

достигли села Рыбков, тогда попали в совершенный хаос! Фуры, телеги,

кареты, палубы, конные и пешие солдаты, офицеры, денщики и всякая сволочь -

все валило толпою. Если б партия моя была бы вдесятеро сильнее, если бы у

каждого казака было по десяти рук, и тогда невозможно было бы захватить в

плен десятую часть того, что покрывало большую дорогу. Предвидя это, я

решился, еще пред выступлением на поиск, предупредить в том казаков моих и

позволить им не заниматься взятием в плен, а, как говорится, катить

головнею по всей дороге. Скифы мои не требовали этому подтверждения; зато

надо было видеть ужас, объявший всю сию громаду путешественников! Надо было

быть свидетелем смешения криков отчаяния с голосом ободряющих, со стрельбою

защищающихся, с треском на воздух взлетающих артиллерийских палубов и с

громогласным "ура" казаков моих! Свалка эта продолжалась с некоторыми

.переменами до времени появления французской кавалерии, а за нею и

гвардии[40].

Тогда я подал сигнал, и вся партия, отхлынув от дороги, начала строиться.

Между тем гвардия Наполеона, посредине коей он сам находился, подвигалась.

Вскоре часть кавалерии бросилась с дороги вперед и начала строиться с

намерением отогнать нас далее. Я весьма уверен был, что бой не по силе, но

страшно хотелось погарцевать вокруг его императорского и королевского

величества и первому из отдельных начальников воспользоваться честью отдать

ему прощальный поклон за посещение его. Правду сказать, свидание наше было

недолговременно; умножение кавалерии, которая тогда была еще в положении

довольно изрядном, принудило меня вскоре оставить большую дорогу и уступить

место громадам, валившим одна за другою. Однако во время сего перехода я

успел, задирая и отражая неприятельскую кавалерию, взять в плен с бою сто

восемьдесят человек и двух офицеров и до самого вечера конвоевал императора

французов и протектора Рейнского союза с приличной почестью.

Двадцать третьего числа я, перешед речку Осму, предпринял поиск на

Славково, где снова столкнулся с старою гвардиею. Часть оной расположена

была на биваках, а часть в окрестных деревушках. Внезапное и шумное