Итоги Второй мировой войны. Выводы побеждённых

Характерной чертой всех репрессалий является то, что они, как правило, касаются тех лиц, которые либо не имеют никакого отношения к актам сопротивления, вызывающим репрессалии, либо их участие в подобных актах невозможно доказать. Как отмечается в параграфе 454 английского военно-юридического справочника, «репрессалии представляют собой исключительное мероприятие, так как в большинстве случаев они причиняют страдания невинным людям». «Между тем, — говорится в справочнике, — именно в этом и заключается их эффективность как средства принуждения, почему они и незаменимы в качестве самого крайнего средства».

До принятия Женевской конвенции от 12 августа 1949 года международное право допускало применение репрессалий для того, чтобы заставить государство противника, его вооруженные силы или его население, если они нарушили какие-либо нормы военного права, придерживаться их в дальнейшем. При этом. разумеется, применявший репрессалии сам становился нарушителем международного права. Таким образом, военные репрессалии являлись исключительно средством принуждения и ни в коем случае не должны были использоваться как средство наказания или мести.

Еще американские инструкции, изданные в 1863 году, содержали некоторые положения об ответственности, которую любое государство несет за те или иные действия, не соответствующие нормам военного права. При этом особенно подчеркивалось, что репрессалии должны являться только мерами принуждения. На Брюссельской конференции 1874 года была сделана попытка урегулировать нормы и характер военных репрессалий в международном масштабе. Однако это не удалось. Поэтому на обеих Гаагских конференциях, 1899 и 1907 годов, этот вопрос более не поднимался. В 1899 году он был затронут лишь вскользь при обсуждении статьи 50 Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны. В этой статье закрепляется положение, что из-за действий отдельных лиц, за которых весь народ не может нести ответственность, население не должно подвергаться никакому наказанию. Редакционный комитет и специальная комиссия, занимавшаяся разработкой конвенции о законах сухопутной войны, установили, что статья 50 не является преюдициальной по вопросу о репрессалиях. Этот вывод был сделан на основе того факта, что репрессалии являются средством принуждения, а не наказания. Поэтому все попытки иностранных юристов обосновать незаконность немецких репрессивных мер статьей 50 были безуспешными.

Репрессалии, направленные против гражданского населения, всегда имеют место там, где население совершает акты саботажа или принимает широкое участие в движении сопротивления, что и в том и в другом случае противоречит нормам международного права. Высокая степень германских репрессивных мер во время второй мировой войны обусловлена тем, что правительства антигерманского блока организовывали в оккупированных немцами областях мощное нелегальное движение сопротивления, призванное ускорить военное поражение Германии.

Мнение о том, что репрессалии отнюдь не предполагают уничтожение людей, господствовало за границей еще и после окончания второй мировой войны и основывалось, как указывал Шютце в своем труде о репрессалиях, большей частью на том, что в международной литературе этот вопрос исследовался только в связи с проблемой заложников. Представители этого течения утверждали, что международное право давно уже признало необходимость щадить заложников. Большинство специалистов ссылалось при этом на де Фаттеля, одного из классиков международного права, который еще в середине XVIII века писал: «La liberte seule des otages est engagee». [162] А за 100 лет до него Гроциус, отец современного международного права, говорил, что, согласно практике государств — положительному международному праву, — убивать заложников хотя и разрешено, но, по естественному праву, только тогда, когда заложник действительно виновен сам. При этом, конечно, не учитывалось, что высказывания Гроциуса и де Фаттеля относились только к первоначальной форме заложничества, а именно, к договорным заложникам, то есть к таким заложникам, которые брались в мирное время как средство гарантии договоров. В отличие от этого существует еще одна форма заложничества, когда войска, находясь на территории противника, берут заложников для обеспечения своей собственной безопасности. Эти заложники предназначены для того, чтобы в случае нелегальных актов сопротивления населения подвергать их репрессиям ради благополучия остального населения.

То, что подобных заложников при определенных обстоятельствах можно казнить, подтверждает и параграф 358 американских «Правил ведения сухопутной войны», где, между прочим, сказано, что «заложники, которых берут и держат с целью предупредить какие-либо незаконные действия со стороны вооруженных сил противника или его населения, могут наказываться и уничтожаться, если противник не прекратит эти действия».

До войны известнейшие немецкие авторы, и главным образом Колер, Лист и Флейшманн, а из иностранцев Спэйт считали, что убийство заложников, взятых для гарантии безопасности, в ходе репрессалий вполне допустимо. Во время второй мировой войны американские авторы Гаммер и Салвин также признавали, что убийство заложников в принципе вполне допустимо. Видный американский юрист-международник Хайд во втором издании своего труда «Международное право, его толкование и применение в Соединенных Штатах», вышедшем в 1945 году, охарактеризовал параграф 358 (пункт «Г») американских «Правил ведения сухопутной войны», допускающий убийство заложников, как вполне пригодный для американских вооруженных сил руководящий принцип.

Американский военный трибунал в Нюрнберге, судивший генералов группы войск «Юго-Восток» (дело VII), после тщательной проверки фактов взятия заложников и проведения репрессалий объявил в своем приговоре от 19 февраля 1948 года, что заложники, которые берутся для обеспечения безопасности своих войск, и так называемые «репрессивные пленные», то есть заложники, берущиеся только после совершения акта, вызывающего репрессалии, по закону могут быть казнены. При этом американский трибунал создал ряд теоретических предпосылок и наметил некоторые мероприятия, которые должны предшествовать репрессалиям как последнему, крайнему средству, и выразил такое убеждение, что количество казненных заложников должно соответствовать акту, совершенному противной стороной, результатом которого и явились данные репрессалии. Этот так называемый принцип пропорциональности имелся еще в русском проекте, подготовленном для Брюссельской конференции. Он был включен и в проект кодекса военного права (Oxford Manual), разработанный Институтом международного права в Оксфорде. Однако этот принцип не дает определенного численного соотношения между репрессалиями и актами сопротивления. Так как репрессалии по своей природе предназначены для того, чтобы быть эффективным средством принуждения, то соотношение каждый раз определяется из цели репрессалий. Общее правило для определения его дано французским юристом Пилле, который писал, что «репрессалии должны обязательно производить соответствующее впечатление на тех, кто явился виновником или зачинщиком акта, противоречащего нормам международного военного права».

Бельгийские, французские и итальянские суды во время процессов над военными преступниками второй мировой войны не признавали законность репрессалий и казнь заложников. Но по целому ряду дел они выносили оправдательные приговоры на том основании, что приказы высших инстанций, во исполнение которых и проводились те или иные репрессалии, не во всех случаях были беззаконными. При этом определенную роль сыграло и то, что сами французские войска в ходе оккупации территории Германии также пользовались репрессалиями, казнили заложников и применяли угрозы. При этом соотношение между серьезностью актов саботажа и сопротивления, с одной стороны, и строгостью репрессалий — с другой, было гораздо выше чем 1:1.