Итоги Второй мировой войны. Выводы побеждённых

Противоречие между военной необходимостью и военным правом

После второй мировой войны американская прокуратура в Нюрнберге утверждала, что германский офицерский корпус с давних пор относился отрицательно к нормам военного права а существование определенных законов и обычаев войны признавал только на словах. Она приводила в пример распространенные в Германии выражения вроде: «цель войны оправдывает средства» и «военная необходимость важнее военного права». Нельзя отрицать, что мнение об оправданности некоторых отклонений от норм военного права, вызванных военной необходимостью, получило в Германии довольно широкое распространение. Во всех крупных послевоенных процессах немецкие военачальники и офицеры оправдывали свои действия военной необходимостью. Даже в показаниях немецких свидетелей нередко можно было услышать, что военная необходимость оправдывает любое «неприятное» мероприятие. Это мнение берет свое начало от прусского генерала Гартмана. который в 1877 году опубликовал несколько статей в газете «Дейче Рундшау», где высказывался против кодификации военного права, а «идеализму права» противопоставлял «реализм войны».

Этот прусский генерал не был одинок в своем мнении. Годом раньше, в 1876 году, швейцарский полковник Рустов в своей книге «Военная политика и военные обычаи» вообще отрицал существование какого-либо военного права. Он придерживался той точки зрения, что в принципе воюющим дозволено все и что они при определенных обстоятельствах могут применять любые средства для достижения победы над противником. Характерно, что в то время британское правительство также не было согласно с кодификацией военного права, что вместе с отрицательным отношением к этому немецких военных кругов затянуло кодифицирование военного права на целые 25 лет, до первой Гаагской мирной конференции 1899 года. В 1874 году в Брюсселе состоялась конференция, целью которой было уменьшить страдания людей посредством кодификации законов и обычаев войны. Интересно, что делегат Англии на этой конференции получил от своего правительства указание не принимать никакого участия в дебатах. Русский специалист по международному праву Мартене, чей проект международной конвенции относительно законов и обычаев войны лег в основу работы Брюссельской конференции, писал, что «пресловутое молчание английского делегата компрометировало конференцию гораздо сильнее, чем если бы он отсутствовал вовсе». На первой Гаагской мирной конференции 1899 года английский делегат снова пытался помешать принятию соглашения о соблюдении законов и обычаев войны. На заседании 10 июня 1899 года он заявил, что цель его правительства состоит в том, чтобы внести в свой военно-юридический справочник лишь те статьи декларации о законах и обычаях войны, «которые оно считает совместимыми с принципами международного права и с которыми до сих пор оно сообразовывало все свои действия». Против этого решительно выступил упомянутый уже русский специалист Мартене, являвшийся председателем второй подкомиссии, которой была поручена выработка законов ведения сухопутной войны.

Германский военный уполномоченный на Гаагской конференции 1899 года стремился включить в проект соглашения о законах и обычаях войны специальную оговорку о том, что военная необходимость в отдельном случае может оправдать те или иные мероприятия и действия. Председательствовавший на Брюссельской конференции 1874 года русский уполномоченный барон Жомини указывал на то, что, строго говоря, слова «при условии военной необходимости» можно было добавить к любой статье соглашения. Германский уполномоченный полковник фон Шварцгофф на заседании I июня 1899 года предложил дополнить статью 46 проекта, содержавшую основные права гражданского населения, словами «насколько это позволяет военная необходимость». Профессор Ролин в своем докладе пленуму конференции выразился по этому поводу таким образом:

«Впрочем, как следует из замечания полковника фон Шварцгоффа. которое, кстати, ни у кого не встретило возражений, эти положения при известных обстоятельствах не ограничивают свободу действий воюющих». Еще во время прений по отдельным статьям оккупационного права Ролин заявил, что оно ставит оккупанту такие правовые границы, которые он не может перешагнуть, «за исключением случаев военной необходимости».

В соответствии с этим в тетради 31 «Об обычаях сухопутной войны» из серии военно-исторических монографий, изданной в 1902 году по поручению германского генерального штаба, высказывается мнение о том, что в сравнении с законами и обычаями войны военная необходимость играет первенствующую роль.

Такую же точку зрения отстаивало и английское военное министерство в изданном им в 1902 году «Field Service Pocket Book». [161] Он содержал ряд положений Гаагской конвенции под общим заголовком: «Настоящие положения являются общими правилами поведения, насколько это допускает военная необходимость. Силы международной конвенции они не имеют». Однако последнее не соответствовало действительности, хотя и в немецком тексте Гаагской конвенции, опубликованном в 1902 году, имелась подобная же оговорка.

Когда профессор Холлэнд издал положения Гаагской конвенции, снабдив их небольшими комментариями, в Англии произошел переворот во взглядах. В этих комментариях он отмечал, что военная необходимость оправдывает только такие мероприятия, которые могут быть совместимы с современными законами и обычаями войны. Еще раньше это мнение высказывал и профессор Либер в «Инструкциях по управлению войсками США на поле боя», изданных в 1864 году президентом Линкольном. В 1912 году профессор Оппенгейм, один из виднейших современных специалистов по международному праву, вместе с полковником Эдмундсом составил на основании положений Гаагской конвенции исчерпывающий свод законов под общим названием «Законы и обычаи войны». В 1914 году эти положения целиком вошли в официальное «Руководство по военному праву», предназначенное для служебного пользования в английской армии. В том же году американское военное министерство издало «Правила ведения сухопутной войны», представлявшие собой такой же полный свод законов и обычаев войны.

В обоих военных справочниках принцип военной необходимости был объявлен одним из основных принципов войны. Хотя тексты и допускали его толкование в том смысле, что «военная необходимость играет первенствующую роль перед военным правом», все же оба эти справочника ставили воюющим странам определенные границы в рамках писаных и неписаных норм военного права.

В Германии, как уже было сказано, продолжало существовать мнение, что после военного права решающее значение имеет военная необходимость. При этом немалую роль сыграло также и то, что у немецких офицеров и военных юристов не имелось в распоряжении свода законов и обычаев войны наподобие английского военного справочника или американских «Правил ведения сухопутной войны». Правда, во исполнение обязательств, данных державами, подписавшими Соглашение, и содержащихся в статье 1 Гаагской конвенции, ряд правовых органов опубликовал текст Соглашения о законах и обычаях войны в виде специальных уставов. Но для практики войны этого было явно недостаточно. Требовался надежный свод писаных и неписаных норм военного права. Полуофициальный комментарий «Нормы ведения сухопутной войны» вышел в свет только в 1942 году, и в таких важных вопросах, как например казнь заложников, он отражал в основном только официальное мнение, существовавшее в самой Германии.

Точку зрения о первенствующей роли военной необходимости разделяли в период, предшествовавший первой мировой войне, и некоторые крупные немецкие специалисты по международному праву (Мейрер, Цорн и др.), однако иностранными авторами эта точка зрения преимущественно отвергалась. Среди иностранных авторов, которые подчеркивали первенствующую роль военной необходимости, находился один из виднейших специалистов международного права Спэйт. Но его авторитет столь же мало способствовал признанию другими странами решающего значения военной необходимости, как и авторитет американца Фулке и бельгийца Ривье.