Сталин

Характерен ответ Варейкиса Сталину. В нем сквозит если не враждебность, то явная дерзость: «Насчет того, как я всегда боролся и веду теперь борьбу с вредителями всех мастей или писать о своей политической линии, большевистской совести мне нет надобности. Это яснее ясного дня. Привет» ³²¹.

Варейкис как бы говорил: «Не вижу смысла оправдываться, даже удивлен, что вы занимаетесь такой чепухой». Слышится голос жестокого воина и организатора, каковым он и был.

Для Сталина, перестраивавшего систему власти, такие руководители с психологией командиров Гражданской войны уже не были нужны.

Но был ли им нужен Сталин?

Если исходить из результатов Второй мировой войны, которую Сталин предвидел и подготовку к которой считал главной задачей, то такой руководитель, как он, был востребован. И это обстоятельство — решающий аргумент во внутриэлитной борьбе. «Военная экономика СССР превзошла в годы войны экономику „единого европейского военного хозяйства“» ³²². Хотя экономика Советского Союза перед войной и в еще большей степени во время войны явно уступала немецкой экономике, СССР за счет объединения всех ресурсов для нужд обороны достиг невиданной в других воюющих государствах концентрации.

Отсюда следует вывод: региональным лидерам Сталин был нужен, хотя они периодически пытались ослабить контроль Кремля. Это противостояние являлось неотъемлемой частью советской политической системы: Кремль опирался на партийный аппарат на местах и держал его в узде благодаря жесткому контролю органов НКВД, а местные «князья», с одной стороны, нуждались в поддержке центра и НКВД, но с другой — постоянно стремились выскользнуть из-под присмотра.

Как подметил английский историк: «Неотесанные, неопытные и часто очень молодые представители новой элиты получили необъятную власть, но им все же недоставало традиций и легитимности» ³²³.

Легитимность, да и то далеко не всеобъемлющая, была только у Сталина, «продолжателя дела Ленина» и вождя модернизации.

Даже Троцкий, будучи врагом Сталина, совпадал с ним в главном: и при сталинском правлении надо защищать государство трудящихся против любого врага и сражаться за Советский Союз до последнего. Что же тогда говорить о партийной номенклатуре?

Здесь мы возвращаемся к главным для Сталина вопросам: о базе политического режима и о взаимоотношениях Кремля с провинцией.

В конце мая начались партийные конференции на местах, и сразу проявилось, что местное руководство не допустит к управлению новые силы. Несмотря на свободное обсуждение и тайное голосование, практически все первые секретари горкомов, обкомов, крайкомов и ЦК союзных республик получили подавляющее число голосов. Ю. Н. Жуков считает, что дальнейшие репрессии в отношении региональных руководителей объясняются борьбой сталинской группы за проведение альтернативных выборов.

Двадцать третьего июня 1937 года открылся пленум ЦК. По предложению Политбюро на нем были выведены из ЦК сразу 26 человек, включая председателя Комиссии советского контроля при СНК СССР Н. К. Антипова, заместителя заведующего отделом агитации и пропаганды ЦК В. Г. Кнорина, наркома внутренних дел УССР В. А. Балицкого, наркома местной промышленности РСФСР И. П. Жукова, первого секретаря Крымского обкома Л. Н. Лаврентьева (Картвелишвили), наркома местной промышленности РСФСР С. С. Лобова, первого секретаря Восточно-Сибирского крайкома И. П. Румянцева, первого секретаря Курского обкома Б. П. Шеболдаева, первого секретаря Одесского обкома Е. И. Вегера, председателя СНК Белоруссии H. M. Голодеда, наркома коммунального хозяйства РСФСР Н. П. Комарова.

Прибавив к их числу 13 человек, выведенных из ЦК путем письменного опроса (Тухачевский и др.), получим 36 человек. Всего в составе ЦК на 1 мая 1937 года было 120 человек.

Противники альтернативных выборов получили предметный урок. Практически все они не числились ни в «правой», ни в «левой» оппозиции и сделали карьеру в борьбе как раз со сторонниками Троцкого, Зиновьева, Бухарина. Почти все они отличались низким образованием и незнанием профессиональной среды, в которой работали.

По тому, как проходил пленум, можно сделать вывод, что главным вопросом была смена кадров. В своем докладе о порядке проведения предстоящих выборов в Верховный Совет Яковлев предостерег, что «практика подмены законов усмотрением той или иной группы бюрократов является делом антисоветским». Он также предложил отменить пункт устава партии об организации партгруппы в составе Советов и исполнительных комитетов, чтобы избежать давления коммунистов на принимаемые решения. Тема «новых кадров» прошла красной нитью у Яковлева, была подхвачена А. И. Стецким, а затем и Молотовым.

Председатель правительства противопоставил старых партийцев с дореволюционным стажем и опытом борьбы с троцкистами и новых работников, которые «в соответствии с основными требованиями теперешнего момента твердо, последовательно, разумно, со знанием дела будут проводить политику партии на новом месте».

Ю. Н. Жуков считает это «открытым вызовом партократии», на который она ответила репрессиями на местах против активной части населения, то есть конкурентов. Получается, что сталинская группа вместо смены «хламья» (по определению Молотова) оказалась в зависимости от воли этого самого «хламья».

Но вряд ли все было так просто. В своей деятельности НКВД руководствовался оценкой возможных угроз, анализом биографий и связей фигурантов, выискивая опасные пересечения и выстраивая на этой базе различные конструкции заговоров.

Поэтому после расстрела Тухачевского и июньского пленума волна чекистской активности совпала с поиском региональными вождями защиты от кремлевских новаций.

Второго июля вышло постановление «об антисоветских элементах», разосланное во все обкомы, крайкомы и ЦК нацкомпартий. В нем говорилось, что большая часть бывших кулаков и уголовников, вернувшихся из ссылки, является «главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных выступлений», и предлагалось взять всех возвратившихся на учет, арестовать наиболее враждебных и расстрелять их «в порядке административного проведения их дел через „тройки“». Также предлагалось в пятидневный срок представить в ЦК состав «троек» и «количество подлежащих расстрелу» и высылке.

Начиная с 5 июля ЦК стал утверждать составы «троек», председателями назначались начальники управлений НКВД. Если бы председателями ставили секретарей обкомов, можно было бы говорить об их решающей роли, но на деле они оказались подконтрольны чекистам. Это и понятно, так как осуществление ежовского метода должно было находиться в руках Наркомата внутренних дел.

Таким образом, партийные руководители и работники НКВД оказались по разные стороны процесса и смотрели друг на друга как на конкурентов. Бесспорно, это обстоятельство увеличило число жертв с обеих сторон.

К тому же, отдав «тройкам» право судить, кремлевская группа оказалась без опоры. Ежов становился все сильнее, а региональные секретари — загадочнее.

Вскоре некий коммунист Кулякин прислал в ЦК письмо о враждебной деятельности первого секретаря Днепропетровского обкома M. M. Хатаевича, который после назначения «привез» ряд старых своих сослуживцев, а те «оказались врагами народа». Письмо попало к Сталину. Он распорядился «строжайше проверить всех лиц, указанных в записке», а против некоторых фамилий пометил: «арестовать».

Неужели он определял врагов на расстоянии? Вряд ли. Это свидетельствовало о его неуверенности. Главным аргументом в отношениях с элитой был либо террор, либо альтернативные выборы.

Впрочем, судя по всему, такие выборы надо было отложить в долгий ящик.

Показательно, как отреагировал Сталин на сообщение 27 августа 1937 года о пожаре на мелькомбинате в Канске. В сообщении НКВД указывалось, что «установлена исключительная засоренность комбината врагами». Сталин написал на шифротелеграмме: «Красноярск. Крайком. Соболеву. Поджог мелькомбината, должно быть, организован врагами. Примите все меры к раскрытию поджигателей. Виновных судить ускоренно. Приговор — расстрел, о расстреле опубликовать в местной печати. Секретарь ЦК Сталин» ³²⁴.