Письма 1886-1917

Было солнечно, но прохладно, так что в ваточном пальто и калошах — в самый раз. Приехал домой и до 9 ч. вечера сидел у Киры — пил чай и обедал дома. Вечером прислал неугомонный Стахович. Я зашел на минутку к ним. Легли спать около 12 ч. Спал недурно, конечно, просыпаясь к рассвету. Болела рука, но немного. Словом, все, как всегда.

Обнимаю, прижимаю. Скучаю, люблю, благословляю тебя и Игоречка.

Твой Костя

375. M. П. Лилиной

Рим. Суббота 29/1 — 911

29 января 1911

Дорогая и бесценная Маруся.

Вчера поздно встал, чуть не опоздал к завтраку Стаховичей. Днем возил в закрытой карете (с открытым окном) Киру по Пинчио и Villa Borgese (наш Петровский парк — рядом с нами). Вечером засиделся у Стаховичей (меня знакомили с кн. В. Барятинским или Бобринским).

Вот почему не писал.

Вчера у Киры весь день нормальная температура и даже ниже нормы. Сегодня — тоже. Сегодня Кира в первый раз вышла к Стаховичам к завтраку, но так как свежисто (только каминное отопление, по крайней мере в большой, главной комнате — гостиной, где всегда сидят), то Кира сидела там и в столовой в пальто (летнем).

Сегодня тепло, но пасмурно, так что и сегодня не решились вывозить Киру в открытом экипаже. Она поехала с Машенькой и старухой Ливен в автомобиле Волконских. Они долго ездили по городу, и Машенька объясняла те древности, которые попадались по пути.

А я поехал в карете со Стаховичем в банк, так как мне подали счет за 9 дней (350 лир). Получил деньги, и — проезжая мимо Капитолия — мы вышли, осмотрели, потом увлеклись и взяли гида, спустились к Форуму и осмотрели его. Видели место, где Брут (т. е. — я ¹) говорил речь, где сжигали Цезаря и пр. Вышли к Колизею, куда отправили карету, и приехали домой. Я пошел в Пинчио — погулял немного, так как продолжаю скоро уставать от ходьбы.

Посидел на скамеечке, послушал музыку («Травиата» и «Аида») и до захода солнца вернулся в гостиницу. Кира — здесь, ставит градусник, а я в 4 шагах пишу тебе письмо.

Вечером буду читать свои записки Волконскому.

Он милый и трогательный. Третьего дня он читал «Ипполита» (пьеса) ² — и читал плохо, совсем не так, как сам учит в своей лекции. Я это высказал, и он пришел в отчаяние и стал умолять меня, чтоб я почитал записки.

Из Неаполя приехал Чайковский ³, видел Горького и говорит, что он до такой степени волнуется о том, приеду ли я на Капри или нет, что он растрогал этим Чайковского (брат композитора — драматический писатель), и он решился придти ко мне, чтобы рассказать, чему был свидетелем.

Вот и все. Обнимаю тебя нежно. Спасибо за телеграмму. Бедняжка, ты работаешь, а я толстею. Верю, что Варя у тебя будет хороша.

Как Любовь Васильевна, говорят, что у нее — корь. Правда ли?

Игоречка благословляю, бабушку — тоже.

Нежно любящий и скучающий

Костя

376. Из письма к М. П. Лилиной

Рим. Понедельник, январь 911

31 января 1911

Дорогая Маруся,

Кира здорова, выезжает и выходит. Теперь больны Дженечка, Миша (лежит в кровати) и Алекс. Петров. Ливен. Стахович сам выздоровел. Вчера был путаный день — не писал.

…Продолжу прерванные описания. Третьего дня читал записки Волконскому. В самом начале и Волконский и Стахович скисли — говорят, скучно; потом, со второй главы, захватило, и до конца Волконский был внимателен и говорил, что интересно, а Стахович, как зашла речь об аффективных чувствах, пошел в другую комнату и начал постепенно раздеваться. Снимет галстук — вернется, послушает — опять уйдет, снимет куртку и т. д. Словом, на умные слова и психологию не поддается. Успех средний.

Вчера — воскресенье, чудная погода. Встали поздно. Завтракали у Стаховичей. Я пошел с Алексеем Александровичем бриться и отдавать визиты Боборыкину (застали, говорили, и все о том же) и Чайковскому (не застали). Потом поехали в Пинчио и зашли в зоологический сад. До чего страшно и интересно. Полное впечатление, что львы, тигры — на воле. Клетки нет, стены и бока — скалы, впереди же ров, через который лев перепрыгнуть не может. Когда смотришь, то этого рва не видишь, и перспектива приближает зверей. Кажется, что они совсем близко. Они прыгают по скалам. Играют пять тигров — неимоверной красоты. Рядом ягуары и пума. На днях ягуар съел другого ягуара, осталась одна голова.

Вернулся домой, отдыхал, обедал и вечером в 10 часов вернулся домой.

Кира после завтрака пошла к Ливен. Старуха еще крепилась, она слегла к вечеру. Они ездили и ходили по городу. Осматривали отдельные развалины, которые попадались по пути. Спал хорошо, хотя просыпался и рука болела, как всегда. Сегодня холодно и пасмурно. Но когда подумаешь, что вы, бедные, в 25R мороза — брр… тогда оценишь нашу римскую осеннюю погоду.

Стыдно подумать, что вы все работаете и ты заиграла, как никогда, а я… Очень интересуюсь Варей. Мне все кажется, что ты хвалишь мою систему, чтоб делать мне приятное. Но если она помогла тебе даже при таких трудных условиях игры с четырех репетиций, то я счастлив и горд.

Нежно целую тебя, Игоречка, бабушку. Всем остальным поклоны. Люблю, скучаю, хотя знаю, что, приехав в Москву, опять пойдет то же, что и раньше. Ты будешь недовольна мною и тяготиться, а я — не решусь порвать навсегда с театром, как ни охлаждаю себя к нему.

Нежно любящий

К. Алексеев

377. Из письма к М. П. Лилиной

Рим. Четверг, 3 февр. 911

3 февраля 1911

Дорогая и бесценная!

Вчера опять был путаный день, и потому не писал. О том, как мы проводили третьего дня, тебе писала Кирюля, т. е. осматривали Колизей, Via Appia на автомобиле.

Вечером был у Стаховича, и меня заставили читать Фамусова. Я все забыл и читал очень скверно. Вчера мы пошли с Машенькой и Кирой на здешний рынок, a la Сухарева башня. Старые вещи, материи и пр. Я ничего не купил. Не знаю, чему приписать какое-то равнодушие к старине: то ли, что она больше не нужна для обстановки театра, или то, что сама старина — не так интересна, как раньше… Особенно интересного там не было. Ни вещей, ни продавцов.

…Кира здорова и бережется. Я здоров, толстею, так как у Стаховичей такой стол, что нельзя не обжираться. Силы крепче, инициативы больше. После завтрака, опять с ангелом Машенькой, мы поехали осматривать какую-то церковь, превращенную из крепости, но, по случаю приезда сербского короля, все заперто. Потом поехали показывать Кире Святого Петра и заехали в 2–3 церкви. В 5 часов зашел Стахович, и нам пришлось ехать к Сухотиным (Татьяна Львовна Толстая ¹). Там полная русская провинция. Самовар, малороссиянки в деревенских костюмах, привезенные княгиней Волконской (тетка лектора Волконского). Преинтересная дама лет 80-ти, от нее веет настоящей стариной. Пусть Стахович тебе расскажет ее интересную жизнь. Встретил там же какую-то старушку, друга Эрнесто Росси, которая вспоминала, как Росси якобы восхищался мною в «Отелло» и предсказывал мне будущность ². Алексей Александрович встретил другую старенькую старушку, которая когда-то была прекрасная певица — примадонна. Старое — старится?!..

Вечером читал записки перед многочисленной аудиторией: М. П. Стахович (она слушала и третьего дня), Волконский (лектор), Чайковский (брат композитора и драматург), Барятинский (музыкант), Машенька, Кира, Стахович. На этот раз имел успех, и даже сам Стахович выдержал.

Сегодня встал в 10 часов. Кира пошла на Форум с книгами, а я сижу и пишу тебе. Давно не было писем. Жду с нетерпением. Крепко обнимаю, нежно целую тебя, Игоря, бабушку. Всем поклон. Скучаю без тебя и Игоречка. Жалко и несправедливо, что вы в морозах, а мы греемся на солнце. Погода — райская.

Крепко обнимаю.

Твой Костя