Великий Сталин

Сталин уже не верил врачам, но это не значит, что он не верил уже вообще ни одному человеку. А ведь злоумышлять против Сталина было кому и кроме кремлёвских врачей.

По самым разным причинам.

Глава одиннадцатая

Зима 1952/53 года… Чего боялся Хрущёв…

В 1946 году аппарат ЦК подготовил для Сталина сводку вопросов, задававшихся на собраниях городских партийных активов в сентябре 1946 года. Вот небольшой её фрагмент:

Даже из приведённого небольшого отрывка можно понять, что задавать острые вопросы властям в державе Сталина было не только возможно, но просто принято . Это было в порядке вещей! Между прочим, всего в цитированной выше сводке имелся 61 вопрос. На молчание якобы «рабов» «сталинского ГУЛАГа» это походит мало.

Причём в начале 50-х годов тенденция к тому, чтобы голос народа звучал всё громче и доходил до руководства страны, не ослабла – чуть ниже я это проиллюстрирую на примере простого ветеринара Холодова. И эта растущая активность «низов» тоже должна была подталкивать «партоплазматические» «верхи» к уже их собственной активности, имеющей целью нейтрализовать активность «низов».

Прошедший XIX съезд партии и расширение руководящего ядра объективно усиливали активность масс и от того, станет ли такая активность действительно массовой, зависело немало. В народе обсуждали итоги съезда, а Сталин наращивал очередной сталинский удар по бездарностям и тем «немогузнайкам», которых так не терпел ещё Александр Васильевич Суворов. Вечером 20 октября 1952 года Сталин собрал в своём кабинете Маленкова, Хрущёва, Аристова, Брежнева, Игнатова, Михайлова, Пегова, Пономаренко, Суслова, Шепилова, Чеснокова, Румянцева и Юдина, то есть – всех секретарей ЦК плюс высшие идеологические кадры.

То, что он тогда говорил, частично записали Шепилов и Юдин. И благодаря им кое-что из сказанного тогда Сталиным могу привести и я:

Из всех присутствовавших только Хрущёв достиг своего карьерного «потолка», все остальные ещё при жизни Сталина имели те или иные перспективы роста. Так что идеи Сталина для них означали надежды на будущее, а для Хрущёва – нечто прямо противоположное, потому что возраст у него был как раз предпенсионный.

Сталин же вёл дальше:

А вот уж эти слова «крупный специалист в области сельского хозяйства» Хрущёв мог отнести и на свой счёт в полной мере. Причём уже скорое будущее подкинуло ему через Сталина очень неприятный для Никиты Сергеевича «сельскохозяйственный» казус.

Полезно – особенно для сегодняшнего дня – привести и такие сталинские слова:

Вскоре после этого, 27 октября 1952 года, Сталин провёл первое заседание уже не Политбюро ЦК, а Бюро Президиума ЦК, в котором приняли участие все члены Бюро, кроме Ворошилова (он впервые появился на заседании Бюро 29 декабря), то есть Берия, Булганин, Каганович, Маленков, Первухин, Сабуров и Хрущёв.

Сталин и далее лично вёл все заседания Бюро Президиума ЦК вплоть до того последнего, седьмого, заседания 26 января 1953 года, после которого Бюро собралось лишь 2 марта 1953 года – впервые без Сталина.

Всю же текущую работу по Совету Министров он переложил на своих заместителей по Совмину, первым из которых по значению был Берия. После XIX съезда он председательствовал на заседаниях Президиума и Бюро Президиума Совета Министров 8 раз, Сабуров – 6 раз, Первухин – 5 раз, и один раз вёл Бюро Маленков.

На заседаниях обоих Бюро – и Президиума ЦК, и Президиума Совмина – почти постоянно присутствовали четыре человека: Сталин, Берия, Первухин и Сабуров. С первыми двумя все было ясно, что же до двух последних, то можно предполагать, что Сталин имел на них некие виды уже в ближайшем будущем.

Обращало на себя внимание и новое положение Маленкова. Постановлением Бюро Президиума ЦК КПСС от 10 ноября 1952 года было определено, что он должен сосредоточиться на работе в ЦК КПСС. И действительно, после 10 ноября Маленков на заседаниях в Совмине уже не появлялся, зато был непременным участником заседаний в ЦК.

Возможно, кто-то из читателей усмотрит в этом некие тайные интриги Сталина и – как я понимаю – ошибётся. Но вот некие замыслы, которые раньше времени он сообщать даже ближайшим сотрудникам не желал, у Сталина, пожалуй, возникли. В текущих хозяйственных делах он всецело полагался на Берию с «пристяжными» Первухиным и Сабуровым, а вот текущие политические дела не был склонен передоверить никому.

Тем временем время шло. Седьмого ноября 1952 года исполнилось 35 лет со дня Октябрьской революции, и, как всегда, в Большом театре 6 ноября проходило торжественное заседание Моссовета.

7 ноября «Правда» опубликовала отчёт о нём с фото президиума на первой полосе, и я привожу его состав по подписи под этим фото. Итак, на сцене сидели Сабуров, Микоян, Первухин, Молотов, Пономаренко, Маленков, Суслов, Берия, Сталин, Шкирятов, Каганович, Булганин, Михайлов, Пегов, Хрущёв, Аристов, Игнатов, Шверник, Яснов, В.В. Кузнецов, Капитонов, Фурцева, Миронова, В.В. Гришин, А.М. Пузанов…

Впрочем, сама подпись под фото не давала полного представления о положении дел – она перечисляла фамилии сидящих слева направо как в первом, так и во втором ряду. При взгляде же на само фото было видно, что в первом ряду рядом сидели – среди других – Маленков, Берия, Сталин, Каганович, Булганин…

Берия сидел по правую руку от Сталина, что вряд ли было случайным. Доклад же делал на этот раз Первухин. По сравнению с прошлогодним докладом Берии на таком же торжественном заседании Моссовета первухинский доклад был бесцветнее, хотя его и оживило такое вот сообщение:

В зале смеялись, не подозревая, что придёт время, и такая же волна окончательного оболванивания болванов докатится и до Москвы, откатываясь от неё до самых до окраин оболваниваемой страны.