Записки Шанхайского Врача

Тут Вартега можно упрекнуть в неточности. Во-первых, все города, которые он сравнивает с Шанхаем, были построены в живописных местах. Здесь же, как я уже сказал, китайцы специально отвели иностранцам большую территорию, состоящую главным образом из болот. Там, где была суша, при рытье канавы на глубине двух метров выступала вода. Весь Шанхай построен на сваях. В землю забивались шестиметровые стволы деревьев, причем один ствол на другой - в одну точку забивали по три-четыре ствола,- а в целом строительная площадка состояла не из одной сотни таких стволов, и на этом основании строили уже высотные здания. Во-вторых, возраст городов, упомянутых Вартегом, исчислялся к тому времени веками, а Шанхаю, который Вартег посетил в 1882 году, едва ли исполнилось тогда сорок лет, так что никаких памятников, никакой архитектуры, естественно, быть не могло.

Шанхай. Памятник А.С. Пушкину, установленный в 1945 г. и разрушенный впоследствии хунвэйбинами.

На территории международного сеттльмента было, кажется, всего три памятника: один в честь начальника китайской таможни, англичанина, другой изображал ангела (он был сооружен в 1918 году в честь победы над кайзеровской Германией), а третий был воздвигнут французским муниципалитетом в честь столетия нашего Пушкина. Впоследствии бронзовый бюст Пушкина был украден во время японской оккупации: японцы очень нуждались в металле. После 1945 года в Москве был заказан новый бюст, и памятник восстановили. После прихода к власти Мао Цзэдуна, во время «культурной революции», бюст был снова украден, а постамент разрушен хунвэйбинами.

Вартегпродолжает: «Поразительно - здесь как раз подходящее выражение... Во время первой прогулки по шанхайской набережной я почувствовал себя словно на европейском курорте, в какой-то северной Ниц-це,- таким изящным, роскошным, аристократическим и главное европейским городом казался Шанхай со стороны реки... Торговые фирмы скорее можно было бы принять за роскошные особняки частных лиц, так они красивы и приветливы, такие перед ними уютные садики. И нигде ни малейших признаков, неприятно отличающих обыкновенно центры оптовой торговли... Я ни разу не видел на этой удивительной улице ни единого тюка, ни одной ломовой телеги, ни одного крючника... Все идет в Шанхае так чинно, гладко. В крупных деловых конторах царит самый изысканный тон, светские изящные манеры, совершенно не похожие на то, к чему мы привыкли у себя дома... (Тут Вартег похвально самокритичен)... Имея дело со здешними деловыми людьми, выносишь впечатление, как будто это все очень богатые, отлично обставленные джентльмены, занимающиеся делами лишь в виде спорта... Все деловые сделки заключаются за чашкой послеобеденного чая в Шанхайском клубе. Раньше десяти утра открываются лишь немногие конторы, а в полдень к большинству из них уже подкатывают шикарные экипажи, чтобы отвезти принципалов в клуб или домой обедать; после обеда в конторах занимаются еще часика два, и деловой день закончен».

Конечно, лирическое настроение Вартега объясняется тем, что он пробыл в Шанхае всего две недели. На набережной он не видел кули просто потому, что китайским рабочим запрещалось ходить по главным европейским улицам, такой порядок я застал еще в Тяньцзине, то есть лет через сорок после визита Вартега в Шанхай. В Шанхае до начала Тихоокеанской войны вход китайцам в иностранные парки был закрыт - это в их же собственной стране! Если бы Вартег прогулялся на километр дальше, перейдя через мост Гарден в портовую часть города, то он увидел бы совершенно другую картину. Впрочем, может быть, в момент визита Вартега в Шанхай этого моста еще не было, а кабаки и все публичные дома для матросов, а также целый город складов находились прямо на берегу в портовой части города. Здесь полуголые китайские кули грузили и разгружали пароходы. Проходя мимо контролера, они останавливались, и тот совал им в руку палочку длиной сантиметров тридцати. По этим палочкам в конце рабочего дня кули получали деньги по количеству перенесенных мешков. А рядом стояли полицейские из международного сеттльмента, китайцы и индусы-сикхи из Пенджаба, и для соблюдения порядка лупили палками этих кули по головам и спинам. Я это видел сам и очень часто. Это возмутительное зрелище. Вартег пишет, что не видел «ни одной ломовой телеги». А их и не было в Шанхае. Все грузы перевозили на двухколесных арбах все те же кули по той простой причине, что труд человека был дешевле труда лошади. Самым дешевым в том обществе был человек.

Шанхай. Набережная Банд, 20-е годы XX века.

Товары лежали в портовой части города. В Шанхайском клубе заключались торговые сделки: тут продавали и покупали. А затем привезенные товары на джонках увозились вглубь Китая по рекам и каналам китайскими собратьями русских бурлаков, а китайские товары, шелка и чай, теми же путями привозились на склады иностранных компаний и так же грузились на иностранные суда. Конечно, на фешенебельной набережной ничего такого не было, поэтому Вартег ничего и не видел. Но справедливости ради следует сказать, что он не видел всего этого только от неведения, а не по причине лени или недостатка журналистского любопытства или мужества. Он бродил по улицам Кантона, когда там свирепствовала чума. Он знал об этом, но хотел ближе познакомиться с жизнью китайцев, и его ничто не остановило.

Вне зоны деловых контор сих «уютными садиками» существовал и другой институт, очень важный в европейско-китайской торговле. Это был институт компрадоров (от испанского comprador - покупатель), то есть посредников между иностранными и китайскими купцами. Вначале иностранцы не знали китайского языка, и такие посредники были просто необходимы. Каждая иностранная фирма имела своего китайского компрадора. Весьма возможно, что один и тот же компрадор обслуживал несколько фирм, имея свой собственный штат и работая в китайской части города. Он покупал и продавал то, что ему предлагали его иностранные хозяева, получая от стоимости каждой сделки известный процент, и, вероятнее всего, брал его с обеих заинтересованных сторон. В главную контору с «уютным садиком» на набережной он приезжал на персональной рикше, черной, лакированной, расписанной золотыми драконами и цветами, и своим прибытием никак не нарушал внешнего благополучия набережной. Сделки заключались, и товары шли в Китай и из Китая. Институт компрадоров рухнул только после Тихоокеанской войны вместе со всей колониальной системой.

Между прочим, когда говорят о компрадорах, то чаще всего говорят о том, что англичане не умели говорить по-китайски и им нужны были посредники для гладкой, бесперебойной торговли. Но у компрадоров, кроме знания языка, были еще и очень широкие торговые связи, да и англичане были не такими уж плохими лингвистами. Среди англичан, родившихся в Китае, я встречал немало таких, которые блестяще говорили по-китайски. Изучению языка помогали смешанные браки: женившиеся на китаянках, естественно, довольно быстро осваивали китайский язык. Для присмотра за детьми английские специалисты часто нанимали нянь-китаянок, и китайский язык становился для таких детей вторым родным языком. Это всячески поощрялось властями. Молодые холостяки брали себе в любовницы китаянок - это тоже встречало одобрение - и делали успехи в изучении языка. За знание китайского языка увеличивалась, и значительно, заработная плата. В международном сеттльменте муниципалитет содержал штат преподавателей китайского языка, и иностранные служащие муниципалитета могли посещать бесплатно эти курсы в рабочее время. Русские в описываемое мною время редко так хорошо знали китайский язык, как англичане. Русская молодежь, жившая в Китае на территории иностранных концессий, должна была изучать французский и английский языки, чтобы потом устроиться на службу младшими клерками в иностранные фирмы.