Истребители танков

Орудия поставили по концам улицы, под прикрытием кирпичных домов. Два пулеметчика залегли по флангам, а автоматчики — в центре. Сейчас надо поскорей зарыться в землю и можно ждать «гостей». Справа — пойма реки, слева — железнодорожная насыпь. Так что немецким танкам деваться некуда — пойдут здесь. Успеть бы!

В небе появились вражеские бомбардировщики. Их привлекла площадь поселка, где валялись разбитые повозки, пушка, ящики. Место это, видимо, показалось фашистам подозрительным. Туда и «облегчились» стервятники с черными крестами. Пара бомб упала совсем рядом. Но никого из бойцов не задело.

Сейчас, по установившемуся порядку, должен начаться артобстрел, а потом жди танков. Но немцам, видно, не терпелось. Только улетели самолеты — выползли танки и бронетранспортеры с автоматчиками. Немцы на ходу открыли слепой беспорядочный огонь, от которого загорелись легкие домики поселка.

Дым, копоть, пламя скрывают бойцов от врага, но и ему трудно вести прицельный огонь. Эти жмурки кончились в пользу наших: «поймали» танк и бронетранспортер. Как только наблюдатель доложил, что они горят, по этому месту выпустили еще несколько бронебойных и осколочных снарядов. Пусть немцы думают, что нарвались на крупные силы. И они действительно задумались: прекратили стрелять.

Пауза оказалась как нельзя кстати. Наспех перевязали раненых и начали дооборудовать изрядно попорченную взрывами огневую позицию.

Но тут наблюдатель доложил о том, что по железной дороге приближается дрезина с крупнокалиберным пулеметом. «Сейчас ее встретим!» — еле слышно процедил Фазлутдинов сквозь зубы и приказал открыть огонь осколочными снарядами.

От прямого попадания дрезина слетела с рельсов, словно игрушечная. Пулеметчик расстрелял оставшихся в живых немцев. Тотчас в небе появились десять Ю-87. Пикируют, начинают бомбить… И вот уже наши орудия стали беспомощными. У одной из пушек взрывом оторвало колесо, разбило панораму. Тяжело ранило в голову наводчика Морозова, но он не покинул строй.

Пушке срочно сделали «протез» — подставили вместо колеса чурку. Стрелять можно, но из-за того, что нет панорамы, наводить орудие придется через ствол.

Пулеметчик, расположенный справа, доложил, что в пойме реки появились немецкие автоматчики в маскхалатах. Пройтись бы по ним из пушек, да нельзя: мешает высокий берег реки. А потому командир взвода отдал приказ вступить в бой пулеметчику. Атакующие попятились и укрылись за поворотом реки, откуда больше и носа не показывали. Но радоваться рано. Начался артобстрел. Снаряды ложились уже не на площади, а совсем рядом. Похоже, где-то поблизости сидел вражеский наблюдатель.

Все кругом заволокло дымом. К гари примешался едкий запах горящей краски. Дышать стало трудно до удушья. Рвутся снаряды. Стонут раненые. Немцы подошли так близко, что вот-вот раздавят гусеницами танков.

Фазлутдинов собрал всех, кто мог двигаться. Сам встал у первого орудия, заменив тяжело раненного наводчика Харькова. Открыли беглый огонь из двух орудий, чередуя бронебойные и осколочные снаряды, шрапнель.

Прямым попаданием разбило второе орудие, выбыл из строя его расчет. Убит радист и разбита радиостанция. Но и у немцев горят бронетранспортер и машины автоматчиков.

С выходом из строя рации порвалась нить, связывавшая со штабом полка, откуда Фазлутдинов ждал приказа отходить. Основная задача выполнена. Взвод задержал врага более чем на пять часов. Но еще одна атака — и горсть бойцов с одной пушкой не удержит позиции. Глупо, обидно умирать не за понюшку табака. Однако выбора нет. Вспомнился приказ Сталина, согласно которому за самовольный уход с боевых порядков полагался расстрел. Значит, надо драться до последнего.

Перевязали раненых, убрали убитых и собрались возле уцелевшего орудия. Фазлутдинов поблагодарил бойцов за мужество. И вдруг слева и сзади послышался шум моторов. Мелькнуло: немцы зашли с тыла! Но как они прошли через минное поле? Только хотел крикнуть Лутфей Сафиевич: «Занять круговую оборону!» — как увидел знакомого шофера, который кричал: «Приказ сняться!»

Каким милым, родным показался в этот момент мрачноватый водитель! С ходу подцепили уцелевшую пушку, положили раненых и только собрались отъехать, как возле машины появились незнакомые раненые пехотинцы. Они сидели в подвале одного из домов и оттуда, не в силах помочь, наблюдали за боем.

Захватив пехотинцев, двинулись к своим — кто в кузове, кто на лафете пушки. Враг пытался достать снарядами. Но путь лежал возле кирпичного завода. Взрывы подняли тучи пыли, в которой и скрылась машина.

В липовой роще, в южном пригороде Харькова, товарищи встретили Фазлутдинова и его бойцов, словно вернувшихся с того света. Все видели, с каким остервенением враг стремился опрокинуть небольшую группу людей, стоявших насмерть. Когда замолчала рация, в штабе все мысленно простились с отважными бойцами. Машину послали на всякий случай, не веря, что она застанет кого-то в живых.

За этот бой многие бойцы взвода были представлены к правительственным наградам. А старший сержант Фазлутдинов получил свой первый орден — Красной Звезды.

Дорога к своим

В то время, когда взвод Фазлутдинова отражал атаки врага, отдельные подразделения бригады были еще на пути к Харькову. Получилось так, что машин для переброски всех истребителей танков не хватило. Уехали артиллеристы, часть подразделений пэтээровцев, минометчиков. Вторая часть бригады передвигалась в сторону Харькова пешим порядком.

Группа автоматчиков, к которой присоединились несколько бойцов ПТР и связист Юрий Рожин, в одной из встречных деревень обзавелась трофейными лошадьми. Здоровенные битюги везли телеги, как игрушки. Передвигались быстро, почти без привалов, питаясь сухим пайком и картошкой, когда удавалось раздобыть ее у населения.

В Белгороде попали под бомбежку. Город пересекли, не вступая в бой. Кругом горело. Постреливали немцы. Жители сообщили, что несколько часов назад здесь прошло много наших войск.

В Харьков въехали на рассвете. Дым, огонь, взрывы. После полудня поступил приказ отходить. Враг усилил обстрел. Но ответить было нечем. С сожалением смотрел Рожин на свой автомат: патронов к нему осталось меньше диска. Были еще трофейный пистолет «парабеллум» с неполной обоймой да лимонка, которую надо беречь до последнего. У других бойцов не было и этого.

Отходили на северо-восток. Ночью немцы объявились и с этой стороны. От наседавших врагов помогла уйти ночная мгла.

При тусклом свете луны шли по какому-то поселку, видимо, совхозу. За ним открылось поле, вдали маячил лес-спаситель. Однако путь к нему перекрыли вражеские танки и бронетранспортеры. Сражаться с ними было нечем, потому пришлось отойти к поселку, укрыться в овраге. И вдруг из-за рядом стоящего сарая по танкам ударила «катюша». Несколько машин вспыхнули, как стога сена. Уцелевшие быстро спрятались в ближайших балках.

Пусть к лесу свободен! Правда, рвутся вокруг снаряды и мины. Но это уже полбеды. Открытое пространство пересекли одним махом. Рожин бежал и думал: откуда тут взялись «катюши»?

Ответ на этот вопрос он получил позднее, когда вышли на еще одну нашу реактивную установку. Обслуживали ее шофер, старшина и лейтенант. Последний объяснил, что командир их батальона приказал разделить остатки снарядов поровну на каждое орудие и расставил «катюши» через два-три километра по ходу отступления. При появлении врага давали смертоносный залп, после чего реактивную установку уничтожали, чтоб не попала в руки врага. Эта тактика спасла много жизней.

Белгород обошли с севера. Под обстрелом переправились через реку и двинулись дальше — в сторону Курска. В одной из больших деревень, ожидая приказ, пробыли десять дней. Юрий Рожин и еще три бойца обосновались в небольшой хате, хозяйка которой подкармливала их, чем могла. Однако запасов ее хватило ненадолго.

Здесь и прихватила Рожина малярия. Она пришла вместе с весной, полуголодной жизнью и простудой — по водянистому снегу шел в валенках, развалившихся так, что пришлось перевязать их кабелем.