Черненко

Не обладая сколько-нибудь достоверными сведениями о их взаимоотношениях, недобросовестные журналисты совершенно безосновательно стремятся представить Черненко не иначе как фаворитом Брежнева, чуть ли не его личным другом, а следовательно, и выдвиженцем, едва ли не «преемником», как теперь говорят. Безусловно, дальнейшая судьба Константина Устиновича, в частности московский период его деятельности, так или иначе связана с именем Леонида Ильича. Но утверждение, будто его дальнейшее продвижение стало возможным только благодаря высочайшему покровительству и личной дружбе, в корне неверно и наводит тень на плетень.

Надо иметь в виду, что до Молдавии Брежнев и Черненко никогда не встречались, а до прихода Брежнева на пост первого секретаря ЦК КП республики Черненко работал там уже более двух лет. И еще в течение четырех лет после ухода Брежнева продолжал работать в Молдавии в той же должности — заведующим отделом ЦК партии. Конечно, в ходе совместной работы Брежнев сумел оценить Черненко как работника опытного, делового, честного и надежного.

Мне очень понятно возмущение по поводу всевозможных измышлений относительно Константина Устиновича его вдовы Анны Дмитриевны. В августе 2007 года в беседе с одним из журналистов она еще раз напомнила, как «делал карьеру» ее муж:

«Он шаг за шагом прошел все ступеньки служебной лестницы. Пионер, комсомолец, зав. отделом райкома партии. Ушел в армию, в пограничные войска, где его избрали парторгом заставы. Вернулся — и опять на партийную работу. Так дошел до секретаря Красноярского обкома партии. Мне после его смерти было больно и обидно, когда я читала в прессе, что, дескать, это Брежнев „сделал“ Черненко.

Да, одно время они вместе работали в ЦК партии в Молдавии, а позже именно Леонид Ильич порекомендовал Константина Устиновича в отдел пропаганды ЦК. Но это не фаворитизм, а нормальные рабочие отношения. Когда Леонид Ильич был генсеком, он звонил Константину Устиновичу даже в часы отдыха домой. Давал ему поручения, советовался».

Ну а что касается личных отношений… «В праздники, — вспоминала по этому поводу Анна Дмитриевна, — Брежнев любил собирать в одну компанию своих ближайших помощников. Тогда там бывали Андропов, Устинов, другие члены Политбюро. Это были короткие праздничные встречи, на час-полтора. А дальше мы разъезжались по домам и продолжали праздник».

Вот, собственно говоря, и все, что было между Брежневым и Черненко. Нам добавить больше нечего.

Совсем другое дело, что Брежневу нужны были люди, на которых можно было положиться. И Черненко оказался именно таким. Поэтому и взял на заметку его Брежнев, поэтому и не забывал о нем в Москве. Все последующие перемещения по службе в хронологическом порядке оказались синхронно связанными с передвижением самого Брежнева. Однако характер этих перемещений Черненко можно назвать скорее горизонтальным. Участки, на которые его ставили после Молдавии, нельзя считать сколько-нибудь привилегированными: приходилось заниматься рутинной, кропотливой и незаметной работой. Правда, Черненко выполнял эту работу исключительно добросовестно, подавал личный пример окружающим и небольшому кругу подчиненных.

В сентябре 1956 года вместе с переводом Черненко из Молдавии в Москву завершился очередной период его биографии. Отныне Константин Устинович — заведующий сектором Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС. За плечами у него к этому времени был солидный, двадцатилетний, стаж и большой опыт массово-политической работы. Здесь, несомненно, сыграло свою роль то, что рекомендовал Черненко в ЦК Брежнев. Но о причинах, побудивших его это сделать, мы уже сказали. Кроме того, и без этого вмешательства Константина Устиновича хорошо знало и ценило руководство отдела ЦК. Находились и люди, которые утверждали, что именно они перетянули Черненко в аппарат ЦК из Молдавии. У меня нет больших оснований вести споры на эту тему, тем более суть дела от этого не меняется.

Отдел пропаганды и агитации ЦК в то время был главным идеологическим центром КПСС, осуществлял руководство всей идейно-теоретической деятельностью не только партийных, но и государственных, общественных организаций, определял пути развития, формы и методы политико-воспитательной и агитационно-пропагандистской работы в стране. Сфера его деятельности, по сути, не имела ограничений, и можно без преувеличения сказать, что он являлся той фундаментальной опорой, без которой не могло обойтись высшее руководство партии. Авторитет отдела был велик и непререкаем. Но главное — здесь было у кого поучиться.

К моменту прихода Черненко в аппарат ЦК КПСС Отдел пропаганды и агитации возглавлял Федор Васильевич Константинов, член партии с 1918 года. Видный советский философ, крупнейший специалист в области теоретических проблем общественного развития, он имел за плечами большую научную школу: после войны работал в Институте философии АН СССР, был главным редактором журнала «Вопросы философии», возглавлял Академию общественных наук при ЦК КПСС. С 1953 года он является членом-корреспондентом, а позднее — академиком АН СССР. После работы в ЦК КПСС Константинов был утвержден главным редактором журнала «Коммунист», в шестидесятые годы работал директором Института философии АН СССР, был академиком-секретарем отделения философии и права АН СССР, в начале семидесятых — избран президентом Философского общества СССР.

В составе отдела было немало и других ученых-теоретиков, глубоко владеющих марксистско-ленинской теорией. Однако практического опыта партийной работы у них не хватало. Стала очевидной необходимость укрепления отдела опытными партийцами с мест, «от земли». Вот тогда Черненко и оказался востребованным.

В сферу деятельности сектора агитационно-массовой работы отдела пропаганды и агитации Центрального комитета КПСС входило идеологическое обеспечение решений и директив партии по осуществлению конкретных политических и народно-хозяйственных задач социалистического строительства. Все это Константину Устиновичу было хорошо знакомо по всей его предшествующей работе в партийных органах Красноярского края, Пензенской области, Молдавии, где опыт он накопил, прямо скажем, колоссальный. Так что можно сказать, что пришел Черненко в аппарат ЦК не с пустыми руками, зрелым работником.

Следует обратить внимание на одну особенность: последние годы работы Черненко в Молдавии были связаны со значимыми событиями в жизни партии и страны, вызванными смертью Сталина. А переход Черненко в ЦК КПСС состоялся в год XX съезда партии, который буквально перевернул многие, казалось бы, устойчивые стереотипы в идеологической работе. Хрущев в своем докладе о культе личности задал определенный тон последующим обсуждениям в стране недостатков, провалов и преступлений сталинского периода. Его удар по Сталину был одновременно и ударом по великой советской империи — вероятно, единственно возможной форме существования страны с многонациональным населением и огромной территорией со сложнейшими климатическими условиями.

Этот удар незримо разделил страну на две части. Одна из них, большая, сочувствовала Сталину. Другую составили те, кто, по сути, занял нигилистическую позицию, позицию отрицания всего позитивного, что было в стране, и исподволь формировал среди населения недовольство социалистическим строем. Однако охотников до открытых выступлений с такими идеями тогда еще было мало: несмотря на хрущевскую оттепель, в памяти инакомыслящих были свежи формы и методы подавления оппозиционеров. Да и само понятие «оттепель» не очень вязалось с авторитарными методами работы Хрущева, с его памятными для деятелей литературы и искусства грубыми нравоучениями, с расстрелом в Новочеркасске, где повышение цен вызвало стихийный протест людей… Кроме того, за Сталина горой стояли простые люди, которые начинали сравнивать, что дал им вождь народов и что обещает Хрущев.

Сравнения были явно не в пользу последнего. Многочисленные волюнтаристские идеи и затеи Хрущева по перестройке руководства народным хозяйством, по реформированию партийных органов не внушали особого доверия. Однако хочешь не хочешь они должны были быть в полной мере идеологически обеспечены, доведены до широких масс трудящихся и конечно же «целиком и полностью» одобрены низовыми партийными организациями. В этих целях создавалась большая армия партийных пропагандистов и агитаторов, к решению этих задач широко подключалась партийная печать. Пропагандистский аппарат страны, обеспечивая внедрение в жизнь очередных хрущевских новшеств, чаще всего ссылался на «ленинские нормы партийной жизни», на необходимость «ленинского подхода к делу», борьбы с косностью и рутиной в партийной работе.