Сталин и литература (СИ)

Почему в пору счастья, расцвета "грамоты, книги, науки" происходит такой расцвет безымянного народного творчества? Ведь в истоках его, с древних лет, лежит народная неграмотность? Тут узел главной фальсификации умелых и опытных, тайных созда­телей сборника.

Да, если в коврах и кружевах видны мастера и ясно, что ткали их рабы, — я снова хочу повторить эти слова, — то тут другая страшная история. Тоже рабы, но из господ, поэтов, лакеев и охранников. Тайная, невидимая работа.

Откуда могли возникнуть эти бесчисленные массы народных певцов без имени? Из всех республик! В предисловии вырвалось одно полуправдивое сообщение "Сказ­ки, былины, песни, частушки... всё, что читатель прочтет в этой книге, — собирались редакцией почти два года". Вот, оказывается, в чем дело. И был "призыв редакции", — так это названо в предисловии. И на "призыв" этот откликнулись, естественно, не народные певцы. Откликнулись "писатели, фольклористы, журналисты, краеведы, просто любители фольклора". Именно они "откликнулись на призыв редакции запи­сывать и присылать для книги "Творчество народов СССР" созданное народными талантами...".

А организатором была редакция газеты "Правда". И "экспедиции редакции", — так сказано в предисловии, — собирали материал "в самых глухих уголках страны". На титульном листе — "Издание редакции "Правды"". Вот — главный центр и главный фокус. Конечно, чтобы все это придумать и сварганить, надо потратить не менее двух лет. Таким образом, центром безбрежного, счастливого, раскинувшегося по всей нашей земле народного творчества оказалась газета "Правда" 1936—37-го годов. Она поработала с большим вложением сил. Но, как и почти все народные певцы, еще более анонимно. Конечно, если еще раз вспомнить песню о Сталине "От края до края", когда ее создатель засел в таких небесных далях, где один "вольный орел совершает полет", то чтобы добраться туда из редакции газеты "Правда", надо, конечно, потра­тить не менее двух лет. Огромное все-таки расстояние.

Я уже говорила, что деление на отделы народного творчества точно соответствует сталинской историографии Небольшая часть книги — 91 страница из 592 — назы­вается "Ленин". Но и здесь тоже — Сталин. В сборнике 250 произведений. И в каждом — своя тайная история, которую сейчас полностью не разгадать. И надо ли разгадывать? Послушаем голоса народных певцов.

СТАЛИНУ

Перевод с лакского

Реки стремятся к морю,

Железо стремится к магниту,

Травы стремятся к солнцу,

Птицы стремятся на юг.

А люди стремятся к счастью,

Они стремятся к правде,

Сердца их стремятся к дружбе,

Мысли стремятся к тебе!

Ласточкой быть желал бы,

Ласточкой быстрокрылой,

Легкой и стройной телом,

Чтоб побывать в Кремле.

Закон сталинской поэзии — страшное унижение личности поэта, народного певца, как назван он в книге. Так и в песне "От края до края" — полный отказ от собственной индивидуальности. Даже пол стирается — мужчина хочет стать "ласточкой... легкой и стройной телом". А ведь это — восточный человек. Хочет стать непонятным существом женского рода со стройным телом. И для чего? Чтобы таким путем побывать в Кремле и увидеть Сталина. В раболепном экстазе нет личности. И вся надзвездная образность, безграничные географические просторы — и реки, и железо, и травы, и птицы, и люди, — всё устремляется только к нему одному, одному Сталину во всей вселенной. А рядом песчинка — человек, не человек, а птица, не птица, а червь.

Листья трепещут в рощах,

Звезды трепещут в небе,

Волны в ручьях трепещут.

Когда встает заря.

Так у людей трепещут

Руки в аплодисментах.

Когда они на собраньи

Слышат имя твое.

Все вокруг трепещет. Сталин в этом всеобщем трепете грандиозен, а люди — нет, конкретных людей нет, есть народы, что подчеркнуто на каждой странице, они ползут по земле в поисках светлого сталинского луча. Откуда же появилась эта прекрасная песня о Сталине? Работники газеты "Правда" каждую публикацию сопровождают псевдодокументальной справкой. И про это песнопение мы узнаём все досконально точно: "Сталину. Записано в кустарной лудильной мастерской г. Дербента, в Дагеста­не. Перевод с лакского". Автора нет, но зато есть целая лудильная мастерская, да еще кустарная. А место, как всегда, названо крупно — город Дербент. Дагестан. Следова­тельно, Дагестан — Дербент — лудильная мастерская. Такой адрес у песни. Должна добавить при этом, — чтобы не изменять правде времени, — что любовь к Сталину была чувством массовым и широким. И разные люди — и искренне и лживо — старались поддаться ей. В том числе и искренние, и талантливые. Так складывалась их судьба. Я потом напишу о них отдельно. А здесь же хочу подчеркнуть, что эти искренние люди не теряли чувства собственного достоинства и не доводили свой народ и себя до такого падения, каким пронизан этот сборник. И потому не буду возражать против того, что в лудильной мастерской города Дербента был лудильщик, поклоняющийся Сталину. Но не надо при этом забывать и об армии переводчиков, брошенных на этот сборник. О тайнах наших подстрочников, которые я в полную меру разгадала только на нынешнем этапе своей жизни, — о чем тоже следует написать.

Что же появилось без подстрочника — на русском языке? "Слава Сталину будет вечная". Вещие слова! Какое-то чрезвычайно длинное, безразмерное, многостранич­ное произведение. Это — "русская былина". А Сталин — главный богатырь.

Не Белое море взволновалося, —

Молодецкое сердце стрепенулося,

Могучи плечи сшевелилися,

Иосиф-свет призамыслился.

Он задумал думушку крепкую.

Темны ноченьки просиживал,

Дни же белые продумывал.

Он решился итти в превеликий бой,

В превеликий бой за рабочий люд.

Он скорехонько тут собирался,

В путь-дорожечку поспешался.

Две-то зорюшки утренние сходилися,

Два-то ясных сокола слеталися,

Два дородных молодца съезжалися.

Первый-от был Ленин-свет,

Второй-от — славный Иосиф-свет.

Они свиделись, познакомились,

Познакомились, разговорилися.

Они начали меж собой разговор вести,

Что собрать надо крепку партию,

Крепку партию большевистскую...

Прежде всего — распад формы былины. Пародия на народное творчество. Сталин неслучайно разгромил к этому времени оперу "Богатыри" за злостное искажение образов богатырей. Он к тому времени уже знал что главным богатырем русского народного творчества будет он сам.

Тут есть имя — очень знаменитое по тем временам: "Записано в марте 1937 года со слов сказительницы Марфы Семеновны Крюковой из дер. Нижняя Золотица, Приморского района, Архангельской области".

С Крюковой у меня связаны собственные воспоминания. Когда я училась в ИФЛИ, то увлеклась — на очень короткий срок — курсом фольклора. Вероятно, было это в 1939-м году. Вел его известный ученый — Юрий Матвеевич Соколов. Была у него помощница — Эрна Васильевна Гофман. И предложили студентам нашего курса отправиться на завод "Красный богатырь" и искать там сказителей среди неграмот­ных стариков и старух. На заводе делали галоши, и расположен он был неподалеку от нашего института, тоже в Сокольниках. Сначала мне показалось это очень ответственным делом, и я стала бегать на "Красный богатырь" часто и даже ходила по домам. Правда, то, что они произносили, — было так убого, так далеко от творчества, что записать я пока ничего не могла. Но не теряла надежды, что найду золотые россыпи.

А в это время наша кафедра фольклора устроила для филологического факультета встречу с Марфой Семеновной Крюковой. Что было даже важным событием. Ее ввели в нашу аудиторию, где плотно сбилось множество студентов, которые во все глаза смотрели на ее платочек, завязанный под шеей углами, и, мне кажется, сарафан. Стала читать бесконечную былину, вероятно, эту самую. Тоска и скука — вот главные воспоминания. Впечатление нестерпимой фальши было у меня таким сильным, что с того дня я и ногой не ступила на завод "Красный богатырь", хотя там были очень симпатичные и хорошо относящиеся ко мне женщины. Конечно, все это в те годы был процесс скорее подсознательный, эмоциональный... А Марфа Крюкова выступала у нас тогда долго, да, я запомнила ее с институтских лет.