Кто вы здесь, в Америке?(СИ)

А поэтому я старательно и послушно симулирую телодвижения, которые должны со-общить собратьям по разуму, что мы вместе, что я пою в хоре.

Удачнее всего оказалась маска переводчика. От меня сразу все отстали. Мимикрия получилась на удивление успешной. Так, смотрите – видите меня? А теперь отойдите назад, еще чуть-чуть... ну, видите? Кого, кого… – меня видите? Вот, о чем я и толкую, не видно на общем фоне - пятно какое-то серое расплывчатое, вроде как кочка на болоте. Только уши торчат, но это ничего, можно веточки в них воткнуть.

Вспомните первомайские демонстрации. Вокруг каждой колонны обязательно суетился че-ловек с красной повязкой на рукаве. На повязке золотыми буквами написано "Распорядитель". И все ясно. Понятно, почему он бегает и машет ру-ками, и никто не задает ему дурацких вопросов.

Такую же повязку одел и я. Только на ней было начертано "Переводчик". И много лет никому не приходило в голову, что я на завалинке, что я их перехитрил. Иначе бы затерзали, затоптали и заму-чили.

В России вообще народ откровенный. Уви-дев мою сидящую в сторонке фигуру, спрашивали прямо и просто:

- Ну, ты чего, вааще? Дурак, что ли? Может, дебил? А ну, давай, вставай! А ну, прыгай с нами! -

В Америке никто не смотрит и никто ничего не говорит. Здесь и так все ясно, потому что все за-несено в программу.

Нажимаешь клавишу. На дисплее возникает надпись:

- Род занятий? -

Отвечаешь: - Дистрибьютор подгузников. -

Вопрос: - Годовой доход? -

Отвечаешь: - Сто тысяч в год. -

Надпись на дисплее: - Маладэц, дарагой! -

В моем случае все несколько иначе.

- Род занятий? -

Подумав, несколько нерешительно впеча-тываю: "Секьюрити оффисер", - а про себя думаю: - А хрен его знает, какой у меня здесь род занятий. -

О доходе меня даже не спрашивают. Ответ высвечивается сразу и большими буквами:

- Мудак. -

Коротко и исчерпывающе ясно очерчено мое место под солнцем. Ну, вот, определились.

Иллинойс

Март 2000 г.

Мы возвращаемся с Дивана

Итак, мы возвращаемся с Дивана. Нет-нет, не пугайтесь - Диван Авеню, это русский рай-он Чикаго. Ну, русский, несколько неточно сказано, поскольку там есть и бульвар Голды Мей-ер, и поздравление с праздником Ханукка, и объяв-ления об уроках еврейского языка. Но на весь Ил-линойс это единственное место, где вывески на русском языке и есть русские магазины. И даже настоящий букинистический, где можно по уши за-рыться в книги и забыть обо всем, пока вас не выгонят.

Погода мерзопакостная - снег с дождем. Из-под колес соседних машин в наш только что куп-ленный зеленый "Форд-Эскорт" летят потоки гря-зи. Ничего этого я не замечаю. Я слушаю музыку. Звучит классика: "Моя Марусенька", "Купите бублички", "Чубчик кучерявый". Кассету я только что купил на Диване. Называется "Кумиры прош-лых лет". Именно это мне нужно, чтобы забыть обо всех мелких и крупных неприятностях и ощутить на короткое время то чистое и бездумное счастье, от которого с лица не сходит глупая детская улыб-ка. Мы едем по хайвею номер 72 из Чикаго в Рок-форд, но из Америки двухтысячного года я вернул-ся в Краснодар начала шестидесятых.

В те времена на средних волнах в любое время суток можно было поймать подпольных ра-диолюбителей. Они называли свои станции самы-ми неожиданными именами: "Зеленый голубь", "Привет", "Черное море" и тому подобное. Мили-ция вела постоянную войну с любителями, заби-вавшими частоты, которые использовала "Скорая помощь" и та же милиция. Но это было неистре-бимое племя. Они вещали до конца шестидесятых.

Так вот, именно на любительских станциях можно было услышать все эти шедевры. Чего там только не было! "Я явился к вам во фраке, элеган-тный, как рояль" и "По камушкам, по кирпичикам"; "Пиковая дама" и "Мотоцикл цикал-цикал, и ста-рушки больше нет"; "В Кейптаунском порту с про-боиной в борту "Жанетта" поправляла такелаж", - да все разве перечислишь. От одного только переч-ня охватывает ностальгия.

Интересно, как бы я относился к этой музы-ке, будь мы в России? Или как бы я воспринимал кондовые советские песни шестидесятых и семиде-сятых годов? В то время, во всяком случае, ника-кого умиления и восторга они у меня не вызывали. Не знаю, как в России, а здесь я слушаю те же пес-ни с упоением.

Три с половиной года тому назад мы отправились в далекий путь. Из Южной Кали-форнии нужно было попасть в Иллинойс, то есть, пересечь почти всю Америку по диагонали на ма-шине весьма сомнительной надежности. Так вот, в пустыне Мохаве и на воняющих навозом просторах Техаса нас сопровождали "Королева красоты", "Черный кот" и "Оранжевое море". Особенно взбадривала эта музыка после дорожных неприят-ностей.

Начало пути сразу окрасилось в зловещие тона неминуемой катастрофы. Уже на выезде из Сан-Бернардино, через пятнадцать минут после на-чала пробега, у нас лопнула шина, которую я за два дня до этого по дешевке купил в мастерской у от-зывчивых и улыбчивых мексиканцев. Пришлось вытаскивать все барахло из забитого до отказа ба-гажника, чтобы достать запаску. Потом, как я и ожидал, на жаре стал греться мотор. Места шли са-мые что ни на есть развеселые: вначале безжизнен-ные раскаленные горы, потом пустыня - как раз для нашего хворого "Форда-Темпо". Каждый раз, когда на очередном подъеме загоралась лампочка пере-грева двигателя, я сворачивал на обочину, откры-вал капот и ждал ровно полчаса, пока в радиаторе не переставало булькать и шипеть. Потом доливал туда воды и мы тащились дальше.

Пустыню Мохаве я пересекал с минимально допустимой на фривее скоростью - сорок пять в миль в час. Мне было все равно. В тупой и безна-дежной решимости я намеревался ехать вперед, пока машина не разва-лится. Возвращаться все равно некуда. Общая си-туация указывала на то, что где-то в этих гнусных песках "Форд" накроет-ся, и нам придется ставить вигвам прямо среди саксаулов (или как там эта ко-лючая мерзость на-зывается) и питаться пойманными гремучими зме-ями, закусывая их ящерицами. Никаких запасных вариантов не было. Никто и ни-где нас не ждал. Поэтому я мечтал хотя бы дотащиться до следую-щего штата, чтобы получить моральное удовлетво-рение от до конца исполненного долга.

И вот граница Калифорнии с Аризоной. Трудно представить себе место более гнусное. Се-ро-черные голые безжизненные скалы, а между ни-ми течет мутная коричневая речка. В этой речке да-же топиться не хочется – по причине ее беспре-дельной убогости.

Дело шло к вечеру. Дорога постепенно под-нималась все выше и выше. Спала изнуряющая жа-ра, которая преследовала нас полгода в Калифор-нии. Стало даже прохладно. И я почувствовал, что машина начинает оживать. Стемнело. "Фордик" бодро катил по шоссе. Впервые появилась робкая надежда, что, может быть, наш пробег и не завер-шится на обочине дороги.

Заваленные всякой всячиной, смирно си-дели сзади Яшка с Алиской. В машине тихо зву-чали песни 60-х. И мне вдруг стало уютно. Забы-лось, что я грязный, как собака после возни с ма-шиной на жаре и целого дня пути через пустыню. Я мог бы ехать всю ночь, слушая про неугасимый свет московских окон и королеву красоты, которая теперь уже давно, наверное, стала достопочтенной бабушкой.

Иллинойс.

Февраль 2000 г.

Картинки

Из интернетовской переписки с друзьями

Привет, Жека!

Возвращаясь к теме счастливого бытия под американским ласковым солнышком.

Печальная особенность заключается в том, что на-шу ситуацию не понимают ни американцы, ни на-ши. Американцы просто не представляют себе, что это такое - приехать в Америку с одним чемоданом и без денег, и, не имея никаких прав, с нуля рас-крутить огромный маховик того механизма, кото-рый представляет собой жизнь в другой стране. Ну, а в России в принципе не могут этого знать.