Рюрик

А что представляли собой другие «кандидатуры» и почему они возникли в тексте летописи? Помимо «самих себя» князь мог быть найден у хазар, которые, как известно, собирали дань с племен Южной Руси. В рассказе о сборе дани хазары «соседствуют» с варягами, как бы разделив восточноевропейскую равнину на зоны влияния. А с кого прежде всего собирают дань хазары? В летописном тексте первыми среди этих племен названы поляне — вот вам и еще одно направление для поисков князя. Далее идут некие «дунайцы». Вряд ли можно сомневаться, что имеются в виду дунайские «словене» — упомянутые ранее в летописи предки новгородцев. Ну и, наконец, варяги завершают этот список потому, что в конечном итоге именно к ним и отправляются за князем послы. Так был сконструирован составителем Никоновской летописи этот список народов, которые могли бы дать Руси первого князя.

Вообще же Никоновская летопись как бы расцвечивает разными красками «скучное» летописное повествование. Племена не просто воюют друг с другом, но совершают беспрестанные кровопролития, а обсуждение путей поиска князя сопровождается «великой молвой». Эта эмоциональная окраска летописного рассказа продолжается и далее: «В лето 6369. При Михаиле и Василии царема и при Фотии патриарсе приидоша Словене, рекше Новгородци, и Меря, и Кривичи, Варегом реша: "Земля наша велика и обилна; поидите владети нами". Они же бояхуся зверинаго ихъ обычаа и нрава, и едва избрашася три браты».

События призвания варяжских князей, сконцентрированные в «Повести временных лет» в рамках одного года, в Никоновской летописи растянуты на несколько лет. Эта своего рода «замедленная съемка» обрастает все новыми и новыми деталями. В 861 году, через два года после принципиального решения о направлении поисков, посланники словен, мери и кривичей добрались-таки до варягов. Летописец, в духе «классического» летописания, соотносит это событие с правлением византийских императоров Михаила III и Василия I Македонянина и с патриаршеством Фотия. На самом деле Василий Македонянин стал соправителем Михаила только в 866 году, но эта ошибка вполне объяснима, поскольку в Никоновской летописи хронология плохо соотнесена с событиями царствований обоих императоров. Так, только под 6376 (868) годом, спустя семь лет после описываемых событий, Никоновская летопись сообщает о начале царствования Василия. Видимо, летописец, черпая свои свидетельства из разных источников, даже не позаботился о том, чтобы хоть как-то согласовать их между собой. Поэтому и рассказ Никоновской летописи выглядит не более или менее стройным повествованием, а нагромождением разных кусков текста, зачастую совершенно не связанных друг с другом.

Что же сказали послы варягам? «Земля наша велика и обильна» и… всё. О пресловутом «наряде-порядке» Никоновская летопись не упоминает. «Поидите владети нами» — слово «княжити» также отсутствует. О чем это говорит? Быть может, подобная «правовая» лексика для летописца XVI века была неактуальна? Вряд ли. Вспомним, что к первой половине столетия, когда и создавалась Никоновская летопись, Новгородское государство почти полвека как лишилось последних остатков своей независимости. Московский великий князь был полноправным владетелем Новгородской земли, действительно большой и «обильной». Для летописца слова «княжити» и «владети» могли быть синонимами, но из двух вариантов он предпочел второй — не потому ли, что он точнее передавал реальность его времени? Почему исчез «наряд», понять сложнее. Может быть, летописец убрал его, чтобы придать некоторую интригу своему рассказу? Почитаем летопись дальше. Посланцы словен, мери и кривичей расхваливают свою родину, но умалчивают о том, что на самом деле у них происходит. Тем самым они стремятся завлечь «простодушных» варягов, но и те, как говорится, «не лыком шиты». Испугавшись «звериного обычая и нрава» племен Северной Руси, о которых они, вероятно, уже были наслышаны (а может быть, и убедились воочию), эти отважные викинги, не боявшиеся плавать по северным морям вплоть до Америки, спасовали, да так, что желающие «владети» этими «дикарями» отыскались не сразу. «Едва» нашлись трое смельчаков, отважившихся на такую авантюру. Конечно, сейчас рассказ Никоновской летописи способен вызвать улыбку. Да и для XVI века это повествование выглядит достаточно забавным — во всяком случае, летописец явно не симпатизирует искателям князей. Удивительно другое — несмотря на всю очевидную искусственность повествования Никоновской летописи, в науке существовала и существует до сих пор тенденция принимать на веру те или иные ее «уникальные» известия и искать их якобы древние истоки. А откуда взялся «звериный обычай»? Конечно же от древлян, которые в «Повести временных лет» характеризуются таким образом: «Живяху звериньскимъ образомъ, живуще скотьски…» Было чего испугаться!

Статья следующего, 6370 (862) года в Никоновской летописи открывается заголовком «О князях Русских: о Рюрике, и Синеусе и Тривори». Между тем в самом тексте трое братьев нигде князьями не названы. Для обозначения их власти используется термин «старейшина», как ранее именовался и Гостомысл. «Поидоша из Немець три браты со всем родом своим, Рюрик, Синеус, Тривор; и бысть Рюрик старейшина в Новегороде, а Синеус старейшина бысть в Белеозере, а Тривор во Изборсце…» Итак, раз Гостомысл был «старейшиной», то «старейшиной» должен быть и Рюрик.

Под 6371 (863) годом Никоновская летопись сообщает о крещении болгар и князя Симеона. На самом деле болгарским правителем тогда был Борис, а крещение Болгарской земли в «Повести временных лет» приурочено к 6377-му, то есть 869 году. А вот статья следующего, 6372 года продолжает болгарскую тему:

«Убиен бысть от Болгар Осколдов сын. Того же лета оскорбишася Новгородци, глаголюще: "Яко быти нам рабом, и много зла всячески пострадати от Рюрика и от рода его". Того же лета уби Рюрик Вадима храбраго, и иных многих изби Новгородцев съветников его».

Здесь целая россыпь совершенно уникальных сведений. Во-первых, сообщается о гибели сына Аскольда от рук болгар, во-вторых, о недовольстве новгородцев Рюриком и убийстве им некоего Вадима Храброго и его сообщников-новгородцев. Поскольку никаких оснований для выдумывания этой информации у создателя Никоновской летописи вроде бы не было (хотя она и не встречается в каких-либо иных источниках), то сведения эти рядом исследователей признаются вполне достоверными. И действительно, даже сама лапидарная форма известий (из которых нельзя, в сущности, понять, что же, собственно, произошло: при каких обстоятельствах погиб сын Аскольда, кто такой был Вадим и т. д.), казалось бы, подтверждает их историческую подлинность. Исходя из этого, на страницы работ по древнерусской истории попадают рассуждения о войнах Аскольда с болгарами, о неспокойном правлении Рюрика и нарушении им договорных обязательств по отношению к новгородцам, о мятеже свободолюбивых словен против варяжского князя, делаются широкомасштабные выводы о внешне- и внутриполитической ситуации на Руси в середине IX века. Понятно, что известия эти очень привлекательны. Когда ни о каких событиях правления Рюрика из ранних источников ничего не известно, возникает соблазн отыскать их следы (или, как иногда писали, «припоминания») в поздних. И не беда, если эти «припоминания» зафиксированы только в одном источнике XVI века, сохраняясь подспудно в течение семи веков. Ведь устная традиция может быть очень долгой…

Все это, конечно, так, но нужно иметь в виду, что устная традиция — вещь очень непростая и само «произведение» может претерпеть за это время столь существенные изменения, что вычленить какую-либо историческую основу становится крайне трудно. Но сообщения Никоновской летописи под эту категорию никак не подходят. Это абсолютно «письменный» текст, не несущий никаких признаков длительного устного бытования. Поэтому летописец или заимствовал его из какого-то предшествующего источника (летописи), или сконструировал сам. Как уже говорилось, никакими другими летописями эти сведения не подтверждаются, никаких их следов не обнаружено. Но если это выдумка составителя Никоновской летописи, то зачем понадобилось ему придумывать события, которые никакого актуального значения ни для него, ни вообще в эпоху создания летописи не имели? Ответить на этот вопрос очень сложно. Известный историк и археолог, академик Борис Александрович Рыбаков (1908–2001) полагал, например, что Никоновская летопись донесла до нас фрагменты подлинного текста «Повести временных лет», не испорченного последующими редакциями, в которых подчеркивалась «проваряжская концепция» [38]. Но предполагать так — значит думать, что эти сведения каким-то образом в течение пятисот лет существовали в письменном виде, не оставив в немалом массиве русских летописей абсолютно никаких следов, пока они не были, наконец, включены в Никоновскую летопись. Картина, прямо скажем, маловероятная. Возводить их к местной новгородской летописной традиции тоже затруднительно — это было бы еще возможно в случае Вадима, но вряд ли в случае Аскольда. Тем более что, например, искусственность рассказа о призвании варягов в Никоновской летописи вполне очевидна. Еще более фантастическими выглядят предположения, что сведения Никоновской летописи восходят к самому древнему пласту русского летописания, современному киевскому княжению Аскольда (!) [39], хотя никаких данных о существовании в это время письменности на Руси нет, а деятельность школы создателей славянской азбуки Кирилла и Мефодия в Моравии в те годы еще только разворачивалась.