Мэрилин Монро

На протяжении большего времени 1934 года Норма Джин оставалась на Эрбол-драйв, где ею занимались Эткинсоны; однако их плотно контролировала Грейс, которая была там почти ежедневным гостем. В жизнь Нормы снова пришли огромные перемены и новые надежды, вызывавшие у нее беспокойство, а вместе с ними появились совсем другие эталоны поведения, которым она должна была подчиниться. Ида Болендер считала кинозвезд и мир, в котором те вращались, грешными; когда Норма Джин однажды похвалилась Иде, что мать взяла ее с собой в кино, та высказалась, что это, мол, опасное развлечение. Потом Глэдис внушила Норме Джин убеждение, что кинематограф — всего лишь невинная забава; и слава Богу, потому что со временем он ее обильно возблагодарил.

Грейс, однако, пошла еще дальше. Она считала, что не следует ни осуждать просмотр кинофильмов, ни ограничиваться обозреванием Клары Боу ^[38]или Джин Харлоу — нужно их добросовестно имитировать. В голове девочки, еще не достигшей восьми лет, те системы ценностей, которые ей поочередно приходилось принимать и к которым нужно было приноравливаться, создавали невероятную путаницу и порождали огромные противоречия. Таким образом, детство Нормы Джин оказалось в большой мере заполненным сплошной полосой противоречий, следствием которых могло явиться порожденное в ней чувство вины. Приличная барышня, сформированная Идой Болендер, старалась избежать всяческих фривольностей и жить в соответствии с принципами строгой морали. Ребенок, которого навещала Глэдис, стремился развеселить мать, утешить ее и понравиться ей. А вот девочку, которой стала заниматься Грейс, призывали отбросить все это и стать совершенно другим существом — придуманным персонажем, которого воспитает и которым станет руководить сама Грейс Мак-Ки. До 1934 года Грейс изливала свои материнские чувства (и изрядные деньги) на двух собственных племянниц. Позднее эти девочки перебрались в Нью-Йорк. Печаль, которую вызвал в Грейс Мак-Ки разъезд с Глэдис, неожиданно переменилась в улыбку фортуны — вдруг у нее появился ребенок, которого она могла воспитывать и лепить по собственному усмотрению.

«Грейс любила Норму Джин и восхищалась ею», — вспоминает Лейла Филд, коллега Мак-Ки по работе. И продолжает:

Если бы не Грейс, не было бы никакой Мэрилин Монро... Грейс восхищалась Нормой Джин так, словно та была ее родной дочкой. Грейс говорила, что Норма Джин обязательно станет кинозвездой. Такое у нее имелось предчувствие. Даже убеждение. «Не расстраивайся, Норма Джин. Когда вырастешь, будешь красивой девушкой — и важной персоной, кинозвездой».

А чтобы ускорить бег событий, Грейс одевала Норму Джин в шитые по мерке шерстяные платья в клетку, укладывала волосы в прическу с локонами и настаивала, чтобы девочка улыбалась и надувала губки, как Мэри Пикфорд. Элинор Годдард, знавшая Норму Джин до того, как та стала Мэрилин Монро, подтверждает эти факты.

Грейс была очень наблюдательной. Она с самого начала предчувствовала, что ее подопечная Норма Джин станет актрисой. И делала все, что в ее силах, дабы это случилось на самом деле. Грейс не могла иметь собственных детей, и потому она изливала свои чувства на Норму Джин, считая, что девочка в такой же мере ее дочь, как и Глэдис, а может быть, даже больше ее дочь, нежели дочь Глэдис.

«Больше ее дочь, нежели дочь Глэдис» — именно так, поскольку Глэдис считалась сейчас некомпетентной и бездарной матерью. Принимая во внимание расходы, которые несла Грейс на Норму Джин, следует согласиться, что доброжелательность являлась в данном случае вполне сознательным мотивом действий Грейс; при этом она предоставила ребенку куда больше свободы, чем Болендеры, и окружила девочку заметно большей роскошью. Но свобода, удовольствия и преимущества, которые Грейс обеспечивала для Нормы Джин, приносили пользу и ей самой. «Грейс Годдард была мила, если могла что-то поиметь благодаря этому», — сказал первый муж Нормы Джин, преуменьшая тем самым щедрость и самоотверженную жертвенность Грейс.

Женщина, которой Норма Джин должна была нравиться сейчас, которой она была обязана спокойным сном и пропитанием, не только любила работу на так называемой «фабрике грез», но и руководила там одним из самых важных подразделений. Наблюдая светскую жизнь Голливуда и помогая монтировать на целлулоидной пленке разного рода повествования, Грейс видела актеров в их повседневной, обыденной жизни, а также в ролях киногероев — воплощающимися в различных персонажей и носящими всякий раз новое имя — совсем как она во времена своей бурной молодости и полной фантазии богемной жизни, когда она беззаботно меняла мужей или фамилии.

Вряд ли когда-либо какую-либо девочку готовили с такой тщательностью к появлению в Голливуде, как Норму Джин, которая к тому же достаточно долго присматривалась к Грейс, без конца меняющей цвет волос или длину платьев. Благодаря своей работе Грейс узнала, что макияж, свет, фильтры и тени могут менять внешний облик женщины. По роду занятий ей было известно, что именно охотно «покупали» студии, на что они «клевали» и чего желала публика. Непрерывно растущие достижения пластической хирургии — а эта отрасль позднее стала в Лос-Анджелесе одной из наиболее рекламируемых и прибыльных — выражали хорошо понятную тоску кинематографического мира по идеалу, которого невозможно было достигнуть. Иными словами, работа Грейс Мак-Ки состояла в неустанном совершенствовании иллюзий. В течение нескольких последующих лет Норма Джин с энтузиазмом пользовалась опытом Грейс. Взяв на себя обязанности по воспитанию и обучению девочки, Грейс обретала шанс в конечном итоге сотворить из нее собственную дочь — шанс, который она не получила от матери-природы.

В 1934 году Олин Г. Стэнли мимолетно, но часто сталкивался по работе с Грейс при обрезании и склеивании пленки в монтажной, принадлежащей студии «Коламбия». Как он вспоминает, в субботу рабочий день длился у них четыре часа и на протяжении многих месяцев Грейс просила свою подругу приводить Норму Джин в монтажную к одиннадцати, за час до закрытия. «Нас, сотрудников, представляли девочке, и каждое приветствие выглядело идентично. Грейс произносила: "Дорогая, я хочу, чтобы ты познакомилась с Олином. — Олин, разве она не красавица?"».

Поначалу это была обыкновенная гордость. Но Грейс пошла дальше: «Норма Джин, повернись и покажи этому милому господину, какой у тебя сзади большущий бант на платье. А сейчас пройдись туда и повернись кругом. Чудесно, а сейчас возвращайся сюда... Ой, а вот ведь Элла, взгляни, Норма Джин! Ты же познакомилась с Эллой в прошлом месяце. Скажи-ка ей еще разок... она уже наверняка забыла, но ты-то ведь не забыла! Скажи Элле, кем ты хочешь быть, когда вырастешь. Скажи: "кинозвездой", дорогая! Скажи ей, что обязательно станешь кинозвездой!» Такое промывание мозгов повторялось каждую неделю в течение многих месяцев. Другая работница студии подтвердила воспоминания Стэнли. «Грейс напрямую говорила о своих намерениях rio поводу девочки, — припоминала Шарлотта Энгельберг. — Норма Джин должна была стать кинозвездой, и дело с концом».

Для достижения этой цели мог послужить только один эталон. «Грейс была заворожена юной Джин Харлоу, — сказала Норма Джин. — Посему Джин Харлоу стала и моим идолом».

Глава третья. Июнь 1934 года — ноябрь 1937 года

Харлин Карпентер, девушка, родившаяся в 1911 году в хорошей семье в штате Канзас, приехала в Голливуд вместе с разведенной матерью — женщиной, амбициозно рвавшейся во что бы то ни стало дойти до положения кинозвезды. Однако ее дочери повезло в этом больше — она взяла себе имя и фамилию матери и в качестве Джин Харлоу выступала без всякого вознаграждения статисткой в немых фильмах, а потом стала сниматься в эпизодах, мелькая на экране в короткометражных комедиях с Лаурелом и Харди ^[39]. Первую значительную роль девушка получила в 1930 году в фильме «Ангелы ада». Связь дочери с матерью оставалась настолько сильной, что даже в ходе своих очередных супружеств «деточка», как нежно именовали Джин, часто проводила ночи в материнском доме.