Дневники

Так можно привести роль к… никакому. И даже бытовому… а шекспировский строй образов свести к строго современной семейной драме обиженного дочерьми старичка…

Лир — не просто Лир, а Король Лир. Лир слеп не от близорукой глупости выжившего из ума старика, как иногда пытались его играть некоторые знаменитые трагики в прошлом и настоящем, а оттого, что огромный ум его выключил из сознания возможность ошибки. А так как ему все позволено, то он просто-напросто уничтожает ему не угодных. Это не ошибка, вызванная недальновидностью, это порок, рожденный абсолютизмом. Это не семейная драма в квартире №… по знакомому переулку, это трагедия строя, это как бы катарсис, вернувший правде ее законное место.

Льет дождь… Холодно…

Народу в саду никого, у нас, страшно подумать, человек 150–200. Играет марши и польки духовой оркестр — наняли выполнять «план» (никому не нужный — публики нет, а нам мешает), транслируется по радио музыка и передаются какие-то сообщения.

А в «Московской правде» — ругательная статья… благожелатели разродились, через месяц после премьеры!

Прелесть, а не жизнь. Все вдохновляет, все помогает…

Это вроде сумасшествия с французским балетом [473] — в Большом наши патриоты-балетоманы уже зачеркнули наш балет и ничего-то не видят хорошего у себя…

Утесов [474] отменил два концерта в саду — нет народа, а мы не можем…

Прилагаю все силы, чтобы удержаться самому, и вдохновляю других. Если мы сдадим — пяток таких спектаклей, и «Лир» кончился. Актеры лаются, негодуют, но пока держатся, зато шумы, свет и остальная монтировка уже поехали!

«Не дай мне бог сойти с ума…»

Силы нужны мне… силы. Разрушить спектакль довольно быстро, но вот беда, что потом, и, желая спектаклю вернуть жизнь, это не получится.

[…] Спектакль принимался очень сердечно и тепло, часто аплодировали, выходили раз 7–8. То ли из сострадания к артистам, то ли из благодарности, что играли в полную силу, несмотря на такие ужасающие условия.

10/VI

«Советская культура» разродилась рецензией [475]. Наконец! Не прошло и месяца.

Калашников отозвался тепло и доброжелательно. Дай бог ему здоровья!

Так я не избалован вниманием.

11/VI

Так бы знать себя и материал, когда делал предыдущие роли.

В Лире довольно рано вошел в тонус роли, не ожидая помощи со стороны (чем в значительной мере баловал себя раньше). Я скоро понял, что хочу, знал, что делать должен сам, и к спектаклю пришел в значительно большей готовности, чем раньше. Тогда я приходил к подобному самочувствию на сотый-полуторасотый спектакль после премьеры.

Теперь бы современную сложную, емкую роль интеллигента наших дней, такую, как о нем, интеллигенте, думается.

Ужель мне не суждено в полную меру воплотить свою мысль, свой беспокойный нрав, ум, душу — в современный образ?

Нет на моем пути материала, мне нужного. Другим легче, проще…

19/VI

«ЛИР»

Надо поработать над темпом.

Роль начала успокаиваться и… рассиживаться. Найти непрерывное поступательное действие. Это очень важно. Это очень увлекательно, хоть и трудно, как каждая активность.

А что, если пересмотреть убегание и текст?

Выйдя, сказать: «Нет, они не могут запретить мне чеканить деньги…» — Бросился бежать от преследования.

Остановился на середине сцены: «Это мое право. Я сам король!»

Заметил их. Осторожно скрывается.

7/VIII

КРАСНОДАР

«МАСКАРАД»

[…] Я понял после работы над Лиром новую грань сумасшествия Арбенина.

Мысль, горячечная мысль, скачет с объекта на объект, резко обрываясь на недосказанной предыдущей.

9/VIII

«МАСКАРАД»

…Из наблюденного:

Существование в Арбенине, резко отличное от лировского. Чуть больше — сразу лишнее, и так во всем — в гриме, жесте» мимике, краске, звуке, темпераменте.

Везде, где более тонкие приспособления, лучше, ближе, точнее.

22/VIII

СОЧИ

«ЛИР» (утро)

[…] Чувствую себя предельно плохо, последние дни в Сочи очень тяжелые, вода висит в воздухе, листья на деревьях не трепыхнутся… как бы не нажить беды…

Спектакль прошел, в общем, хорошо.

Весь спектакль смотрел Ю.А.

После спектакля пришел ко мне и похвалил: «Первый акт совсем на месте, а сцену с Корделией можно еще медленнее и тише. Вообще же очень много хорошего, но по-прежнему не согласен с «да-да-да, ха-ха». Артисту твоего масштаба не надо прибегать к краскам, которыми пользуются обычные исполнители. Вообще спектакль вырос, уточнился. Очень выросла роль».

Уговорились оправдать положение, что молодые и в большом количестве воины потеряли Лира: убитые горем, они склонили головы, Лир и скрылся от них.

[…] Сам чувствую, что первый акт натянулся, как струна, — звенит от малейшего прикосновения и то сильнее, то тише… Коснешься этой струны, то у колка, то ударив посередине, и оттого — разный звук, разного тембра и силы.

А вот во втором чуть не свершилась катастрофа — в последней картине сердце перестало работать, горло заткнуло мокрой тряпкой и голова поплыла… думал, не доиграю… Но вот ведь актерская порода: чуть отдышался и доиграл.

Никто, кроме Вульф, ничего не заметил. […]

19/IX

МОСКВА

«ЛИР»

Ну теперь начинается собственно сезон для «Лира». Весной мало было кому дела до спектакля, теперь, наверно, на каждом представлении будут любопытствующие театралы.

Словом, жизнь спектакля начинается.

Сложная, противоречивая фигура, порою становишься в тупик: где он мудрый правитель, где самодур, совершающий поступки по прихоти.

В этой связи очень хочется добиться того, чтобы в зале не было разночтений относительно количества свиты. Вульф говорит, что нужно добиться того, что Лиру-де трудно расстаться с любым из свиты. Он потому отстаивает количество свиты, что каждый из них так же дорог ему, как шут. Отчасти, может быть, и это, но лишь отчасти, а главное в другом: дочерям все равно, на чем настаивать, лишь бы лишить Лира его фундамента — настоять на своем. Если предположить, что Лир всеми силами не захочет около себя свиты, дочери будут настаивать на том, чтобы свита была и в возможно большем количестве. Свита — важное, но не главное. Вопрос во взаимоотношениях Лира с дочерьми. Свита то же, что отъезд Реганы из замка: уехала она для того, чтобы не встретиться с Лиром и заставить его понять подвластное свое положение. Задача дочерей — выдернуть у Лира почву из-под ног, а Лира — сохранить ее. Эту задачу я один не смогу решить. Решать надо общими силами.

Четвертая картина.

«Не желает»… — смеется, как на нелепость. Разве может кто-нибудь желать или не желать, если того не желает сам король?!

«А, дочь моя» — для всех: не герцогиня, а дочь моя.

Пятая картина.

«Готовы лошади» — обращается не к свите, а к Шуту, прерывая его шутки, а потому нетерпеливо и тихо, с подтекстом — отнесись серьезно.

«Потому, что их не восемь?» — совсем скис, еле сдерживая слезы.

«Вернуть все силою!» — взметнулся, подымая меч. Но былой силы и уверенности нет, и потому прижимается к поднятому мечу щекой:

«Как это?» — в смысле: как это могло случиться, что я оказался так слеп? И, не прерывая мысли, не реагируя на шутку Шута:

«Не дайте мне сойти с ума, о боги!» […]

Девятая картина.

Перед тем как стать в центре, надо попробовать сделать плащом один рывок ветра и потом, закутавшись: «Дуй, ветер…» […]

Уточнить:

«Позор, позор!»

Это все, как было. А дальше:

«А, здравствуй, мой хороший, как поживаешь?» — Шут не двигается. Что это: призрак в ночи? Огляделся, осторожно, одними глазами. Ночь. Буря! Опять посмотрел на Шута. Призрак? Еще раз попробовал осторожно окликнуть привычным: «Как поживаешь?», и после его движения — вздох облегчения: ну, слава богу! — со мной мой человек!