Беседы

— И наш институт тоже, но не только он. Каждый год Министерство объявляет тендер на разработку стандартов. Академия, как правило, является головной организацией, а мы — на субподряде у нашей же академии. Работаем по отдельным направлениям, потому что все на себя мы брать, естественно, не можем. Что касается вопросов, связанных с содержанием образования — разработка примерных программ, структуры основных общеобразовательных программ, результатов образования, системы оценки учебных достижений обучающихся и др. — этим занимается коллектив, который я представляю.

— Как Вы оцениваете компетентностный подход?

— В пределах общего среднего образования, в российской общеобразовательной школе термин «компетенции» начал работать примерно с 2000 г. До этого был ЗУН — знания, умения, навыки. Сам термин «компетенции» родился в США более 40 лет назад в системе профессионального образования. В нашей стране термин успешно работает в сфере обучения языкам также многие десятилетия.

В Соединенных Штатах были проблемы, которых, на мой взгляд, у нас не было никогда: обучающиеся получали более-менее приличное теоретическое образование, но не в состоянии были использовать свои знания на практике. Вот тогда и появился компетентностный подход, предполагающий наличие способности мобилизовывать свои знания и опыт для решения конкретных задач в конкретной ситуации. Другими словами, появилась совершенно естественная потребность сделать так, чтобы знания воплощались в деятельности. Следовательно, нужно было эту деятельность соответствующим образом организовать. Для профессионального образования это чрезвычайно полезная вещь. В средней школе ситуация немножко другая — там мы не только обучаем физике, математике, биологии и т. д., но одновременно занимаемся развитием определенных качеств личности.

— Идет процесс социализации…

— Совершенно верно. И это очень значимая часть образовательного процесса. Может быть, даже основная. Главное в компетентностном подходе — создание педагогических ситуаций, в которых те или иные компетентности должны быть проявлены. В профессиональной сфере, в сфере учения в пределах вуза или школы мы можем это делать. Но как создать ситуации, проверяющие любовь к Родине или чувство ответственности перед родителями, толерантность, сопричастность к чужой боли и т. д.? Работает только та его часть, которая связана с так называемыми учебными и организационными компетентностями.

В старой парадигме это все называется общеучебные умения — те же самые ЗУНы. Через них, через эти ЗУНы, компетенции и проявляются. Тогда их можно зафиксировать и оценить.

— Расскажите о критериальной оценке.

— Идея использования критериальной оценки возникла еще при разработке стандартов первого поколения. В чем она заключалась? Если мы фиксируем обязательный минимум содержания основных общеобразовательных программ и одновременно фиксируем требования к освоению этого содержания (о чем мы уже говорили), то получаем в результате некий уровень, ориентируясь на который можем оценивать: здесь позитив, а тут негатив. Это то же самое, что, например, квалификационные соревнования в спорте.

— Такая планка устанавливается по каждому предмету?

— По каждому. И не столько по предмету, сколько по каждому сюжету обязательного минимума содержания. Мы попытались предложить обществу идею критериальной оценки. Возьмите ЕГЭ: мы предлагали как бы разделить его на две части. Результаты первой оценивать не по 100-балльной системе, а по принципу «зачет — незачет». Если обучающийся получает зачет, то ему выдают аттестат зрелости. Если же он хочет учиться дальше, то это уже конкурсная ситуация, и здесь требуется рейтинговая оценка. Для этого вполне пригодна вторая часть ЕГЭ, которая оценивается при помощи баллов.

— И что в итоге получилось с ЕГЭ?

— Осталась только балльная система, а критериальный подход проигнорировали. Хотя если человек не хочет учиться дальше, почему не дать ему возможность получить этот несчастный зачет? А если завтра у него возникнет желание продолжить обучение, он может пойти и сдать ЕГЭ. Это разрешено.

— А технологически это сложно? Ведь это два разных теста.

— Все элементарно, просто другая идеология — мы много раз пытались это объяснить. Тогда можно было бы увязать в единый комплекс стандарты базового и профильного уровня для старшей школы и единый государственный экзамен. Получилась бы система. Сейчас такой увязки нет, и нам представляется, что дети сильно перегружены. Все равно в вузах начинаются пересчеты баллов, введение всяких коэффициентов, у каждого вуза свои требования.

— Хотели как лучше, а получилось так, как получилось?

— Не могу сказать, что получилось плохо, но этот потенциал не был использован в полной мере.

— Как Вы оцениваете опыт внедрения международного бакалавриата в России?

— Первые программы международного бакалавриата мы рецензировали в конце 1970-х гг. Я тоже в этом участвовал. В годы перестройки мы даже пытались открыть несколько школ международного бакалавриата, но тогда в СССР была десятилетняя школа, а бакалавриат предполагает 12–13 лет обучения. Т. е. возникали сложности правового характера — такая школа стала бы учреждением и не среднего, и не среднего специального образования. Подобное изменение статуса в те времена было невозможно.

И до сих пор с правовой точки зрения в этой сфере не все ясно. Опыт зарубежных школ международного бакалавриата нам очень пригодился. В 2000 г. мы предложили ввести двенадцатилетнюю школу, на эту тему даже книжки были написаны. И хотя съезд учителей в январе 2000 г. единогласно проголосовал за двенадцатилетку, потом ситуация изменилась. Потихонечку-потихонечку все это дело свернули. И тем не менее я убежден, что рано или поздно мы вернемся к концепции двенадцатилетней школы.

Теперь что касается содержания обучения в рамках международного бакалавриата. Для нас наибольший интерес могут представлять две программы для учащихся 11–16 лет и старшеклассников 16–18 лет. Содержание представлено крупными блоками интегрированных курсов. Присутствуют элементы основ наук. У нас другая идеология — фундаментальность, требующая системного подхода. Может быть, поэтому мы выигрываем международные олимпиады, а из 12 российских школ международного бакалавриата среди победителей даже во внутрироссийских олимпиадах я представителей не припоминаю. Но это нужно уточнять. Возвращаясь к содержанию программ IB, хочу отметить как интересный курс «теории познания». Его элементам есть аналоги в нашей школе. Но подход заслуживает большего внимания. Что касается перспектив внедрения IB в России, то тут я пессимист. Наши старшеклассники получают фундаментальное образование по таким предметам, как математика, физика, химия, биология, мы просто не имеем права от этого отказываться. С моей точки зрения, это величайшее наше достижение, и здесь мы до сих пор лидируем.

— Чуть раньше Вы упомянули о пяти уровнях содержания образования. Расскажите об этом поподробнее.

— Я имел в виду требования к уровню подготовки выпускников, о которых мы говорили выше. Но эта концепция не была реализована. В новом стандарте результаты образования описаны в виде трех групп требований: требования к предметным умениям, к общеучебным умениям, или учебным компетенциям, и требования к личностному развитию, интеллектуальному в основном.

Это достаточно далеко от конкретной учебной практики, и поэтому стандарт, по сути дела, превращается в очень красивую декларацию о намерениях. Возникает необходимость превратить его в некий комплекс, включающий кроме самого стандарта систему нормативно-правовых документов, которые позволили бы реализовать эту декларацию о намерениях. У нас в свое время была идея назвать этот комплекс государственным образовательным стандартом и договориться, что декларацию о намерениях принимает Федеральное собрание, а весь комплекс, связанный с ее реализацией, — либо Правительство, либо министерство как представитель исполнительной власти.