Великий Сталин

Причём здесь задевались интересы сразу двух, если не трёх или четырёх, могучих сил.

Во-первых, больно задевались интересы самих упомянутых выше «верхов» и их не менее влиятельного окружения. Несмотря на чистки 30-х годов, даже в начале 50-х годов достаточно было посмотреть на пофамильные списки советских «верхов» и их окружения в науке, в управлении – государственном и хозяйственном и особенно – в сфере формирования общественной атмосферы, то есть в литературном «цехе», в печати, кинематографе, на эстраде, чтобы понять, насколько было велико влияние евреев в советском обществе. В том не было бы, может быть, ничего дурного, если бы не несомненные, пусть внешне и не проявляющиеся, симпатии к Западу, к Израилю, к США. Например, демобилизовавшийся поэт-переводчик М.Д. Зисман из Киева в узком кругу говорил:

«Советский Союз – это изолгавшаяся страна, страна мрака и ужаса. В СССР все находятся в рабстве. Господствует крепостное право. Людям нашим живется хуже, чем крепостным. Коммунистическая партия – это партия шкурников… хотел, чтобы прилетели американские «летающие крепости» и английские «ланкастеры» и смели с лица земли украинско-антисемитское гнездо – Киев».

Подобные слова, произнесённые тогдав большинстве застольных компаний в СССР, стоили бы Зисману даже не вызова в местное управление МГБ, а в кровь разбитой физиономии. Однако во вполне определённой среде они встречали сочувствие. При этом у многих влиятельных советских евреев были за границей влиятельные же родственники. Да, родственников за границей имели не только евреи, но и латыши, литовцы, армяне… Однако представители этих и других народов СССР и близко не имели того влияния на жизнь огромной страны, которым обладала советская еврейская элита. Так что не «кровавые чистки», но некие кадровые чистки в виде направления в запас, в отставку, на пенсию, вывода из режимных организаций, перевода на «низовую» работу были, увы, необходимы.

Однако все эти меры задевали также интересы могучих внешних сил, начиная с Золотой Элиты мира и заканчивая спецслужбами Запада. Они лишались в СССР каналов информации и каналов влияния. При этом советские еврейские «верхи», по сути, предавали, как это уже было сказано, «низы» советских евреев. Действия и симпатии «верхов» набрасывали тень на «низы».

Узел к началу 1953 года завязался туго, и его надо было развязывать. Так что отнюдь не случайно в конце января 1953 года жена Молотова Полина Жемчужина, чья фамилия была русифицированной версией её еврейской фамилии Перл, была вновь арестована в ссылке и этапирована в Москву.

С одной стороны, Жемчужина-Перл обладала несомненными запасами советского патриотизма и антисталинисткой не была – напротив, её поведение уже после 1953 года (умерла она в 1970 году) доказывает обратное.

С другой стороны, она знала многое – достаточно сказать, что во время пребывания Голды Меир в Москве обе женщины нередко встречались и вели долгие беседы на идиш. А арестованные по «делу врачей» евреи-врачи показывали на Жечужину как на еврейскую националистку.

Тем не менее было весьма вероятным, что в ситуации, когда надо будет выбирать между верностью «крови» и верностью Советскому Союзу и партии, Жемчужина выбрала бы второе. А тогда многие, ещё неясные, «цепочки» могли быть продолжены далее и далее. И кусочки «мозаики» могли бы начать складываться для МГБ и Сталина в некую цельную картину.

Эта возможная перспектива ситуацию также обостряла и динамизировала.

«Дело врачей» выводило на Жемчужину, однако вполне не исключённые искренние признания Жемчужиной могли повести дальше не только «дело врачей», хотя оно и само по себе говорило о многом.

Предельно коротко это «дело» – в его «демократической» версии – можно изложить так. В недрах МГБ СССР возникла мысль сфальсифицировать некий заговор группы ведущих советских медиков, отвечающих за состояние здоровья руководителей государства, и сделать их ответственными за смерть А.С. Щербакова и А.А. Жданова, якобы умышленно умерщвлённых путём заведомо неправильного лечения. «Маниакальный параноик» (или «параноидальный маньяк»?) Сталин ухватился за эту выдумку. И – в результате не только доброе имя, но и жизнь ни в чём-де не повинных людей оказалась висящей на волоске. Сталин-де всеми силами ускорял «следствие» по этому полностью вымышленному «делу» и установил жёсткие сроки: суд над врачами 5–7 марта, казнь (по версии ранее упоминавшегося «работника ЦК Н. Полякова» – на Лобном месте) 11–12 марта.

Арно же Люстигер, например, описывая якобы истоки «дела врачей», сообщает, что в начале 1952 года врач Сталина В.Н. Виноградов «впал в немилость, так как рекомендовал диктатору полностью устраниться от политической деятельности, чтобы поберечь сильно подорванное здоровье». И «параноик Сталин истолковал это как попытку лишить его власти и пригрозил министру госбезопасности С.Д. Игнатьеву, что и его постигнет судьба В.С. Абакумова, если он не разоблачит закулисных руководителей заговора врачей». С того, мол, и началось… Да ещё и донос М.Д. Рюмина на Абакумова, где шла речь о признаниях умершего в ходе следствия врача Этингера, тоже-де пригодился…

К сожалению, о «деле врачей» не написано ни одной честной книги, хотя только за период с недоброй памяти 1991 года было опубликовано, причём «демократическими» историками, много документов, заставляющих как минимум усомниться в истинности изложенных выше версий.

Не имея намерений подобную книгу писать, я ниже приведу лишь некоторые факты, относящиеся к этому «делу», источниками которых будут труды или сборники документов, авторы или составители которых исключительно лояльны по отношению к «жертвам Сталина» и полностью нелояльны по отношению к самому Сталину.

В качестве же своего рода эпиграфа к этому «делу» я приведу резолюцию Сталина на записке заместителя председателя СНК СССР А.Я. Вышинского о смерти народного артиста СССР Бориса Щукина, скончавшегося в ночь на 7 октября 1939 года, и об организации государственных его похорон.

Щукин был выдающимся актером, блестяще сыграл роль Ленина, и Сталин на записке Вышинского написал:

Провели тогда такое расследование или нет, я не знаю. Но сам факт того, что Сталин в чисто деловом, не предназначенном для чужих глаз, документе высказал подобное сомнение, кое о чём говорит. Не так ли? Причём в ходе работы над этой книгой я отыскал в воспоминаниях Михаила Ромма, снявшего два наиболее значительных фильма о Ленине – «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году» (оба названия принадлежат, к слову, Сталину) – любопытную дополнительную информацию. Ромм пишет:

«Уже на картине «Ленин в Октябре» Щукин часто жаловался на здоровье. На «Ленине в 1918 году» ему стало ещё хуже. У Щукина постоянно болела печень… Он всё время жаловался на сердце, а его считали мнительным; врачи полагали, что сердце тут ни при чём, а лечили печень. Впоследствии оказалось, что Щукин был прав – у него действительно был какой-то дефект сердечной деятельности, результатом чего явился отек печени. Лечить-то надо было сердце, а не печень…»

Надеюсь, всё значение этого свидетельства читатель оценит чуть позже – когда познакомится с тем, как кое-кто «лечил» кое-кого в Москве уже позднее. Преждевременную смерть Щукина можно было бы отнести к разряду нелепых случайностей… Но вспомним, что в ответ на сетования Будённого по поводу «нелепой» гибели Артёма (Сергеева) Сталин заметил: «Если случайность имеет политические последствия, то к такой случайности нужно присмотреться».

А ведь «неожиданная» смерть Щукина имела тоже немалые политические последствия, ибо Щукин был тогда больше, чем просто великий актер, что видно из следующего места воспоминаний М.И. Ромма: