Великий Сталин

Первые два греха были давними и относились к 1944-му и 1949 году. Третий – более свежий – имел предысторию, относившуюся к 1945 году.

Тогда Молотов тоже неосторожно намекнул корреспонденту из США, что Советский Союз мог бы ослабить цензурный режим «на условиях взаимности», и Сталин был просто-таки разгневан. 5 декабря 1945 года он направил с юга шифровку вначале Молотову, Берии, Микояну и Маленкову, а 6 декабря – уже только Маленкову, Берии и Микояну, где выговаривал всем трём за «наивность», критиковал Молотова и писал:

Теперь история повторялась, но все было сложнее – Молотов выбивался из «железной» рабочей «обоймы» и, что называется, «плыл». Недаром ещё в 1945 году Сталин сомневался в его окружении. К тому же жена Молотова Полина Жемчужина, до мая 1948 года начальник Главного управления текстильно-галантерейной промышленности Минлегпрома РСФСР, в январе 1949 года была арестована и в декабре 1949 года осуждена на пять лет ссылки, причём – за дело. В итоге быт Молотова был неустроен, и оптимизма ему это не прибавляло. С другой же стороны, он часто и много бывал за границей, в США, и невольно подпадал под «скромное обаяние буржуазии». Ведь по трущобам западных городов Вячеслава Михайловича не возили – даром, что и вообще все нищие регионы планеты тогда уже можно было считать «задним двором» Запада и США.

Имелись проблемы и с Микояном – тоже не чуждым скепсиса по отношению к перспективам СССР в сравнении с витринами центральных авеню Нью-Йорка. Поэтому Сталин не забыл помянуть недобрым словом персонально и Анастаса Ивановича, старого, но очень уж изворотливого своего соратника.

Однако и после критики Сталина Микоян и Молотов остались «при деле». 27 октября 1952 года Постановлением Бюро Президиума ЦК КПСС на Молотова было возложено «наблюдение за работой всех видов транспорта, Министерства связи и Комиссии ЦК по связям с иностранными компартиями», а на Микояна – «руководство работой всех видов министерств: пищевой промышленности, мясо-молочной промышленности и рыбной промышленности». Это было не так уж и мало – при желании работать всерьёз.

Не выпал из высшей руководящей «обоймы» и Климент Ефремович Ворошилов.

В записи Л.Н. Ефремова есть описание и того знаменитого сейчас момента, когда Сталин, после предложения с места избрать его вновь Генеральным секретарём ЦК, весьма настойчиво – дважды – попросил освободить его и от обязанностей Генерального секретаря ЦК, и от обязанностей Председателя Совета Министров СССР, сказав: «Я уже стар. Бумаг не читаю. Изберите себе другого секретаря».

Исходной точкой извращённого описания этого, эмоционально действительно насыщенного момента у различных авторов типа Радзинского стало, скорее всего, «художественное» описание его Константином Симоновым. Он картинно расписал и «выразительно воздетые руки» возражающего Маленкова, и «ужасное выражение» его якобы смертельно испуганного лица, но вряд ли был в своих «воспоминаниях» точен.

Так или иначе, после протестов Маленкова, Берии и маршала Тимошенко, резонно заявившего, что «народ не поймёт этого», Сталин уже не просился в отставку, долго стоял, глядя на аплодирующий ему зал, потом махнул рукой и сел.

А ещё до этого он по бумажке, вынутой из кармана френча, зачитал те предложения по расширенному составу Президиума ЦК и по Секретариату ЦК, которые были Пленумом приняты и которые я уже привёл выше.

После зачтения их Сталин заметил, что в списке находятся все члены Политбюро старого состава, кроме Андреева, и прибавил: «Относительно уважаемого товарища Андреева всё ясно: совсем оглох, ничего не слышит, работать не может. Пусть лечится».

Андреев, впрочем, прожил до 1971 года, скончавшись 76 лет от роду.

Попытку Сталина уйти от формального руководства сегодня представляют – не без влияния позднейших «воспоминаний» Симонова – как некий «иезуитский» ход по зондажу истинного положения вещей и настроений в «верхах». Но Сталин – вне сомнения – был искренен. Он ведь всё равно остался бы Сталиным и продолжал бы быть окончательным арбитром во всех спорах, а к тому же…

К тому же таким образом он почти автоматически обеспечивал бы себе вариант скорого «ухода в Советскую власть» путём перехода в юридические главы государства.

Но и Семён Константинович Тимошенко был прав – народ бы этого не понял. Надо было некоторое время подождать – хотя бы до очередной сессии Верховного Совета.

Наводят тень на ясный день и в вопросе о расширенном списке Президиума ЦК, предложенном Сталиным. В «воспоминаниях» Хрущёва прямо заявлено, что Сталин якобы не мог знать большинство из тех, кого он предлагал избрать, и что этих никому якобы неизвестных «новичков» Сталину не рекомендовали ни Хрущёв, ни – по словам Хрущёва – Маленков и Берия.

Мемуары – вообще редко достоверный источник, хотя изучать их приходится. Но что касается «мемуаров» Хрущёва, то как однозначно низкий культурный уровень их номинального «автора», так и сам характер этих «мемуаров» лично меня убеждает в почти полной их фальсификации. «Мемуары» Хрущёва, на мой взгляд, являются неглупо сконструированным элементом психологической войны против социализма. Это не всегда просто доказуемо, но в данном случае ложь Хрущёва и его «соавторов» устанавливается на редкость легко – простым поименным анализом общественного положения на осень 1952 года всех, кого рекомендовал Сталин. Все они – без исключения – так или иначе не могли не находиться в поле прямого зрения Сталина.

Но это была, так сказать, руководящая «массовка». Не менее важным обстоятельством после съезда стало то, что Пленум ЦК сформировал «руководящую пятерку»: Берия, Булганин, Маленков, Сталин, Хрущёв.

Берия стоял здесь на первом месте, Хрущёв – на последнем. Но объяснялось это всего лишь порядком букв алфавита, с которых начинались их фамилии.

А в самом конце 1952 года – 30 декабря – исполнилось 30 лет со дня образования СССР. Но особых торжеств по этому поводу не было, лишь в «Правде» была опубликована статья Поскрёбышева «Великое многонациональное государство».

Впрочем, вдруг стало не до юбилеев – события начали убыстряться. Внутриполитическая ситуация завязывалась в странный, но тугой узел. В книге уже упоминавшегося мной ранее Р.К. Баландина «Маленков» совершенно верно подмечено, что доклад Маленкова (точнее будет сказать: доклад Сталина, Маленкова, а также – в той или иной мере – остальных членов Политбюро и ряда работников аппарата ЦК) должен был усилить потаённые антисталинские настроения среди партийной номенклатуры, поскольку Сталин пресекал коррумпционные тенденции и вынуждал руководителей всех уровней много работать при сравнительно небольших льготах.

Это было действительно так – Р.К. Баландин лишь забыл прибавить, что речь Поскрёбышева оказалась в этом отношении ещё более «знаковой». И поскольку «вечный» бой, данный в очередной раз «партоплазме» на съезде и пленуме, Сталин был склонен развернуть в серьёзную политическую битву, потаённые антисталинские настроения среди партийной номенклатуры должны были не просто усилиться, а обрести особый накал. Накопившиеся страсти и амбиции – злобные, мелочные, мещанские, потребительские – должны были найти свой логический выход.

А логическим выходом была смерть Сталина.

Глава десятая

Зима 1952/53 года… Чего боялись «верхи» советского еврейства…

Евангелие от Матфея (гл. 21, стих 12) сообщает нам: «И вошёл Иисус в храм Божий, и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков…»